Я очень не хочу рассказывать эту историю. Но расскажу. Еще несколько минут. Тогда у них будет то, что им нужно, и они уйдут. И я смогу решить, что делать. – Я вернулась в дом. Подумала, что она, возможно, вошла, а я не заметила. Я позвала ее по имени, но она не ответила. Она любит играть в своей комнате, поэтому я сначала поднялась туда, чтобы проверить. Я проверила все наверху… Ее нигде не было. – А внизу вы искали? Образ Фрейи, лежащей у подножия лестницы, пронзает меня болью: пощечина, которую ты должен ожидать, но не предвидишь. – Мисс Уильямс? Полицейские терпеливо ждут, наблюдая за мной, пока я уставилась прямо перед собой невидящим взглядом. Я их не замечаю. Они просто тени, скрытые за Фрейей, которая лежит как сломанная кукла – конечности согнуты и обмякли. – Что случилось потом? – Тогда я… я спустилась вниз и обыскала все вокруг. Здесь, на кухне, в маленькой комнате, в столовой, в туалете. Затем я снова обошла весь дом и заглянула во все ее места для пряток… Дженнинг слегка хмурится, на его лице мелькает гримаса замешательства. У него нет детей. – Ей нравится прятаться. Дети любят прятаться. – Значит… вы искали везде и не смогли ее найти. – Да. – Вы снова выходили на улицу? Мы заметили, что за домом есть лес. Вы искали там? Лес. Рука Фрейи, которая безвольно повисла и яростно раскачивается, ударяясь о мою ногу. Ее широко раскрытые глаза, глядящие в небо. Едкий привкус тошноты заполняет мой рот. – Нет. – Я сглатываю, но мой рот наполняется слюной. – Я дошла только до реки. Я испугалась, что она могла упасть в воду. Но она не пошла бы в лес одна. – А могла ли она упасть в реку? – Ее там не было. – Могло ли ее унести вниз по течению? – Река в той части, где она протекает по нашей территории, очень мелкая. Мельче, чем по щиколотку. И я не думаю, что Фрейя смогла бы перелезть через забор. Но она в любом случае не пошла бы к реке. Или в лес. – Вы уверены? – Она очень робкая. Всего боится и ненавидит эти леса. – Мой голос срывается, горло сжимается, когда горе разрастается в груди. – Ей даже со мной не нравится туда ходить. – Ясно. Итак, что вы делали затем? – Я позвонила Эйдену и спросила его, не приезжал ли он забрать ее из… – А он мог это сделать? – перебивает меня Дженнинг, выпрямляя спину. Его голос изменился. – Я… я не понимаю вопроса. – Для мистера Уильямса в порядке вещей приехать к вам домой и забрать дочь без вашего ведома? – Нет… Он никогда не делал этого или чего-то подобного, но я… я просто пыталась придумать возможное объяснение тому, куда она делась. Мы не договорились о времени, когда он заедет за ней, поэтому я подумала, что, возможно, Эйден приехал за ней, и она услышала его машину. Побежала к нему вокруг дома или что-нибудь в этом роде. – И что ответил мистер Уильямс? – Он ответил «нет». Потом сказал мне, что выезжает, и попросил позвонить в полицию. Я позвонила вам, как только мы завершили разговор. – А есть ли кто-нибудь еще в семье, ваш парень, бабушки и дедушки, кто мог прийти и забрать Фрейю? – Нет, – шепчу я. – Никто бы просто так не забрал ее, не сказав мне. Дженнинг пристально смотрит в свой блокнот, пишет несколько строк, затем снова поднимает взгляд на меня. Его лицо мгновенно становится более расслабленным, брови разглаживаются, как будто сам процесс записи информации, которую он собирает, снимает часть груза ответственности. – Насколько легко было бы кому-то получить доступ к вашему участку, Наоми? – Очень легко. Он ничего не говорит, но продолжает наблюдать за мной. Хочет, чтобы я ответила более подробно. – Ну, по пути от дороги к дому нет ворот или ограды, и нет ничего, что могло бы помешать кому-то выйти на подъездную дорожку и обойти дом. – А не мог кто-то подойти к дому сзади, а не спереди? – Мог. – Сколько акров занимает ферма? – Она довольно маленькая. Двадцать один гектар. Чуть больше пятидесяти акров. – И она обнесена каким-нибудь забором? – Только по границе территории. И есть довольно много общественных пешеходных дорожек, которые проходят прямо через нее. Дженнинг снова опускает взгляд в блокнот. Провожу по царапине на своей руке, и кожу покалывает, когда палец скользит по ней. Края ранки набухли и кровоточат. Я опускаю рукава кардигана, чтобы прикрыть руки, и плотнее прижимаю ткань к телу, обхватывая себя за плечи: мне так холодно. Сбоку от большого пальца отслоился небольшой кусочек кожи. Я подношу руку ко рту и пытаюсь откусить заусеницу, но она не отрывается. – Ладно. Я отправлю констеблей Каллаган и Денвера оцепить территорию, если вы не против. Леденящая паника пробегает по моим рукам, кожа становится холодной. Они не собираются уходить. Но мне нужно время: нужно придумать, что делать, как вернуться к ней и исправить то, что произошло. Нужно убедиться, что я смогу обеспечить ее безопасность. Но я здесь в ловушке. А Фрейя где-то там. – Я не возражаю, – отвечаю я, и мой голос срывается. – А затем мы проведем тщательный обыск в доме, а другая команда обыщет территорию фермы и лес. Лес. Вся кровь отхлынула от моего лица. Могут ли они заметить? Всего через несколько коротких часов земли, окружающие ферму – поля, фруктовый сад, амбары и леса, – будут кишеть полицейскими, чья единственная цель – найти Фрейю. Найти ребенка, который, по их мнению, пропал без вести. Найти ребенка, которого уже нет в живых. Я должна им все рассказать. Я сделала кое-что ужасное. Просто скажи это. Есть кое-что, что я должна вам рассказать. – Вы хотите выйти через переднюю дверь или через заднюю? Я слышу слова, когда они срываются с моих губ, но мой голос звучит так, будто не принадлежит мне. – Подойдет любой вариант, – отвечает женщина-констебль. – Внимательно смотрите под ноги, – напутствует Дженнинг. Они кивают в ответ на его строгий приказ. Мое тело машинально двигается через прихожую, чтобы провести констеблей на кухню. Открывая заднюю дверь, я отступаю в сторону, чтобы пропустить их. Теперь ты никогда не сможешь сказать им правду. Никто никогда меня не поймет. Возможно, поняли бы, если б я рассказала правду с самого начала. Но никто не поймет этой лжи. Особенно, если полиция начнет копаться в моем прошлом. Они заберут обоих моих малышей. А я никому не позволю забрать моих детей. Я этого не допущу. Качаю головой, выныривая из потока мыслей. Дженнинг расхаживает по кухне, двигаясь целенаправленно и осматривая все, от потолка до пола. Я подхожу к раковине и рывком открываю шкафчик. Просовываю руку за груду чистящих средств и шарю вокруг, пока пальцы не натыкаются на полупустую упаковку парацетамола. Открыв кран, жду несколько секунд, позволяя струе воды остыть, затем набираю воду в сложенную чашечкой ладонь и запиваю две таблетки. Начинающаяся мигрень тупой болью пульсирует в районе лба, и она будет быстро усиливаться, пока мне не останется ничего, кроме как лежать в спальне с закрытыми шторами и маской для сна на глазах. Побочный эффект снотворного. Я закрываю глаза и прислоняюсь лбом к шкафчику рядом с раковиной. Зачем ты это делаешь, дорогая?