Я вздрагиваю при звуке маминого голоса. Поднимаю голову, но рядом никого нет. Ее голос казался таким реальным, но она уже давно умерла. Время от времени мне чудится, будто я слышу ее голос, словно она все еще здесь, заправляет мои длинные волосы за ухо и говорит мне, что все будет хорошо. «Скажи мне, что не так, – обычно говорила она. Мама всегда знала, если что-то случалось, даже когда я пыталась это скрыть. – Ты можешь рассказать мне все, что угодно, милая». Что угодно… Если б она все еще была жива, смогла бы я рассказать ей все? Если б она все еще была жива, дошла бы я до такого? Нет… никогда. Я стала бы гораздо лучшей матерью, если б она все еще была рядом. Она была идеальной, у нее все получалось само собой. Она бы знала, что делать. Пожалуйста, мама. Скажи мне, что делать. Дженнинг шумно втягивает воздух носом. Я оглядываюсь и вижу, что он стоит по другую сторону кухонного островка, недалеко от того места, где большая оранжевая печь излучает тепло. Рисунок Фрейи горделиво прикреплен магнитом к вытяжке над печью. Наша неидеальная семья из корявых фигурок. Моя голова пульсирует болью. – Извините, у меня начинается мигрень. – Все в порядке. Пожалуйста, не извиняйтесь, мисс Уильямс. Я понимаю, что вам трудно. Делайте все, что вам нужно. Это ваш дом. Он отводит взгляд от моего лица. – Что там произошло? – спрашивает он, указывая вниз, справа от меня. Вот дерьмо. Я совсем забыла про шкафчик. Не более получаса назад я со всей силы своего горя пнула шкафчик под раковиной. Но открывая его, чтобы достать парацетамол, я не обратила внимания на то, что дверца заедала, дерево грубо скребло по дереву. Раньше дверца открывалась плавно, пока я не вышибла из нее дух. – Простите. – Опять это слово. – Когда я не смогла ее найти… я вышла из себя. – Что случилось со шкафчиком? – Я пнула его. Несколько раз. Я просто не могу понять, что произошло. Как я ее потеряла? – Мои губы дрожат, а руки взлетают к лицу, прикрывая глаза. – Я так расстроилась, что пнула его. Дженнинг подходит ко мне и осторожно кладет руку мне на плечо. От него пахнет сигаретами, застоявшимся дымом. Дурная привычка. Но они есть у всех. – Мне так жаль, что это происходит с вами, мисс Уильямс, но мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти вашу дочь. Хорошо? Я убираю руку от глаз и подношу ее близко к губам, ощущая свое прерывистое дыхание, жаром опаляющее ладонь. – Хорошо, – эхом повторяю я. Нас прерывает громкий стук в дверь. Мое сердце подпрыгивает. Фрейя. Наверное, кто-то нашел Фрейю. Она бродила по полям соседней фермы или играла на тропинке, по очереди засовывая то в карман, то в рот ягоды ежевики, растущей в зарослях на обочине узкой колеи… Я медлю. Всего на мгновение мое тело повиновалось инстинкту – обманутое моими собственными историями – и поверило. Но все равно я отчаянно пробегаю остаток пути к входной двери. Полиция уже здесь. За мной наблюдают. Если б она действительно пропала, я бы сломя голову неслась к двери. На пороге стоит Эйден с налитыми кровью глазами. На нем выцветшие серые брюки от спортивного костюма, в которых он обычно ходит по дому или занимается ремонтом. И только фланелевая рубашка, без пиджака, пуговицы на ней застегнуты неправильно, должно быть, Эйден натянул ее в спешке, так что весь воротник перекосило. Эйден облачен в панику последнего часа, как в тяжелое пальто, и его плечи ссутулились. Размытый утренний пейзаж резко возвращается в фокус. Это не дурной сон. Это вообще не сон. 7 – Она здесь? – хрипло спрашивает он. Голос Эйдена обычно гремит в любом пространстве, но сейчас он звучит слабо. Устало. Встретившись с Эйденом взглядом, я, не в силах что-то ответить, качаю головой. Опустив голову, он начинает плакать. Я ожидала криков, выплеска ярости, но их нет. Это гораздо хуже. – Я думал… я думал, что ты, возможно, уже нашла ее. Я гляжу себе под ноги на цементный раствор между камнями, не желая смотреть Эйдену в глаза. Он еще не сердится, но это может быть лишь вопрос времени, буквально нескольких мгновений. Именно сиюминутный ужас не дает его гневу вырываться наружу и сбить меня с ног. Эйден напомнит, что не хотел оставлять Фрейю здесь. Я убедила его позволить мне присмотреть за дочерью. Он знал, что мне все еще нельзя доверять. – Что случилось, Наоми? Как это произошло? – Я… – Мистер Уильямс? – возник рядом со мной Дженнинг. – Да? Дженнинг отступает в дом, подальше от двери, жестом приглашая Эйдена войти. Я тоже отступаю назад, не отрывая взгляда от затирки швов между камнями, как будто эти изогнутые линии раскроют все секреты мира, если только я достаточно сосредоточусь. Эйден переступает порог, его взгляд беспокойно мечется по сторонам. Мой бывший муж закрывает за собой дверь, и она сердито хлопает, оглушив нас. Дом знает, что я натворила. Мы трое стоим в тишине, ожидая, когда кто-нибудь заговорит. – Итак, мистер Уильямс… – Зовите меня Эйден, детектив. – Эйден. Я детектив-сержант Дженнинг. Я возглавляю поиски вашей дочери. Эйден прикрывает глаза рукой, и его новенькое блестящее обручальное кольцо сверкает на солнце. Он что-то шепчет, хотя я не могу разобрать слов. – Простите? – Дженнинг наклоняет голову. – Эйден, вы что-то сказали? Эйден пытается прочистить горло гортанным кашлем, но у него все равно с трудом получается выталкивать слова изо рта – его душит печаль. – Я сказал, что не могу поверить, что это происходит. – Он опускает руку, открывая темные ресницы, слипшиеся от слез. – Я готов на все, чтобы вернуть ее. Пожалуйста, – хрипит он. – Пожалуйста. Пальцы моей опущенной вдоль тела руки сгибаются и задевают ногу. Мне хочется потянуться и взять Эйдена за руку. Я хочу утешить его – притянуть к себе и рыдать в его объятиях. Но я не могу. Он не мой муж, и я больше не его жена. Теперь у него есть другая. Новенькая блестящая женщина, которая предложит ему утешение. У этой жены нет моих недостатков, которые так часто расстраивали Эйдена, – как смазанные пятна на стеклянном столе, которые никогда не получается полностью вытереть. – Мисс Уильямс? Дженнинг снова наблюдает за мной. Постоянно наблюдает. Он обратился ко мне? Задал вопрос? Похоже, что так, потому что Эйден тоже смотрит на меня, склонив голову набок. – Простите, – шепчу я. – Я прослушала, что вы сказали. – Я говорил Эйдену, что вы оба можете побыть в одной из комнат, пока мы обыскиваем дом. Мое сердце глухо колотится. Тук, тук, тук. Почти синхронно с качающимся маятником высоких напольных часов, неторопливо отмеряющим время. Тик, тик, тик. Кажется, будто тиканье замедляется и становится громче, каждое колебание маятника занимает уже не секунды, а минуты и часы, и вот Эйден и Дженнинг уже превращаются в застывшие образы, раскачивающиеся взад и вперед, – моя жизнь остановилась. Может, если время замедлится еще больше, оно начнет поворачиваться вспять: обратно через ужас этого утра, падение Фрейи, через темноту ночи, когда мать и дочь крепко спали, и все вернется к прошлому вечеру, к той секунде, когда таблетки оказались у меня в руке. Обещаю, что больше никогда не приму ни одной таблетки. Просто верните ее мне. Пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. – Мисс Уильямс? – Дженнинг хватает меня за плечо, возвращая в настоящее. Время возобновило свой обычный темп. – Извините… Сколько времени займет поиск? В доме? – Не думаю, что он продлится слишком долго. Я машинально киваю. Эйден вдыхает – вдох настолько глубокий, что его слышно, – и сжимает губы, прежде чем выдохнуть. Он хочет что-то спросить. Я всегда это по нему вижу. Как будто он обдумывает вопрос и возможный ответ еще до того, как его озвучит. Просчитывает варианты. – Моя жена ждет в машине, – наконец произносит он. – Ничего, если она войдет? Его жена. Он привез ее сюда. В наш дом. Мой дом. Дженнинг чешет подбородок и стреляет глазами в мою сторону. – Да, с нашей стороны нет никаких возражений. Мисс Уильямс? Эйден сделал это нарочно. Он в присутствии Дженнинга спросил, может ли она зайти внутрь, чтобы я не поднимала шума. Не отказалась впустить ее. А если б я это сделала, – если б я бросилась на пол, как ребенок, и закричала, что ей здесь не рады, – стал бы кто-нибудь винить меня? Отреагировал бы Дженнинг вообще? – Конечно, – отвечаю я ровным голосом. – Не может же она просто сидеть в машине.