– В ее возрасте это абсолютно нормально, разве нет? – Ненормально спрашивать у четырнадцатилетнего внука, не хочет ли он пи-пи. По-моему, она уверена, что Бен до сих пор ходит в садик. За ней нужен хороший уход. Мы не можем взвалить это на твоего отца. Он держится молодцом, но все-таки ему почти девяносто. – А ты? Я имею в виду, может, ты съездишь? Ты же знаешь, я и сам бы поехал, обязательно, но не могу пропустить терапию. Сейчас решающий момент в моем личном развитии. Я помню, ты ищешь работу, и понимаю, что прошу слишком многого, но у тебя так здорово получается справляться с такими вещами. – Ты издеваешься, что ли? По крайней мере, меня так и подмывает это сказать, но, увидев выражение лица Ричарда, осекаюсь. Именно так Бен смотрел той ночью, когда, стоя на коленках возле унитаза, признался, что боится блевать. Ричарда до смерти пугает все, что связано с болезнями и докторами. Как большинство мужчин, он уверен в собственном бессмертии, а когда наблюдаешь, как твой родитель понемногу впадает в маразм, этот миф начинает трещать по швам. При этом, несмотря на свою фобию, Рич преданно ухаживает за мной, когда я болею. Когда я отравилась дешевой курицей и подцепила сальмонеллез (мы с Ричардом только-только познакомились), он не бросил меня одну в мерзкой халупе, где я снимала комнату, хотя тонкие, как бумага, перегородки и оглушительные визиты в сортир должны были погубить наш роман в зародыше. Помню, как подумала между приступами рвоты: надо же, до чего этот новый парень заботливый, а я-то считала его бессердечным мажором. Если уж страсть Ричарда пережила ежечасные извержения из всех отверстий, за него явно стоило держаться. Бывали у меня и более умелые любовники, к которым меня неудержимо влекло, но никто из них не был так добр ко мне. Такое со мной случилось впервые. Когда же мы с Ричем перестали уступать друг другу? Нервотрепка и неурядицы последних месяцев сделали нас грубыми и нечуткими. Мне нужно быть добрее. – Ладно, – отвечаю я. – Постараюсь съездить в Ротли, навестить Дональда и Барбару, пока меня не пригласили на собеседование на должность управляющего Английским банком. Ричард улыбается (давно я не видела, как он это делает), наклоняется и целует меня. – Отлично. Ты обязательно найдешь работу, дорогая, – говорит он. – Как только тот эйчар разошлет твое резюме, претендентов набежит столько, что придется разгонять их палкой. Я не сказала ему, как скверно прошло собеседование с Керслоу. Не хотела расстраивать. Джош Рейнольдс – Кейт Привет, Кейт, это Джош. Я написал в поддержку фейсбука, что фото Эмили нарушает правила сообщества и его нужно удалить. Поскольку ей шестнадцать, считается, что она уже не ребенок, поэтому придется подождать. И хотя на фотке ее не видно – там только спина и попа, по ним ее не узнать, – я потер все, что нашел, и настроил оповещения, так что если кто-то где-то запостит фото Эмили, я тут же об этом узнаю. И, разумеется, удалю. Кстати, можно виртуально устроить Лиззи Ноулз кучу неприятностей Но я вам этого не говорил, ок? Если хотите, чтобы я сделал то, о чем нельзя упоминать, напишите. Если порно было выложено из мести, можно сообщить в полицию. Хотите? Спасибо, что поручили мне это задание. Было интересно! Кейт – Джошу Рейнольдсу Огромное тебе спасибо, Джош. Отличная работа. Я тебе так благодарна. Нет, что ты, никаких порно из мести. Обычные девчачьи глупости. Ничего серьезного. Не хочу вовлекать в это дело полицию! Напиши, сколько я тебе должна. 09:47, “Старбакс” Убрав последствия завтрака, отмыв место Овощной Резни, оставив бормочущую посудомойку и памятуя строгий наказ Кэнди, выгоняю себя в город, в кафе, – отредактировать резюме. Так хоть можно притвориться, будто я “работаю удаленно”, ведь если я расположусь за столом на кухне, на меня рано или поздно нападут домашние. Сегодня мне нужно составить новое выигрышное резюме, опустив дату рождения и прочие разоблачительные подробности. Вместо того чтобы писать о “перерыве в трудовом стаже”, как называют это потенциальные работодатели, нужно представить в выгодном свете все, чему я научилась и чего достигла с тех пор, как уволилась из “Эдвин Морган Форстер”, – как мать, жена, дочь, невестка, верный друг, школьный управляющий, член родительского комитета, бедный, но изобретательный реставратор, завсегдатай “Ибея” и гениальный (пусть и капельку безумный) инвестор тысячи девятисот фунтов приходского бюджета (зовите меня Берни Мейдофф![13]). Пара пустяков. Вот что получится, если применить модель Гарвардской школы бизнеса к должности домашней прислуги и главного выгуливателя собак: – За последние шесть лет приобрела колоссальный опыт урегулирования конфликтов. (Вырвала у Бена приставку, после того как он битых три часа играл в “ГТА-4”. Вынудила его согласиться есть минимум один овощ в день и пить капсулу рыбьего жира в обмен на разрешение поиграть еще немного в “ГТА-4”.) – Управление финансами и инвестиционные проекты: реализовала несколько сложных схем и обладаю солидным опытом в этой сфере. (Ну еще бы. Бездонная бочка, она же “очаровательный старый дом”, отъедает огромные куски от наших скудных сбережений, и мне приходится изо всех сил торговаться с поставщиками, чтобы довести ремонт до конца.) – Совершенствовала навыки переговоров с иностранными сотрудниками, работающими в Великобритании. (Чертова Наталья, наша помощница, которую занесло к нам по программе изучения языка, и ее парень, торговавший кокаином.) – Организация рабочего времени и расстановка приоритетов: умею согласовывать сложные потребности отдельных участников процесса, вырабатывать оптимальный режим и одновременно выполнять несколько задач в порядке срочности, соблюдая строгие временные рамки. (Еще как умею. Что ж я, не мать, что ли? Разве не я организую жизнь двух подростков и одного взрослого с кризисом среднего возраста, ухитряясь при этом присматривать за пожилыми родственниками, выгуливать собаку, выкраивать время на встречи с подругами и на тренировки, ухаживать за садом и смотреть “Родину” и “Аббатство Даунтон”? И этот список можно продолжать до бесконечности.) – Создала высокопродуктивный стартап. (Разбила дивный цветник по книге Сары Рейвен. А еще купила огромный вонючий бак для компоста и научилась отличать сорняки. Сама не ожидала, что так увлекусь садоводством.) – Комплексный анализ сложных случаев британского законодательства. (Зубами вырвала у социальной службы для дряхлеющих день ото дня Дональда и Барбары помощницу, которая по закону им вовсе не положена.) – Инновационные исследования в области управления персоналом с акцентом на развитие и мотивацию сотрудников. (Потратила кучу времени на поиски хорошего репетитора, обошла нескольких бешеных мамаш и записала-таки Бена в единственную здешнюю школу, ученики которой не были замечены в вооруженных нападениях и не заваливали сплошь экзамены. Пообещала Эмили два билета на фестиваль в Рединге, если у нее в аттестате будет девять хороших оценок. Успешно!) – Досконально изучила систему транспорта. (Личный водитель двух подростков с активной общественной, музыкальной и спортивной жизнью. Регулярно вожу Бена и его ударные на репетиции оркестра, джазового ансамбля и т. п. Возила Эмили на соревнования по всей стране, пока она не решила, что от плавания у нее будут плечи, как у моряка Попая. Кстати, мой вам совет: не отдавайте детей на плавание, иначе вам нужно будет вечно вставать ни свет ни заря, еще и в тумане, и сидеть на пластмассовом оранжевом стуле в облицованном водонепроницаемым материалом теплом помещении, где воняет мочой и хлоркой и буквально чувствуешь, как во влажном воздухе размножаются бактерии. И еще вам придется с деланым интересом наблюдать сорок заплывов баттерфляем кряду. Нет, серьезно, выберите лучше какой-нибудь другой вид спорта.) – Ну надо же, Кейт, доброе утро! Не ожидала встретить вас здесь. Я поднимаю взгляд от экрана и вижу блондинку примерно моего возраста, которая выжидательно смотрит на меня и улыбается. (Ох. Рой, ты где? У нас тут женщина лет сорока с хвостиком – скорее всего, мама кого-то из однокашников моих детей. Для простого латте в “Старбаксе” одета слишком нарядно – пальто “Миссони”, солнечные очки “Шанель”. Судя по количеству пакетов в руках, явно небедная. Откуда я ее знаю?) – Доброе утро. – Я улыбаюсь в ответ, надеясь, что Рой мне вот-вот подскажет, как ее зовут. – Доброе утро. А я тут работаю над резюме. – Понятно. Замечательно. Ищете работу? (РОЙ! Давай быстрее! Кто это такая?) – Э-э, да, дети подросли, вот я и решила прощупать почву. Посмотреть, как и что… в общем, вы понимаете. Она снова улыбается, показав испачканные помадой верхние зубы после дорогостоящего отбеливания. Они даже слишком белые, словно их не отбелили, а покрасили, причем зеркально-глянцевой краской “Дьюлукс”, а не “Фэрроу энд Болл”. А вот и Рой – запыхавшись, возвращается из хранилища. Слава богу. Рой сообщает, что я оставила очки в ящике возле “Аги”. (ЧТО? Я тебя не об очках спрашивала. Это было раньше. Сейчас мне хотелось бы вспомнить имя этой женщины.) – Я так рада, что Эмили идет на Тейлор Свифт, – замечает моя собеседница. (Это мама Лиззи Ноулз, – подсказывает Рой. Мама той маленькой мерзавки, которая отправила всем задницу Эмили. Синтия Ноулз.) Молодчина, Рой! С Синтией мы встречались всего пару раз. После школьного концерта, когда наши дочери пели в хоре. И на благотворительном завтраке, одном из тех, на которых очередная мамочка-аристократка подает печенья с шоколадной крошкой, но к ним никто не притрагивается, потому что все собравшиеся или на диете, или едят только белковую пищу, а ты в благодарность покупаешь у нее какое-нибудь украшение, которое тебе совершенно не нужно, да и не по карману, если честно, но не купить невежливо, поскольку мамочка, чей муж занимает важный пост в Сити, пытается сделать хоть что-то полезное. Ты отдаешь этой сказочно богатой женщине деньги, которые она передаст в какой-нибудь благотворительный фонд, хотя вполне могла бы просто выписать чек на солидную сумму. Через девять дней “серебряные” серьги, которые ты купила на этом завтраке, зеленеют, а у тебя начинает гноиться левая мочка. – Разумеется, в клуб мы их отвезем, – говорит Синтия, – Кристофер поедет с ними на “ленд ровере”. А после концерта Лиззи хочет корейское барбекю. Она говорила, что Эмили точно будет. Она вам сообщила, сколько стоит билет? Вот что я вам скажу. Мне вовсе не хочется быть вежливой с Синтией, матерью девчонки, которая причинила моей дочери такую боль. Моя внутренняя мать-дракониха куда охотнее дохнула бы на нее пламенем, да так, чтобы эти безупречные карамельные пряди волос обратились в пепел. Знает ли она о белфи, которым Лиззи нечаянно-нарочно поделилась со всей школой и всеми педофилами Англии? Или мы играем в игру под названием “Сделаем вид, что у меня идеальные дети”, которую так любят женщины вроде Синтии, поскольку допустить обратное для них равно признанию, что вся их жизнь – пустая и прискорбная трата времени? – Да, конечно, все в порядке, – лгу я. Сколько же он стоит? Больше пятидесяти фунтов? Шестьдесят? Неудивительно, что за завтраком бедняжка Эм так отчаянно нас упрашивала. Она уже приняла приглашение Лиззи. – Я слышала, Кейт, вы будете выступать на собрании нашего клуба любителей интеллектуальных книг? – продолжает Синтия. – Серена говорила, что вы заинтересовались. Но учтите, наш клуб выше среднего уровня. Обычно мы выбираем что-то из классики. В очень редких случаях – кого-то из ныне живущих авторов. Из короткого списка Букера. Никакой дамской литературы, всей этой белиберды про шопинг и глупышек. – Да, разумеется. – Интересно, кем себя возомнила Синтия Ноулз со своими двумя пакетами из “Л. К. Беннетт”, одним из “Джона Льюиса” и одним из “Отель дю Шокола” – гребаной Анной Карениной? – Какая удача, что я вас встретила. Скажите Эмили, чтобы отдала Лиззи чек за билет на девяносто фунтов. Девяносто фунтов! Изо всех сил стараюсь не раскрыть изумленно рот и не взвизгнуть в смятении. – Лиззи на день рождения хочет купоны “Топшопа”, – не унимается Синтия. – А подарков не надо. Удачи в поисках работы! Синтия удаляется в дальний конец кафе, к группе самых сексуальных мамочек, каких только можно себе представить, уносит с собой латте с обезжиренным молоком без сахара и почти весь мой боевой настрой. И зачем такие, как она, лезут ко мне? Наверное, им нравится играть в домашних богинь с платиновой кредиткой мужа. Меня же такая жизнь никогда не привлекала, – хотя, если честно, в последнее время я уже готова признать: приятно, когда тебя содержат. Вот тут ты опоздала, Кейт. Большинство мужчин, способных обеспечить тебе тот уровень жизни, к которому привыкла Синтия Ноулз, либо а) уже успели жениться второй раз, либо б) снимают на сайтах знакомств бедных студенток и берут их на содержание, чтобы тереться дряблым слабеющим телом о цветущую юную плоть. Фу. Чтобы сохранить свое положение, женушке номер один приходится тратить столько же времени, как если бы она работала на полную ставку: спортзал, ботокс, йога, диеты, даже вагинопластика, – надеясь привести влагалище в дородовое состояние, чтобы вялый член муженька не болтался в этой аэродинамической трубе, пропустившей через себя трех младенцев. Нет уж, благодарю покорно. И все-таки, глядя в дальний конец зала на Синтию и шумную стайку ее подружек, я чувствую, как кишки сводит от зависти. Когда мне вместе с другими мамами доводилось ждать детей у ворот школы, я места себе не находила от тоски, даже, сказать по правде, презирала этих женщин, чья жизнь крутилась вокруг кофе и детских праздников. Теперь же, когда Бен вырос и его уже не нужно забирать, я скучаю по дружескому общению, которое обеспечивал этот ритуал, и всем тем милым, дружелюбным, беспокойным женщинам, с кем я могла поговорить о своих детях. Они были моим оплотом против материнского одиночества, но тогда я этого не понимала. Ладно, нужно закончить мое блистательное резюме. Осталось добавить всего лишь несколько пунктов. – Курировала функционирование крупного гидроузла. (Еженедельная стирка, причем вонючую Ричардову велоформу приходилось стирать руками, “чтобы не было катышков”.) – Обеспечивала необходимое дополнительное питание для коллектива в соответствии со стандартами отрасли. (Всегда возила с собой в машине перекус для детей, чтобы по дороге из школы не устраивали мне голодных истерик. И минимум раз в день готовила на четырех человек, то есть за последние семь лет приготовила примерно четыре тысячи горячих обедов, не получив в ответ ни благодарности, ни понимания, чего мне стоит приготовить хотя бы один такой вот обед.) – Благодаря программе регулярного сокращения издержек и активной оптимизации избавила убыточную частную компанию от угрозы второй волны кризиса. (Села на быструю диету и снова начала ходить в спортзал. Надеюсь, в конце концов мне удастся влезть в прежнюю офисную одежду.) – Неустанно прикладываю усилия для укрепления достигнутого. (Истязаю себя приседаниями в надежде, что жопа станет меньше.) Если что-то из вышеперечисленного покажется вам немного нечестным или неэтичным, прошу прощения, но какими еще словами описать то, что женщины из года в год заботятся о старых и малых, причем работа эта не засчитывается им ни с точки зрения квалификации, ни профессионального опыта, да и вообще, если уж на то пошло, за работу не считается? Женщины выполняют ее бесплатно, а потому их усилия никто не ценит. Не зря же Керслоу заявил, что нам нечего предложить – не считая наших забот и нас самих. Я политикой не интересуюсь, но с радостью вышла бы на марш протеста против того, что женщины во всем мире выполняют массу работы, за которую им никто даже спасибо не скажет. 15:15 С трудом удерживаюсь, чтобы не пойти наверх и не вздремнуть. Жаль, что в список профессиональных навыков нельзя включить “дневной сон”, хотя за последнее время я в этом поднаторела. Это, наверное, Перри. Наведя лоск на резюме (хотя, пожалуй, женщинам из группы “Возвращаемся на работу” показать его не отважусь), я решаюсь позвонить в социальную службу Ротли. Эх, жаль, для выпивки еще рано. – Ваш звонок может быть использован в целях обучения персонала. Ну что, понеслись. Знаете, как это бывает? Для соединения с таким-то отделом вы нажимаете пять, потом вам нужно выбрать один вариант из списка, хотя, возможно, вы ослышались и на самом деле нужно было нажать три. Потом вы нажимаете семь – для получения консультации по другому вопросу – и уже надеетесь, что вот-вот удастся поговорить с одушевленным существом, как вдруг механический голос произносит: “К сожалению, в настоящий момент все операторы заняты. Ваш звонок очень важен для нас, пожалуйста, оставайтесь на линии”. Включается мелодия и играет, играет, играет, а вы представляете себе затянутый паутиной офис, за столом сидит скелет, на столе стоит телефон и звонит, звонит, звонит. Примерно такое впечатление складывается от звонка в социальную службу Ротли. По-моему, все уже поняли, что эти бесконечные варианты придуманы вовсе не для того, чтобы облегчить жизнь, а чтобы отпугивать звонящих, создавая при этом иллюзию выбора и прогресса. Даже “ваш звонок может быть использован в целях обучения персонала”, по сути, угроза: мол, ведите себя как следует, иначе плохо будет. Наконец через какие-нибудь двадцать минут я попадаю на сотрудника нужного отдела, но он просит меня подождать на линии, поскольку ему необходимо переговорить с коллегой, которая, возможно, в курсе дела Барбары. От такой любезности я едва сдерживаю слезы. – Алло! Чем могу вам помочь? В этом голосе не слышится ни малейшего желания помочь. Сотрудница социальной службы общается со мной таким тоном, словно только-только закончила курсы, на которых учат никому и никогда не помогать, – те самые, которые проходят все американские пограничники. Я же, чтобы сбить ее с толку, отвечаю вежливо и дружелюбно: