— Ты был… у него? — догадалась Лиза, и легкая улыбка радости коснулась ее губ. — Прости, но я не думала, что ты сегодня попадешь к нему. Ты же видишь, я ему еще не ответила. — Она старалась его успокоить, зная, что у него характер собственника. — Без тебя ни-ни… Ждала твоего возвращения, чтобы обсудить, чтобы ты разрешил мне выйти за него замуж. — Она убедила себя в невероятном: что все будет хорошо, что Глебову и Косте вообще ни к чему знать подробности ее вранья; пусть живут как живут, раз счастливы. Ведь Глебову от этого не хуже? И Костику — тоже нет. Лиза приветливо махнула своими кудряшками и улыбнулась. — Знаешь, он так тебя любит! — Он меня любит?! — Костя мрачно посмотрел на Лизу. — И одновременно он любит все человечество. — Ну и что? — Лиза была в восторге. — Наконец-то на нашем пути появилась благороднейшая личность. Цени, Костик. — Знаю, ты с ним заодно! Я никому не нужен! — Он захлебнулся, горло ему сдавил спазм, и он зарыдал. Все напряжение, которое в нем скопилось за этот день, единым махом вырвалось наружу. — Костик, боже мой, что случилось? — Лиза испугалась по-настоящему. — Он не хочет меня судить — вот что!.. И передал дело другому… А я другого не выдержу! Он меня расколет! — Как… передал? — едва произнесла Лиза. — По закону «папаши» не имеют права судить сыновей… Поняла? Лиза кивнула, еще не совсем понимая, что произошло. — Вот он и передал… А я обозлился и все ему выложил. Думал, теперь-то он мне поможет, ведь ему деваться некуда! — Костя замолчал, припоминая всю сцену у отца. — Что «выложил»? — испуганно переспросила Лиза. — Про машину. — А он что? Костя вдруг перестал захлебываться: — Представляешь?.. Предложил мне взяться за его ручку и топать в суд. — Зачем? — не поняла Лиза. — Признаваться… Чтобы другого не привлекали… Судакова. А меня что же, в тюрьму?! Лиза видела перед собой бледного, перепуганного Костю и чувствовала, как его страх постепенно переползает в нее. — Он решил, что я боюсь, — продолжал Костя. — А я просто не хочу загреметь из-за глупости. Даже если она моя собственная! У него губы кривились от злости, он судорожно покусывал верхнюю губу. Волосы упали на лицо, закрыв лоб и глаза. — Но я ему доказал, что не трус!.. Доказал! — Как?.. — спросила Лиза. — Тачку угнал! Опять! Ему назло! И поставил под его окнами — пусть любуется. — Костик!.. Костик… — только и смогла сказать Лиза, пытаясь успокоить сына, не находя для этого никаких слов. — Можешь ему сообщить об этом! — Костя схватил телефон, сорвал трубку и протянул Лизе. — И еще скажи, что я его ненавижу! Лиза взяла трубку, положила ее на рычаг. Она была возбуждена, она была так возбуждена, что, казалось, вот-вот потеряет сознание. Если бы разрыдалась, ей стало бы легче, но она понимала, что, несмотря на все, сейчас она — главная сила. Что же делать? Лиза металась по комнате, бросаясь из одного угла в другой, отбрасывая в сторону стулья, совершенно не отдавая себе в этом отчета. Все свои невзгоды она переносила легко, притерпелась, махнула рукой — будь что будет, и жила дальше. Но тут так не скажешь и не махнешь на все рукой — надо спасать Костика! «Нет, нет, плакать не надо — слезами горю не поможешь, — твердила она, пытаясь преодолеть внутреннее отчаяние. — Я сейчас к нему… Надо только переодеться… надо быть спокойной и нарядной, чтобы он ничего не понял. Я его уговорю! Вот увидишь… Он будет тебя судить… Возьмет дело обратно». Когда она все это сказала, то вдруг поверила, что все так и будет, и даже рассмеялась, как в былые времена. Костя, который до сих пор молча и тупо следил за ней, вслушиваясь в Лизино бормотание, не совсем понимая смысл слов, резко вскинулся от ее смеха и бесцеремонно приказал: — Сядь! А то у меня от твоей беготни в глазах перебор — вместо одной мамашки сразу несколько… и все смеются. Лиза послушно села и виновато сказала: — Он добрый и великодушный. — Великодушный? Скажешь тоже. Да он кремень! От своих принципов ни за что не откажется, хоть застрелись! — Но он любит тебя, — не сдавалась Лиза. — По-своему. Он любит каждого уголовника, которого осудил. Ему ведь всех жалко. Он каждый день думает о них по ночам… Спать не может. Вот упекут меня в колонию, он и обо мне тоже рыдать начнет. — Все будет хорошо, Костик, — Лиза обняла сына. — Вот увидишь! Я еще не знаю, как это образуется, голова кругом, но все будет хорошо. — Я боюсь. — Костя прижался к матери, стараясь спастись под ее покровом. — Что ты, Костик! — Лиза обняла сына. — Ты знай, я тебя никому не отдам! Телефонный звонок заставил их вздрогнуть, и они теснее прижались друг к другу, пока он не умолк. — Надо же! — не мог успокоиться Костя. — Собственного сына — в тюрьму! Вот это отец! А я его полюбил, поверил… Гордился им, будь он проклят. Ну скажи, мать, почему я такой несчастный, что даже родной отец не хочет мне помочь? — Он зарылся в ее волосах, жалобно всхлипывая. — Да какой он тебе отец! — вдруг неожиданно вырвалось признание у Лизы. — Выкинь из головы… Не отец он тебе вовсе! Костя слегка оттолкнул ее от себя, чтобы видеть. Лиза испуганно ладошкой прикрыла рот, но поздно: страшные слова уже вылетели наружу. — Как… не отец? — едва слышно проговорил Костя, не отрывая взгляда от матери. Лицо его стало таким несчастным, выражение глаз такое недоуменное, точно кто-то сзади, подкравшись, всадил ему в спину нож, и сейчас он должен был навсегда рухнуть. — Ну, Костик, успокойся, — робко попросила Лиза, видя, что с Костей творится что-то неладное. По инерции продолжая свой рассказ, она теперь зацепилась за свое признание: ей надо было выложить ему все до конца. Виноватая беспомощная улыбка блуждала по ее губам. — Я это выдумала. Случайно… повеселилась. Ну дура, никогда вперед не думаю. Его хотела разыграть, и только. Понимаешь, я же не знала, что он поверит. Это в наше-то время?.. Ему так разные женщины, знаешь, сколько детей накидают? — Лиза не сводила глаз с Кости, она стояла перед ним, как под дулом пистолета. — А потом дальше само полетело-поехало… Сначала он явился… Дальше… ты со своей машиной. Но я собиралась признаться. Честное слово. — Ты хочешь меня успокоить? Да? — перебил ее Костя. — Чтобы я не страдал, что он меня не любит? Ну ты и хитрюга! — Он даже улыбнулся, но, заглянув в небесно-голубые глаза своей мамашки, понял с предельной ясностью, что та сказала правду. Он не знал, что ему теперь делать. Все рухнуло сразу. У него, оказывается, не было никакого отца — вот к этому он не был готов. Лиза подошла к нему, чтобы вновь обнять, но он с такой силой оттолкнул ее, что она чуть не упала. В исступлении закричал: — Вот ты дура!.. Последняя идиотка! Разве я ему бы сознался, если бы знал правду? Теперь я точно сел! Ненавижу тебя! Это ты меня своими кривыми ручками упекла!.. Ты! Ты! Ты! Выходит, он не отец мне, а судья! — Он затих, у него больше не было сил ни для крика, ни для отчаяния. Костя упал на тахту. Лиза приблизилась к нему, стараясь заглянуть в глаза. Они долго и молча сидели рядом, бедные и несчастные, и никто им не мог помочь в целом мире. — Костя, я придумала, — оживилась Лиза. — Давай ему пока ничего не говорить… про отца. После суда скажем. — Придется, — выдавил из себя Костя, хватаясь за Лизино предложение. Они еще помолчали, не замечая движения времени. — А ты помнишь, — неожиданно спросила Лиза, — как мы гостили у бабы Ани зимой? Тебе тогда было лет пять. — Она увидела, что Костя ее слушает, и продолжала: — Ты забрался на крышу погреба, соскользнул и зарылся с головой в сугроб. Снег попал тебе в рот, забил нос, залепил глаза, ты стал задыхаться… Испугался и закричал. На твой крик прибежал Дружок, стал лаять. Мы с бабушкой вытащили тебя из снега, привели домой, обогрели, а ты все продолжал плакать, жалобно всхлипывать. Я посмотрела на тебя и рассмеялась — ты был мордатый, щеки и нос алые. Ты обиделся, что я смеюсь, и еще сильнее заревел. Тогда баба Аня тебе сказала: «Не плачь, дурачок. Тебе не больно, ты просто испугался. А испуг, как птичка, он уже улетел». Ты после ее слов сразу успокоился. Костя промолчал. Он не чувствовал в себе никакой связи с тем далеким маленьким мальчиком. Сейчас его испуг никуда не улетел и крепко сидел в нем. Снова раздался звонок, на этот раз в дверь. Они оба насторожились. — Это отец, — прошептала Лиза и смешалась. — То есть… он. Костю подбросило. — Стой! — уцепилась за него Лиза. — Не открывай ему… Прошу. Я еще не готова. Но Костя был неукротим, он оттолкнул Лизу, не слушая ее мольбы, и вышел в переднюю. Лиза бросилась к зеркалу, она успела взмахнуть два раза расческой, поправляя прическу, и увидела в зеркале отражение Глебова. С трудом повернулась к нему, прижимаясь спиной к стене, чтобы не упасть. Глебов внешне был спокоен, в руке он держал Костину куртку. — Извини, что так поздно, — сказал он Лизе. — Телефон у вас не отвечал. А я волновался. — Ну зачем же так, — зло заметил Костя. — Это лишнее. Глебов посмотрел на Костю, прошел в комнату, бросил куртку на тахту, сел. — Лиза, постарайся понять, не впадая в панику, — попросил он. — Костя сознался мне — это он угнал машину. — Костя?.. Угнал машину? — Хотя Лиза была готова к этому разговору, она растерялась, начала лепетать несуразицу: — Ты его не слушай… Он тебе наговорит… Ты плохо знаешь нынешних детей, он на тебя обиделся… из ревности. Он к тебе ревнует… привык, что я его собственность. А тут я замуж… — Лиза, — перебил Глебов. Она замолчала, глядя на него загнанными глазами. — Ты хочешь его спасти. Понимаю. Я бы сам тоже хотел… Если бы это было возможно, я бы всю вину взял на себя. Но этим ничего не изменишь. Я не сравниваюсь с тобой, ты — мать. Но мне он тоже не чужой. Все, что случилось, наше общее горе. — Ничего с вами не случилось! — крикнул Костя. — Это с нами случилось. — Костя! — попыталась Лиза остановить сына. Но разве это было ей по силам, когда ему было нужно только одно: смертельно обидеть Глебова, растоптать его, уничтожить. Даже во вред себе! Он потерял всякую осмотрительность, к которой его призывала Лиза, возненавидел Глебова еще сильнее за то, что он не его отец. «Не отец, — думал он, — не отец! Так вот — на тебе!» — Ты… То есть вы!.. Как жили, так и будете жить! В полном порядке, потому что… я не ваш сын! — Когда он это крикнул, то посмотрел на Глебова, увидел, что тот побледнел, и повторил несколько раз: — Я не ваш сын!.. Я не ваш сын!.. Не ваш! — Как кнутом прошелся несколько раз по Глебову, вкладывая в свои слова всю злость на несовершенство мира. — Да! Да! Она разыграла вас… Это была шутка. Вы поверили… А я ничейный! И никто не будет лезть мне в душу с любовью. Костя нарочно приблизился к Глебову. Ему хотелось, чтобы тот сорвался, заорал на него, ударил, но Глебов только тихо спросил: — Зачем ты так?