– По поводу вас? Сомер качает головой: – Нет. По поводу моего парня. По поводу того времени, когда они вместе работали. Галлахер озадачена: – Вместе работали? Когда это было? Сомер чувствует, как начинают гореть щеки. По спине катится пот. – Не знаю. Галлахер явно сбита с толку: – Но вы же наверняка спрашивали у… Джайлса, верно? Что он говорит? Теперь щеки у Сомер просто пылают. – Я не говорила с ним об этом. Галлахер вздыхает. Очевидно, за всем этим кроется нечто большее, нечто такое, что не совсем удобно вытаскивать на свет. – Ну, как бы там ни было, но я точно знаю, что детектив-сержант Кинг никогда не работал в полиции Хэмпшира. Наверняка случилось какое-то недопонимание, потому что детектив-сержант Кинг говорит, что вы в тот момент обсуждали дело Эммы Смит… Она замолкает; Сомер неожиданно подносит руку ко рту, сглатывает, как будто пытается сдержать тошноту. – Думаю, мэм, – тихо говорит она, – думаю, я действительно все не так поняла. То, что сказал детектив-сержант Кинг, должно быть, относилось к детективу-инспектору Фаули. – К детективу-инспектору Фаули? А при чем тут он? Ведь он же не ваш парень… – Галлахер опять замолкает, считает до десяти, потом делает глубокий вздох. – Если только вы не хотите мне сообщить, что между вами двоими что-то есть. Сомер энергично мотает головой и наконец-то смотрит ей прямо в глаза. – Нет. Между нами ничего нет и никогда не было. Но несколько месяцев назад ходили слухи… кое-кто думал… – Она в отчаянии всплескивает руками. – Он поддержал меня… привел меня в убойный отдел… вот они и подумали… ну, вы понимаете. Галлахер медленно кивает; она все отлично понимает. Насчет не конкретно этой ситуации, а «всего такого». Обычное предположение – обычное даже для тех, кто не считает себя сексистом, – что привлекательная и амбициозная женщина использует постель для продвижения по службе. Она и сама не раз сталкивалась с этим в своей карьере, но надеялась, что подобные архаичные взгляды вымерли вместе с динозаврами. – Что конкретно сказал детектив-сержант Кинг? Сомер опускает взгляд: – Он сказал, что считает, что если б я покончила с ним, то добилась бы гораздо большего. Что пусть он и «чертов детектив-инспектор», но он все равно ублюдок. Галлахер вздыхает. Нет надобности говорить, что версия Кинга сильно отличается, хотя, если учесть, с каким ожесточением он охотится на Фаули, версия Сомер ближе к правде. Но даже если она сможет это доказать, Сомер все равно нет оправданий. – Ладно, – говорит она. – Ситуация следующая. Я уже переговорила с детективом-сержантом Кингом, и он не настроен решать все неформально, что вызывает сожаление, и, если он не передумает, придется инициировать официальное расследование неправомерных действий. Сомер, сникая, кивает. – Я не могу никак на это повлиять, даже если б хотела. Как бы то ни было, суперинтендант Харрисон уже принял решение передать дело в отдел профессиональной этики. Так что сейчас от вас требуется как можно скорее переговорить с представителями Федерации полиции – сегодня, если получится. Подробно расскажите им, что произошло. Во всех деталях: какие слова он произносил, какие предположения делал – все. Вы поняли, что я вам говорю? Сомер опять кивает. – Я не буду рекомендовать временное отстранение… Сомер охает – но разве она не понимала, что такое возможно? – …но предложу временно перевести вас на другие обязанности. В настоящий же момент, вот прямо сейчас, идите домой и свяжитесь с представителями Федерации. У вас чертовски утомленный вид. Сомер ничего не говорит. В ее поведении, в ее апатии есть нечто, что заставляет Галлахер задаться вопросом… – Эрика, вы в порядке? Есть ли что-то, что я должна знать? Что-то, что может повлиять на ваше дело? Сомер качает головой: – Нет, мэм. Ничего нет. * * * Справедливости ради стоит сказать, что сегодня у Ричарда Йейтса из «Оксфорд мейл» новостей мало. Есть много способов сказать «фу, ну и жара», на самом деле не говоря «фу, ну и жара», и при наличии обычной сезонной чуши выбор невелик настолько, будто его высушило жарой. Йейтс лениво просматривает последние пресс-релизы, но там ничего стоящего; очередной раунд съемок «Индевора» на «новость» точно не тянет, а что же до почетного звания Мартина Скорсезе, он уже выжал из этого все возможное, а его предложение провести «Глас народа» на стоянке такси у вокзала было категорически отвергнуто («Эд, хватит ссылок на «Таксиста» – так с огромным удовольствием написал редактор в «Месседжпэде» Йейтса). Он откидывается на спинку кресла и неспешно крутится из стороны в сторону. Звонит его мобильник, но он не бросается к нему. Если вспомнить, какой сегодня неудачный день, то наверняка звонит мама. – Дик, старина, как ты? На свете есть только одни человек, который называет его так. И каждый раз это приводит его в бешенство, но то, что это за человек, вынуждает его прикусывать язык. – У тебя для меня что-то есть? – Конфиденциально, ясно? Я серьезно. Потому что, если всплывет, что ты узнал это от меня, меня возьмут за задницу. Йейтс садится прямо и приводит «усики» в полную готовность. – Угу, угу, – как можно небрежнее говорит он. – Когда я тебя подводил? На другом конце вздох. – Ладно. Просто должен был сказать об этом. Йейтс подтягивает к себе блокнот. – Так что у тебя? – Эмма Смит. Мы кое-кому предъявили обвинение. – Тому сорокашестилетнему типу, что вы арестовали? – Верно. Мы не будем выступать с заявлением, но завтра рано утром он предстанет перед судьей, так что постарайся быть на месте, ясно? И прихвати с собой фотографа. Йейтс быстро записывает: – Ты считаешь, что он точно тот самый? На другом конце слышится самодовольство, которое ни с чем не спутаешь. – О, это точно наш человек. Но главное не в этом. А в том, кто он такой. Честное слово, старина, это самая настоящая бомба для первой страницы. Йейтс крепче сжимает трубку: – Ты хоть намекнешь или и дальше будешь дразнить меня? – Если намекну, ты все равно не сможешь выдать новость раньше времени, понятно? Тебе придется дождаться расписания судебных заседаний. Безопасность на этом заседании будет надежнее, чем у папы римского. – Угу, угу… Глухой смешок. – Скажу так: что может быть хуже, чем крушение жизни и карьеры некоего Адама Джона Фаули? Йейтс хмурится. Он знает это имя. Каждый журналист в городе знает это имя. – Подожди, ты серьезно… – Абсолютно, старина. Именно это я и говорю тебе. Что за ублюдок изнасиловал и убил Эмму Смит? Детектив-инспектор Адам Фаули. * * * – Я хотел «Чириэс»[77], – говорит Бен, стоя у открытого шкафа. Он только что вернулся с велосипедной прогулки, весь потный, пыльный, и ищет, чем бы побыстрее восполнить углеводы. – Но они закончились.