– Сегодня от нашего доброго священника мы слышали, что Пятидесятница – день чудес. Так оно и есть, и так будет и в последующие годы. – Положив руку на плечо Энтони, король продолжает: – Нынче вечером начинается приключение лорда Скейлза: ему предстоит отправиться на поиски белого кречета и вернуть мне птицу. И теперь я припоминаю, что во времена короля Артура на точно таком же празднике Пятидесятницы, как сегодня, в Англии последний раз видели Священный Грааль. С треском и раскатами грома он появился в Артуровой зале, и все рыцари онемели, узрев его лучезарность, залитую благодатью Святого Духа, а затем Грааль внезапно исчез, и никто более не видел его в наших землях. Но на каждую Пятидесятницу отныне и присно, как и во времена короля Артура, рыцари будут получать задания и странствовать по свету, выполняя их, как бывало в те дни, и снова возродится братство отваги и благородства. Наши приключения и деяния запишут для будущих поколений, и те будут читать и дивиться. В дни короля Артура было братство Круглого стола, в нынешние времена для служения этой цели следует преобразовать орден Подвязки. По-моему, уже тридцать лет, как в Смитфилде не проводились рыцарские турниры, и искусство владения копьем и управления боевым конем почти забыто, так что теперь только в книжках можно прочесть о них. Ситуацию надо изменить, и я ее изменю. После мятежа Мордреда не все еще идет так, как должно, но с вашей верной помощью я рассчитываю создать новый Камелот. Англия, которая во время войны только процветает, снова станет великой, вернув земли, которые по праву принадлежат английской короне во Франции и Ирландии. И… я сказал достаточно, а теперь хочу выпить еще. Эдуард резко садится и отпускает Энтони, который возвращается к своему столу. Назавтра ближе к полудню Энтони сидит на земле на краю ристалища сержанта Рейкера, которое находится к югу от Чаринг-Кросса. Утром он оттачивал владение копьем на мишени в виде деревянной фигуры турка с мечом, который, если копье ударит под неправильным углом, поворачивается и бьет поединщика по спине. Затем, когда слуга увел Черного Саладина, Энтони несколько часов подряд упражнялся, вонзая меч в большую кучу мокрой глины и вытаскивая его. Поэтому сейчас он уставший, у него все болит, да еще солнце печет. Он сбросил с себя насквозь мокрую от пота рубаху. Тут на него падает тень: перед ним стоит Уильям, лорд Гастингс, в сопровождении молодого человека в одеянии августинского каноника. Молодой человек, присев на корточки, касается фигурки, что висит на цепочке на шее у Энтони. Он говорит с сильным северным акцентом, и Энтони с трудом понимает его слова. – Свинец. Я так и думал, что будет свинец, – произносит он. – Тусклая первоматерия под управлением Сатурна, покровителя мертвых. Такой металл предполагает ограничение, сдержанность, покровительство. Наверное, вам тоже это известно. Очень рад нашей встрече. Вы отлично справитесь. Молодой человек резко выпрямляется, и Энтони, пошатываясь, тоже встает. Они с Гастингсом заключают друг друга в своего рода шутливые объятия, однако Гастингс тщательно следит, чтобы пот Энтони не испачкал его камзол. – Мой любезный лорд Скейлз, твой отец сказал нам, где тебя найти, – говорит Гастингс. – Я послан королем. Но здесь поговорить не удастся, ибо вокруг слишком много любопытных ушей. Рыцари, приостановив свои упражнения на ристалище, с любопытством смотрят на них, гадая, каким ветром занесло королевского лорда-камергера в столь захудалое место. Энтони ведет Гастингса и его спутника вверх по ветхой лестнице на внутреннюю галерею, откуда хорошо видно, как рыцари атакуют деревянного турка, мечут копья, дерутся на палках, делают отжимания и другие упражнения. Гастингс возвращается к своему поручению: – Мой любезный лорд Скейлз, я пришел от короля. К сожалению, послание, которое я принес, вряд ли тебя порадует. Мне правда жаль, но путешествие, в которое, как теперь все считают, ты отправишься, не должно увенчаться успехом. Король вовсе не хочет получить назад про?клятую птицу, опасаясь, как бы на его будущие пиры не начали являться мертвецы, требуя назад свое имущество. Поэтому король приказывает тебе явиться на праздник в следующую Пятидесятницу и всенародно объявить о своей неудаче. Я искренне сожалею. А потом мы пораскинем мозгами и найдем для тебя другую возможность проявить себя. Вот все, что мне велено сообщить, а теперь у меня дела в другом месте. Однако не забывай, что у короля остались вопросы. Он интересовался, как ты связан с мертвецом, который при жизни был егермейстером. А еще ходят слухи, что в Скейлзхолле видели призрак графа Уилтшира. – В завершение своей речи Гастингс ободряюще улыбается: – Впрочем, я не придаю значения таким слухам, ибо не верю в призраки. Энтони молчит, послание короля его не удивило. Он ожидал чего-то подобного. К тому же он не горит желанием разыскивать белого кречета в царстве мертвых. И все-таки печально, что ему так и не удалось завоевать благосклонность Эдуарда. Теперь Гастингс указывает на августинского каноника: – Знакомься, Джордж Рипли; король назначил его своим алхимиком, когда встретил его на поле битвы при Таутоне. Нам всем не мешает к нему прислушиваться. – Подняв брови, Гастингс поясняет: – Помимо обычных мародеров, которые после сражения ползают по полю боя и обирают погибших, там же можно встретить и несколько алхимиков, которые ходят меж трупов и собирают в сосуды глазные яблоки для своих эликсиров. Вот и Рипли ходил там со своим сосудом. Спрашивается, зачем королю понадобился алхимик? Вонь, взрывы, змеиное масло, стеклянные колбы с мертвыми младенцами… Бррр! – И Гастингс встряхивается, совсем как собака, а затем улыбается Рипли, показывая, что шутит и не хочет его оскорбить. Алхимик улыбается в ответ в знак того, что не обижается. – В любом случае, – говорит Уильям, – оставлю вас вдвоем. Рипли очень просил взять его с собой. Не знаю зачем, но он отлично разбирается во всяком таком. Во всяком таком? Энтони и Рипли, кивнув друг другу, наблюдают, как Гастингс проходит через ристалище: кого-то из рыцарей он дружески обнимает, похлопывая по спине, с другими шутит. Все любят Гастингса, молодого, скорого на улыбку и почти всегда вежливого. Как только он уходит, сержант Рейкер, хозяин ристалища, снова принимается рявкать на молодых людей, которые проходят у него обучение. Рипли смотрит как завороженный. Потом нехотя поворачивается к Энтони: – Мне интересно, как мужчины сражаются, поскольку у меня самого мало знаний об этом виде деятельности. Столкновение противоположностей всегда вызывает интерес. Мне нравится наблюдать, как враги сходятся друг с другом в порыве убить противника. Я и правда хотел посмотреть, как рыцарей учат сражаться, но главным образом я надеялся познакомиться с сыном Жакетты де Сен-Поль. И вот я вас вижу, и вы, похоже, удручены. Однако не стоит унывать. Гастингс ошибается: ваша миссия не будет провальной. – Но ты же слышал, что король рассердится, если я преподнесу ему птицу из царства мертвых. – О, не вижу необходимости отправляться в царство мертвых. Мы обратимся к королеве Лапландии и купим кречета у нее. Времени еще достаточно. Пьяные гости на следующем празднике Пятидесятницы определенно не заметят подмены, а впечатление останется хорошее: будто действительно вернулись времена короля Артура, когда королевские паладины отправлялись на поиски приключений и возвращались с трофеями и захватывающими историями. Я сам организую приобретение птицы. А ваша задача – придумать захватывающие приключения. То есть главное в поисках – понять, что ищешь. – Но… но король никогда не согласится! – Согласится, если я ему посоветую, а я еще постараюсь, чтобы и Гастингс изменил свое мнение. – Значит, Эдуард поступает так, как велят ему алхимики? – Энтони не может удержаться от сарказма. Рипли улыбается: – О, прошу прощения. Видимо, вы разделяете простонародный взгляд на алхимию, грубый и ошибочный. Да, у меня есть лаборатория, оснащенная печами, перегонными кубами и ретортами. Король щедр, а я нахожу металлы и летучие жидкости вполне достойным предметом для размышлений. Добывать золото из свинца попросту неоригинально, к тому же золота в королевстве и без меня хватает. Нет, моя главная задача – извлечь квинтэссенцию амбиций и интриг в большой политике. Также я ищу стимулятор, которая излечит брожение на севере, где армия Маргариты причиняет массу неприятностей. И еще я оглашаю предсказания, которые обязательно исполняются именно потому, что я их огласил. Как я уже сказал, металлы – достойный предмет для размышлений, а королевский двор – это целый набор элементов. Золото, разумеется, представляет король. Ртуть – это его посланник, например вроде Гастингса. Свинец низок по происхождению. Сера опасно нестабильна. И так далее. Я работаю с символическими формами. Гастингс является одним из проводников внешней политики, я же исследую внутреннюю сущность политического мира. Но сейчас не место и не время для лекции по введению в алхимию. Вижу, у вас есть вопрос. – Да. Ты сказал, что пришел сюда познакомиться с сыном Жакетты де Сен-Поль? – Именно так. Она вызывает у меня большой интерес. Драконице Мелюзине в моих трудах отведено важнейшее место. Полагаю, вам известно, что, по слухам, именно мать вернула вас из мертвых. – Но похоже, вслед за мной в мир живых потянулись и другие мертвецы. – Да, это создает определенные трудности. – Рипли замолкает так надолго, что Энтони даже задается вопросом, не закончился ли их странный разговор. Наконец алхимик снова говорит: – Говорят, когда ад переполнится, мертвые будут ходить среди нас. – Но Эллекен выглядел как живой, как ты или я, и Уилтшир тоже, если не считать кровавых ран. Уилтшир показался мне настолько живым, что я, пусть и зная наверняка о его казни после Вербного воскресенья, все равно отправился к Лондонскому мосту, чтобы собственными глазами увидеть его голову, насаженную на прут решетки. Там она и была: жуткая башка без глаз, вся поросшая коричневым лишайником. Поэтому уж я-то точно знаю, что он мертв, но… Тут Рипли возбужденно перебивает: – Коричневым лишайником! Это же черепной мох! Как я мог упустить? Надо скорее бежать к королю и попросить у него эту голову, пока не поздно. И он поворачивается, чтобы уйти, но Энтони хватает его за край одежды, чтобы задержать: – Зачем тебе этот череп? И у меня есть другие вопросы… Рипли радостно улыбается в ответ, но не собирается задерживаться: – Вам придется меня отпустить. Мне пора за головой! Как прекрасна жизнь! Черепной мох! Это же просто праздник какой-то! К тому же мне необходимо кое-что подготовить к коронации. Приходите завтра в мою лабораторию, и я отвечу на любые вопросы и покажу всякие чудеса. Клянусь, вскоре вы поведаете королю о великом множестве странных приключений. И что бы ни случилось, всегда помните: именно любовь движет солнцем и другими звездами. А теперь пустите. И Энтони повинуется. Глава 4 Коронация Столетия назад Ги де Лузиньян, граф Пуату, отправился на охоту в лес. Отстав от товарищей и заблудившись, он вышел к реке, на берегу которой встретил босую женщину с длинными русыми волосами. С виду она была совсем как эльф. Женщина предложила показать Ги дорогу из леса. Ее звали Мелюзина, но она отказывалась говорить о своем происхождении и отвечать на другие вопросы. Когда они вышли из леса, Ги предложил ей стать его женой. Женщина согласилась, но поставила одно условие: он должен пообещать, что не будет входить в ее спальню, когда она рожает или купается. Она подарила Лузиньяну троих детей, но ему никак не давало покоя странное обещание. Вам оно тоже не дает покоя. Вам не хочется, чтобы он нарушал слово, поскольку тогда наверняка случится нечто плохое, а вам не нравится, когда в историях случается что-нибудь плохое. И все же вы хотите, чтобы он нарушил свое обещание, ведь иначе и истории никакой не будет, и в чем тогда смысл? Хватит читать эту историю! Но нет, читайте дальше! Не подглядывайте в замочную скважину, но… ну да, конечно, подглядывайте в замочную скважину! Жизнь Ги обязана превратиться в историю, и поэтому, пока жена купалась, он подглядел за ней через замочную скважину и увидел, что у нее драконьи лапы. Обнаружив, что супруг нарушил обещание, она рассердилась, но затем простила его. Потом, много месяцев спустя, когда во время пира у них произошла размолвка, Ги всенародно назвал ее драконицей. И в тот же миг Мелюзина страшно завизжала и действительно обернулась драконом с крыльями и чешуйчатыми лапами. Вылетев через окно пиршественного зала, она ударом хвоста снесла одну из башен замка Лузиньян, а затем улетела. Больше ни муж, ни дети никогда не видели ее. Энтони вырос на этой легенде, ибо это история бабушки Жакетты де Сен-Поль, много раз сказанная-пересказанная. Он разговаривает с матерью, когда прибывает гонец. Приглашенный на коронацию аббат Кроуленда сейчас всего в нескольких часах пути от Лондона. Его сопровождает множество лордов и дворян из Норфолка, также приглашенных на коронацию, а еще леди Элизабет де Скейлз. Граф Риверс и Энтони тут же отправляются верхом к воротам Бишопсгейт, через которые аббат и его спутники прибудут в город. Отъехав совсем недалеко от городского дома Вудвиллов, они обгоняют телегу, на которой в клетке везут закованных в цепи мужчину и женщину. Граф Риверс задерживается, чтобы поинтересоваться у охраны, кто эти двое и каково их преступление. – Они последователи Братьев и Сестер Блаженных Вечеров, – сообщает граф, вернувшись к сыну. – В пятницу их сожгут на костре. – Что за Братья и Сестры Блаженных Вечеров? – Энтони никогда раньше не слышал о такой общине. – Они исповедуют злую ересь. Ничем не лучше лоллардов, хоть и не такие скверные. Адепты Блаженных Вечеров совокупляются в церквях. – Зачем? – Из разных соображений. Насколько я понимаю, некоторые поступают так в надежде, что подобное богохульство лишит их всякого шанса на спасение в загробной жизни, и тогда они могут поклоняться Богу без малейшего ожидания награды, и это самая чистая форма поклонения, поскольку они намереваются возносить молитвы и благодарения Богу даже из пылающей преисподней. Другие, напротив, считают, что совокупление в церкви дарует благословение и самому акту, и детям, которые могут родиться в результате. К тому же хорошо известно, что демоны и призраки не могут помешать совокуплению в церкви, хотя есть и те, кто летними месяцами предпочитает блудить в храме, потому что там прохладнее. У этих ужасных еретиков нет единого учения. Их продвижение к Бишопсгейту замедляется, поскольку улицы постепенно заполняются людьми, жаждущими увидеть торжественный въезд Эдуарда в Лондон, а затем его коронацию. Из окон уже вывешены гобелены и полотнища. В Вестчипе возводят помост. Ричарду и Энтони Вудвиллам приходится ждать почти два часа, прежде чем в городским воротам приближается процессия аббата со спутниками. Заметив ожидающих у ворот Вудвиллов, аббат Джон Литтлингтон и бо?льшая часть его сопровождающих спешиваются. Энтони и Бет обнимаются, а затем все вместе отправляются в город. Энтони отмечает, что Бет уже не в трауре, и тихонько говорит жене, что отвезет ее в городской дом Вудвиллов, где власть его матери оградит Бет от нежелательных посетителей. Аббата явно беспокоят их объятия, и Энтони опасается, что они вот-вот нарвутся на проповедь о добродетели воздержания в браке, но аббат ограничивается стихом из Евангелия от Матфея, ни к кому особо не обращаясь: – Ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит[14]. Когда они всей компанией двигаются в сторону Корнхилла, Энтони терзает новый страх: вдруг аббат спросит, видел ли он очередных призраков, а затем начнет допытываться об Эллекене. Но у преподобного, который притащил с собой верного летописца, голова занята другим. Они оба корпят над универсальной хронологией, основанной на Библии, но дополненной некоторыми трудами греков и египтян. Дело, конечно, непростое, и древние календари не всегда легко понять. Тем не менее аббат пришел к выводу, что миру почти 4000 лет. – Подумать только – четыре тысячи лет! Голова идет кругом, когда пытаешься окинуть мысленным взором такой огромный отрезок времени! Представьте, четыре тысячи лет до того момента, как наши матери зачали нас! У меня живот сводит от ужаса, когда я думаю о мире без меня, и почти тошнит от мысли о моем небытии в течение долгих веков, и я поражаюсь, что существовало столько поколений мужчин и женщин, населявших землю до меня и не имевших даже малейшего представления, что в один прекрасный день я появлюсь на свет. Также аббат подсчитал, что Великий потоп случился примерно 3500 лет назад. – Мы читаем в Бытии, что до потопа на земле жили гиганты. Первая раса гигантов была известна как нефилим, что означало «падшие». Говорили, что это сыны Божьи, которые брали себе в жены человеческих женщин из Ханаана. «В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им…»[15] Мы, обычные люди, для них все равно что кузнечики. Чего только не узнаешь! Рассуждения аббата прерываются на полпути по Вестчипу, потому что работы по возведению помоста завершены и теперь улица полностью перекрыта. Внезапно позади раздается крик: – Дорогу! Дорогу королевскому шуту! По древней традиции, прежде чем короновать государя Англии, проводят коронацию короля шутов, и именно эта церемония теперь препятствует продвижению Энтони со спутниками. Они оказались посреди огромной толпы попрошаек, калек, акробатов, карманников, нищих и юродивых вперемешку с обычными горожанами. Энтони оборачивается посмотреть на короля шутов, прокладывающего себе путь сквозь толчею, и с изумлением обнаруживает, что это Скоггин. Парня не узнать, поскольку его подстригли и нарядили в стеганый жилет из шелковой парчи, украшенный белыми и голубыми ромбами. К тому же сейчас шут улыбается, а не плачется, и все равно это Скоггин. Не заметив Энтони, он взбирается на помост, где для него уже приготовлен трон – ночная ваза на колченогом табурете. Там к нему присоединяется будущая супруга мамаша Дурь – мужчина, переодетый женщиной. Сопровождающие шута князья анархии почтительно стоят за троном. Один из них выкрикивает, что тому, кто осмеливается оспорить право Уилла Скоггина быть коронованным королем шутов, придется доказать свою правоту с оружием в руках. И конечно, такой смельчак тут же объявляется, и вот уже они с князем анархии, верхом на деревянных лошадках, сходятся в поединке и дубасят друг друга подушками. Поединщик Скоггина побеждает. Затем Скоггин помазывается белком и желтком яйца и коронуется трехрогой шапкой с бубенчиками. Теперь он должен произнести речь. Для этого Скоггин встает с трона, подходит к краю подмостков, поворачивается спиной к зрителям, спускает штаны и выдает целую серию ритмичных пуков. Толпа беснуется в ликовании. Затем Скоггин, вернувшись на трон, имитируя мимику и благочестивые позы свергнутого Генриха Ланкастера, намеревается попеременно зачитывать страницы Псалтыря и подтирать ими задницу. Возмущенный Энтони отворачивается и уже собирается отвести Бет в городской дом Вудвиллов другим путем, когда Скоггин замечает и узнает их с отцом: – Что? Милорды уже уходят? Благодарение Богу, я лондонец, ибо сейчас в сельской местности леса такие мерзкие. Насквозь пропахли гнилой рыбой. – И продолжает, указывая на Энтони: – Да вот же чешуйчатая рыба! Ха! Ха! Но я просто шучу, милорд, и не намерен никого обижать. Теперь все смотрят на Вудвиллов. Аббат с летописцем спешат отправиться в Вестминстер, и пока сын с отцом локтями прокладывают себе путь сквозь толпу, Скоггин кричит им вслед: – Как бегут реки? Да ведь Риверс всегда убегает![16] Ах-ха-ха! Уже на пороге фамильного дома Ричард произносит: – Я вот думаю, не стоит ли на днях познакомить этого фигляра с рекой поближе. Жакетта де Сен-Поль ждет их наверху, греясь в солнечных лучах. Она сидит у камина; Бет подходит и преклоняет колени, чтобы поцеловать ей руку. Хотя они виделись в день свадьбы, жена Энтони и его мать прежде не имели возможности для более-менее продолжительного разговора. Теперь, снова увидев их вместе, Энтони замечает, насколько они очень похожи. Бет высокомерна, богата и благородных кровей. Жакетта обладает теми же качествами, но в еще большей степени во всех отношениях. Как подруга Маргариты Анжуйской и ее доверенное лицо, она обладала огромным влиянием, пока Ланкастеры не потерпели горькую неудачу в Вербное воскресенье, но она знает, что скоро вновь обретет могущество. Будучи вдовой Джона, герцога Бедфордского, она унаследовала огромные поместья в Англии и Франции, а будучи дочерью Пьера Люксембургского, может похвастать славнейшей родословной, которая восходит к Ги из Лузиньяна и Мелюзине. Пожалуй, Жакетта даже физически превосходит Бет, ибо выпуклости ее пышной фигуры куда значительнее, чем у невестки. У большинства мужчин Жакетта вызывает страх, но они боятся не ее гордыни, положения или богатства. Дело в другом: она видела такое, что другим и не снилось, и сейчас пытается объяснить Бет, каким образом выходит так, что живые и мертвые могут общаться друг с другом.