Из-за недавних битв царство мертвых заполнено и переполнено. Потребуется время, чтобы построить новые чертоги, где павшие воины смогут упражняться в сражениях и пировать. К тому же с тех пор, как Энтони умер, а затем вернулся к жизни, пелена между живыми и мертвыми стала тоньше, и где бы он ни оказался, там она особенно истончается: мертвые ищут его, потому что считают своим и хотят, чтобы он пировал вместе с ними. Кречет служил знаком, а то и приманкой, хотя послания с той стороны редко имеют смысл. Только амулет Жакетты, который висит у Энтони на шее, удерживает его среди живых. С другой стороны, Бет должна понять, что дело это далеко не простое. Некоторые мертвецы жаждут отомстить за свои кровавые раны, хоть и не знают, как этого достичь, но в большинстве своем покойники сбиты с толку и не имеют определенной цели. Ведь там совсем другой мир. Мы и представить себе не можем, насколько он другой и пугающий. Возможно, Уилтшир злится и упирается, не желая принять, что теперь он не может спать с женщинами, как бывало, но подавляющее большинство недавно умерших – заблудшие жалкие существа. В общем-то, они не хотят пугать живых, а просто тянутся к нам. Они всего лишь ищут тепла и уюта знакомой земной жизни. Жакетта считает себя экспертом по миру мертвых, и разговор растягивается более чем на час. (Ее любимая тема – Тир Нан Ог, волшебная страна на западе, где никто не стареет и не умирает, а трава всегда зеленая. Жакетта потратила годы на поиски пути в эту страну.) Раньше Энтони считал ее рассказы о мире мертвых безумием. Но недавние столкновения с покойниками заставили его пересмотреть свою точку зрения. Возможно ли, что матери хватает сил воплотить свои фантазии в реальность? Неожиданно Жакетта пристально смотрит на Бет и заявляет: – Я хочу внука! У меня должен быть внук! Энтони рассказал мне, как Уилтшир покушался на твое ложе, и я читала письмо, написанное тобой после. Вам обоим еще предстоит встретиться с Уилтширом и его окровавленными дружками, когда они окружат вашу постель. В грядущие ночи вам надлежит проявить отвагу и бесстыдство. Бет распахивает глаза, но больше в лице ничего не меняется. Жакетта нетерпелива: – Энтони, ты обязан как можно скорее возлечь с ней. Он кивает, не осмеливаясь сказать «нет». На следующее утро, 28 июня, граф Риверс покидает дом рано, поскольку ему, как верховному констеблю Англии, надо многое проконтролировать. Через несколько часов он вместе с процессией Эдуарда и старшими пэрами направится из собора Святого Павла в Вестминстерское аббатство. А Энтони, Бет, Жакетта и другие члены семьи Вудвиллов прибудут прямо туда. На улице Энтони вновь встречает аббата и его летописца. Хроникера специально привезли из Кроуленда, чтобы запечатлеть все события королевской коронации, и он негромко проговаривает все, что видит, стараясь хорошенько запомнить ритуалы. Что же касается аббата, теперь он одержим новой потрясающей идеей. Земля, как знают все образованные люди, является вращающейся сферой, но ее вращение не было бы равномерным, если бы почти все наземные горные массивы – в Европе, Азии и основной части Африки – находились в Северном полушарии, а в Южном не было бы ничего весомее воды, ведь тогда наша планета сверху перевешивала бы. И после долгих размышлений аббат пришел к выводу, что на юге должна находиться гора Чистилище. И он даже намерен попросить короля отправить на ее поиски экспедицию. У аббата есть куда больше доказательств того, что Чистилище располагается в южных морях, но, к счастью, у Энтони уже нет времени выслушать их до начала церемонии коронации. Вудвиллы сидят все вместе, и бедро Бет плотно прижато к ноге Энтони. Выходу Эдуарда под шелковым балдахином, который несут на четырех копьях, предшествует процессия герольдмейстеров и младших герольдов в ярких костюмах, сплошь расшитых гербами. Мантия короля Эдуарда выдержана в золотых и лиловых тонах; его сопровождают великие лорды в алых плащах, отороченных горностаем. У подножия трона Эдуард приносит коронационную присягу. Затем, когда он уже сидит на троне, его помазывают маслом с коронации Томаса Бекета, возлагают на голову корону Эдуарда Исповедника и вручают державу и меч правосудия. Кожа у Бет белее мрамора. Летописец возбужден церемонией. Энтони тоже возбужден, хотя коронация тут совсем ни при чем. Все его мысли о плоти: она есть стержень настоящей жизни человека, ибо он ест плоть, ездит верхом на плоти и трется о плоть. Показушный расточительный вздор роскошного ритуала утомляет. По мнению Энтони, коронационная присяга Эдуарда столь же бессмысленна, как и та, что он принес ранее, – на верность королю Генриху. В пародии Скоггина больше жизни и правды, чем в сегодняшнем пышном зрелище. Энтони ждет не дождется конца церемонии в Вестминстерском аббатстве, где рядом с ним, тесно прижавшись, сидит Бет, и он думает о другом святом месте, ибо уже наметил церковь Святого Варфоломея для их соития следующим вечером. Как раз будет праздник святых Петра и Павла, и Энтони представляет их совокупление под всевидящим оком Бога. Когда наконец церемония завершается и все поднимаются, Энтони едва может идти, так сильно болит между ног. Торжество продолжается в Большом зале Вестминстера. В самом начале граф Риверс зачитывает список новых назначений. Братья короля получают титулы герцогов: Джордж становится герцогом Кларенсом, а Ричард – герцогом Глостером. Уорик назначается лейтенантом Севера. Фоконберг теперь граф Кент и хранитель королевских соколов. Перечисление продолжается, но для Энтони ничего нет. Затем сэр Джон Даймоук, чемпион[17] короля, въезжает верхом на коне в зал и традиционно бросает вызов любому, кто осмелится усомниться в законности правление этого государя. За ним, также верхом, следуют слуги. Они скачут среди столов и хватают еду с больших медных подносов. Эдуарду, и только ему одному, подали на обед миног, ибо это королевское кушанье. Через определенные интервалы сенешаль подносит ему рог с вином. Остальная знать пирует каплунами, пирогами с говядиной и сентджонским рисом. Бет сидит с Энтони, но здесь слишком шумно для бесед. Вокруг скачут на конях слуги, грохочут блюда, и ужин больше напоминает Энтони ближний бой на турнире. Затем в зале появляется Скоггин, зловредный шут, прокладывая себе путь среди столов и верховых. Энтони и Элизабет поднимаются, чтобы уйти, но – увы! – недостаточно быстро. – Лорд Скейлз, я заметил, вы никогда не смеетесь над моими веселыми шутками. – Скоггину приходится кричать, и он багровеет от натуги. – Хотя, по-моему, вы вообще никогда не смеетесь. Лицо у вас исполнено замогильной мрачности, и вот я гадаю: а другие части тела у вас тоже замогильные? Ах-ха-ха! Энтони и Бет торопливо покидают зал. Но на пороге они замирают от ужаса и изумления. Снаружи слышится гром, сверкают молнии, золотые змеи плюются огнем и расползаются по земле, а венчает действо алый ливень. Всем этим столпотворением руководит широко улыбающийся Рипли. Он рассказывает Энтони, что граф Уорик подарил ему порох и с тех пор он экспериментирует, смешивая порох с натрием, медью, серой, фосфором и другими элементами. – Бог послал меня вновь превратить Англию в страну чудес! – торжественно объявляет Рипли. Энтони решает в ближайшем будущем посетить алхимика. На следующий вечер Энтони с Бет отправляются в монастырскую церковь Святого Варфоломея Великого сразу за городской стеной, около Смитфилда. На Энтони красные туника и плащ, черные чулки и белый пояс; цвета обозначают воинское мужество, осознание смертности и чистоту. Бет в камзоле и лосинах, на голове у нее широкополая шляпа в бургундском стиле, надвинутая до самых бровей. Энтони арендует церковь на ночь. Причетнику он сказал, что завтра его посвящают в рыцари и оставшиеся часы ему хочется провести в благочестивом бдении в сопровождении пажа. Если у причетника и возникли подозрения, он не стал ими делиться, поскольку ему щедро заплатили. Оказавшись внутри, Бет спешит раздеться и, обнаженная, встает перед алтарем, раскинув руки в пародии на распятого Христа за ней. – Дорогой муж, как я тебе нравлюсь? Раньше Энтони представлял овладение женщиной как осаду хорошо защищенного города, но тут ничего подобного: у Бет достаточно опыта, и она сама раздевает его и ведет к алтарю, где Энтони входит в нее, уложив на красный плащ. Где – то снаружи воет собака. По крайней мере, Энтони надеется, что это собака. К утру по настоянию Энтони они преклоняют колени и в знак благодарения возносят молитву, прежде чем одеться и покинуть церковь. Сначала Энтони думал, что Бет воспротивится его предложению совокупиться в церкви, но теперь понимает, что жена считает христианское благочестие обязательным только для простонародья. Дом августинцев стоит у самой городской стены, уже за Брод-стрит, но Рипли предоставлено жилье во дворце. Именно там Энтони и находит его, когда два дня спустя отправляется в гости к алхимику. Каноник, насвистывая, расставляет книги по полкам. Его лаборатория – довольно жизнерадостное местечко. Через окно льется солнце, и от стеклянных колб и серебряных инструментов отскакивают солнечные зайчики. Рядом с плавильной печью стоит объемистое деревянное кресло. Полки уставлены закупоренными банками, альбарелло[18], алхимическими перегонными кубами, ретортами и ситечками. На двух пюпитрах лежат открытые книги с яркими, красочными буквицами. На столе – клетка с совой, огромные песочные часы и раскроенный череп. Обстановка вполне приятная, только немного пахнет серой. Рипли рад его приходу. – Считайте, что зашли прямиком мне в голову, поскольку мозг у меня устроен подобно этой комнате. Представьте себе: окно – мой единственный глаз, через него я смотрю на мир, а голова у меня, как и эти покои, забита книгами, а еще землями, металлами и летучими жидкостями, которые необходимы для размышлений над ними. – Указывая на череп, Рипли продолжает: – Это голова Уилтшира. Я снял мох и запечатал его в глиняном сосуде. Затем следует целая лекция: – Черепной мох коричневый, и он растет на том месте, где гниет кость. Это главный ингредиент унгвентум армариум – так сказать, оружейной смазки для магнетического лечения ран. Самый лучший, самый действенный черепной мох произрастает на том, кто был убит, казнен или погиб в бою, ибо жизненная сила человека, умершего насильственной смертью, держится дольше, чем сила почившего от естественных причин. Врач наносит смесь, другие ингредиенты которой – мед и свиной жир, на оружие, которым сделана рана, и прижимает оружие к ране, после чего она непременно исцеляется быстро и чисто. Такой метод называется гоплохризмой. Если оригинальное оружие не удастся заполучить, надо взять другое той же формы. Возможно, на днях вам понадобится черепной мох, – заключает Рипли. Затем он обращает внимание Энтони на одну из книг, лежащих на пюпитре, «Алхимические составы». Она открыта на сложном чертеже, названном колесом Рипли. В центре изображена серия концентрических кругов, каждый из которых снабжен надписью. Энтони читает их: «Вот красный муж со своей белой женой. / Повенчан он с духом жизни земной. / Вот чистилище, куда лежит их путь. / Чтобы горе и боль обмануть. / Вот от страданий они чисты. / И ярко блестят, как кристалл блестит. / Вот в рай он вступает, победой согрет. / Собой затмевая солнечный свет». – Я пишу иносказательно, дабы другие, читая, не догадались, – загадочно говорит Рипли. Он переворачивает страницы, показывая рисунки, где красный и черный человечки рубят на куски связанного дракона, где солнце и луна соперничают на свадьбе ртути и серы и, наконец, где мужчина и женщина совокупляются в огромной стеклянной колбе. Последний рисунок называется «Идеальное решение». Любовь точно так же сводит вместе необходимые ингредиенты, как движет солнцем и звездами. – Вчера сюда заходил аббат, желая увидеть процесс изготовления золота, – говорит Рипли. – Приходится притворяться, что именно в этом и состоит мой труд. Иначе народ начнет задумываться, чем же я занят на самом деле. Аббат обмолвился, что ожидает от вас великих дел, ибо, победив смерть, подобно Христу, вы стали непорочным рыцарем, который однажды удостоится чести напрямую лицезреть Священный Грааль. – Аббат ошибается, – отвечает Энтони, – я не непорочен. Рипли это не волнует. – Не имеет значения, – говорит он, – я не откажусь от проповедования вашей непорочности, ибо, даже деля ложе с женой, вы соблюдаете совершенное воздержание, поскольку во время сна между вами лежит меч. Таким образом вы подвергаете свою добродетель еженощному испытанию. И сейчас мне пришло в голову: пожалуй, еще я пущу слух, что под одеждой вы всегда носите власяницу. И бичуете себя перед отходом ко сну. Уж я позабочусь о вашем великом будущем. Вы превратитесь в героя. Только позвольте мне вас направлять. – Но ведь тут нет ни слова правды! – протестует Энтони. – Конечно, – соглашается Рипли. – Но впечатляет гораздо сильнее. Вот интересно, Артур действительно вытащил меч из камня? Разве такое вообще возможно? Или Мерлин просто описал получение меча именно таким образом? У мира обыденного слишком тусклые цвета, и его надо… надо раскрасить поярче. Теперь, когда на троне Эдуард, люди ждут великих свершений, и моя задача – наша задача – их не разочаровать. До сих пор вы почти не заявляли о себе, поскольку покамест вам и сказать было нечего. Но теперь настало время перемен, и надо придумать для вас историю, которую народ захочет послушать. Энтони качает головой: – Спасибо, конечно, но я уж как-нибудь сам проложу себе путь в этом мире. – Нет, вы скоро поймете, что я вам нужен. Но сначала я задам вопрос, а потом расскажу кое-какие новости, которые вам не понравятся. Вопрос такой: кто правит Англией? – Эдуард. Правление Генриха завершено. – Вы глупец. Эдуард сидит на троне, но всем ясно, что королевством управляет Уорик. У него есть люди, корабли, огромные поместья, деньги и власть. Когда ему что-нибудь нужно от короля, он просто говорит Эдуарду, что делать, и тот подчиняется. В народе Уорика прозвали Делателем королей. Всего лишь вопрос времени, когда он сделает королем самого себя, поскольку Эдуард только греет для него престол. А теперь о том, что вам не понравится. Уорик подучил Эдуарда отказать вашему отцу в должности верховного констебля и отправить его подальше от Вестминстера. Его заменит граф Вустер, Джон Типтофт: он учился в Италии и недавно вернулся домой. Типтофт принадлежит к древнему дворянскому роду, что говорит в его пользу. Вас же пошлют на север помогать в осаде пограничных крепостей, которые еще удерживаются сторонниками Ланкастера. За вами будут пристально следить, для чего приставят командиром Уорика, а он уже предупредил короля, что ни вам, ни вашему отцу доверять нельзя. – Откуда тебе все это известно? – У меня есть осведомители. Улыбнитесь, милорд. Улыбнитесь. Хорошо, когда есть враги. О человеке можно судить по уровню его недругов, и Уорик – враг грозный, настоящее сокровище. Он ненавидит вашего отца и лорда Гастингса. По мнению Уорика, они дают королю дурные советы, которые бесчестят его и подрывают устои святой церкви и всего народа. Он считает вас с отцом и других новичков при дворе выскочками, циничными и жадными пустозвонами, которые, спекулируя острым словцом и красивым личиком, надеются оттеснить старое дворянство. Не надо кривиться! Я просто описываю мнение Уорика. Он принадлежит к древней ветви господ, которые на протяжении поколений оказывали услуги королям Англии. Мудрые советники появляются только из рядов старой знати, ибо наилучшие интересы королевства у них в крови. Должен сказать, что вас с отцом Уорик считает самыми заклятыми врагами, поскольку он ненавидит колдовство, а заодно и Жакетту де Сен-Поль. Самое смешное, что в колдовство он не верит и все же боится его. По его мнению, английская политика отравлена магией или, по крайней мере, ее видимостью – амулетами, ядами, приворотами, алхимическими соединениями, порчей на бесплодие, демоническими пророчествами. И многие разделяют его мнение. Уорик достоин восхищения, и признаюсь, я действительно восхищен его уверенностью в себе и беспощадностью. Во время осады могут происходить несчастные случаи. Вам следует сохранять крайнюю осторожность, ибо сейчас он жалеет, что не убил вас с отцом еще в Кале. – Улыбнувшись, Рипли продолжает: – Но не падайте духом, милорд. Я на вашей стороне. Будем надеяться, что на севере вам повезет. Удачу приносят многие вещи: встретить пару воронов, погладить по спине горбуна, увидеть изображение слона и совокупляться в церкви – хотя, если хорошенько подумать, совокупление в любом месте можно считать удачей. А теперь ступайте с Богом, ибо в Его воле наш мир. Глава 5 Алник На обратном пути в Норфолк Энтони и Бет еще больше ночей проводят за бдениями в церквях. В Норфолке Энтони занят нескорым делом – сборами к предстоящей кампании. Грядущее расставание с Бет нагоняет тоску, марш-бросок на север обещает быть долгим, утомительным и трудным, но без особых происшествий. Англия спит под снежным одеялом. Нортумберленд принадлежит семье Перси, а Перси, герцоги Нортумберлендские, всегда поддерживали Ланкастера. Теперь силы, верные Маргарите Анжуйской и делу Ланкастера, окопались в пограничных замках Бамборо, Данстенборо и Алник. Энтони со своим отрядом назначен в осаду Алника. В этом походе младший Вудвилл является заместителем Томаса Невилла, Бастарда Фоконберга, дяди графа Уорика. Фоконберг, седой старый служака, мало нуждается в помощи или совете Энтони и не испытывает к нему никакой симпатии. За осадой Данстенборо надзирает Ральф Грей, пока на место не прибудет новый верховный констебль, Джон Типтофт, граф Вустер, и не примет командование. Под стенами Бамборо расположились лорд Монтегю и Бастард Огл. Ставка Уорика, на которого возложено общее руководство всей северной кампанией, находится в Уоркворте, в трех километрах от Алника. Каждый день граф приезжает оттуда, чтобы проверить, как продвигаются дела с осадой, а они продвигаются не очень. Их встреча под стенами Алника получается неловкой. При виде Энтони Уорик морщится, но берет себя в руки. – Милорд Скейлз, а вот и снова вы! – И Уорик разводит ладони. – Наша первая встреча получилась не самой теплой (в Кале, помните?), но что было, то прошло. Время все меняет. Теперь, когда мы сражаемся под знаменами одного короля, я приветствую ваше участие в этой кампании, поскольку нам нужны все добрые люди, каких удастся заполучить. Уверен, мы подружимся. Давайте же обнимемся. Они обмениваются формальными поцелуями примирения, и Уорик продолжает: – Тот церковник в Лондоне, Джордж Рипли, очень хорошо отзывается о вас. Признаться, мне он кажется странноватым и подверженным непростительным фантазиям, но я уважаю его ум. С порохом он просто творит чудеса. Грубоватое добродушие и энергичность Уорика вызывают у Энтони некоторое восхищение. Теперь граф желает увидеть, куда пошли деньги, выделенные на Алник. Осмотрев три требушета-камнемета, которые ежедневно атакуют стены Алника, Уорик потирает заросшую щетиной челюсть, не в силах скрыть презрительное отношение: – Все это хорошо сработало бы при осаде Иерихона или Трои, но ей-богу, мы-то живем в пятнадцатом веке! Наступление на крепости продвигается слишком медленно. Надо ускорить его. Рыцарство превращается в объект насмешек, если не располагает новейшими достижениями для ведения войны. У графа есть шесть больших железных бомбард, привезенных на кораблях из Ньюкасла вместе с более простыми в управлении кулевринами, грубо обтесанными каменными ядрами и бочками с порохом, и он наблюдает за разгрузкой орудий. Как только бомбарды оказываются на суше, Уорик подходит их погладить, словно они собаки, а то и женщины. Для каждой из них у него есть имя. Особенно он любит бомбарду Кэти и даже целует ее ствол. – Ах вы, мои очаровашки, – приговаривает он, а потом запускает руку в одну из бочек, чтобы достать пригоршню пороха. – Эта кучка пыли – залог будущего нашего королевства! – Обращаясь к Энтони, он поясняет: – Рипли значительно улучшил состав нашего пороха. Теперь в нем четыре пятых селитры, одна десятая древесного угля и одна десятая серы, и его мощь значительно возросла… А кстати, Рипли говорил, ты носишь власяницу. Объясни мне, как ты спишь в рубашке из волос? Не дожидаясь ответа, Уорик вскакивает в седло, всем своим видом демонстрируя, что уж ему-то власяница ни к чему. Перед ним и так все благоговеют, ведь он совершил столько великих деяний. Перейдя на галоп, он исчезает вдали. Фоконберг и Энтони согласны, что для разворачивания прибывшей артиллерии лучше подождать сухой погоды, дабы влага не попала в порох, но дождь идет почти постоянно. Алник крепко удерживают французы и шотландцы под командованием герцога Сомерсета. Замок имеет укрепленную куртину и мощные бастионы в сочетании с неприступной надвратной башней. На крепостной стене расставлены каменные воины, и часто в серых зимних туманах статуи не отличишь от живых шотландцев, которые беззвучно передвигаются за ними. У Энтони почти нет обязанностей, кроме наказания солдат за попытки дезертирства, и бездействие сильно раздражает его. По утрам он галопом мчится верхом на Черном Саладине по отлогому морскому берегу. Стоят такие холода, что кромка моря иногда замерзает. На дальних отмелях лежат тюлени, похожие на завернутых в саван покойниц, и поют им с конем жалобную песнь, будто оплакивая их ссылку на север. Чуть позже Энтони ежедневно тренируется сражаться на длинных мечах с Джоном Пастоном или другим рыцарем из молодых и энергичных. Теперь он отрабатывает приемы, которых не знал во времена занятий на ристалище за Чаринг-Кроссом. Он учится выбирать, когда бить лезвием меча, а когда наносить колющие удары. Вступая в схватку, старается задействовать полный вес меча и по возможности проходить над рукоятью клинка противника, а не под ней. Еще важнее, хоть и недостаточно – достаточно никогда не бывает, – научиться просто парировать режущий или колющий удар противника, ибо прием, которым отражают атаку, одновременно должен быть и контратакой. Энтони двигается, будто в танце. Отрабатывая приемы – «оборона железных ворот», «косой охранник», смертельный удар, оглушающий удар и нижнюю диагональную «тягу гнева», он учится быстро перебрасывать меч в левую руку и с его помощью прижимать лезвие меча противника к его боку. Поединок очень напоминает стремительную игру в шахматы, где он по очереди вселяется в каждую из своих фигур по мере их перемещения. И да поможет Бог всем посредственным мечникам, если они встретятся в бою с Энтони, лордом Скейлзом. Болтовню и хвастовство заслугами, характером или умом всегда можно поставить под сомнение и оспорить, но когда дело доходит до техники владения мечом, все сомнения отпадают, остается лишь суровый факт победы одного и поражения другого. Впервые Энтони чувствует себе цену и гордится собой. Но помимо тренировок, заняться, в общем-то, нечем. Письма идут медленно. Первым прибывает послание отца: «Дорогой сын, сообщаю тебе, что мы с твоей матерью теперь отдыхаем в нашей усадьбе в Графтоне, и твоя сестра Элизабет тоже здесь, ибо после смерти ее мужа в бою при Сент-Олбансе и утраты владений его мать леди Феррерс заявляет права на три оставшихся поместья, которые по праву принадлежат Элизабет. Эти земли ей завещал покойный муж, но пособники леди Феррерс изгнали Элизабет с сыновьями из их владений. Не знаю, как исправить дело и как вернуть себе прежнее высокое положение, но твоя мать клянется, что все устроится, ибо она слепила еще две свинцовые фигурки. Со своей стороны, я считаю, что Элизабет должна обратиться к лорду Гастингсу и взывать к милости короля, чтобы тот отдал ей поместья обратно. Нам надо подыскать Элизабет нового мужа и отца для ее детей, хотя без поместий она незавидная партия. Здесь уже началась посевная, хотя мы все еще боимся морозов, а после сильных ветров крыша амбара требует починки. Других новостей почти нет, хотя ходят слухи, что несколько недель назад на шута Скоггина напали крепкие парни, вооруженные дубинами. Он лишился нескольких зубов, а затем его бросили в Темзу. Вот ему и довелось узнать, что реки и впрямь бывают глубоки и опасны. И еще поговаривают, что скоро в Бургундии для короля найдут невесту, ибо так хочет Уорик. Молюсь, чтобы ты был жив и здоров, и надеюсь в скором будущем тебя увидеть. Сейчас время разбрасывать камни. Умоляю, пошли весточку, как у тебя дела и какие новости, ибо до сих пор мы не получили от тебя ни строчки». Следующее письмо приходит от летописца Кроуленда, который просит Энтони прислать ему сведения о продвижении северной кампании. В длинном бессвязном письме летописец сообщает, что аббат обнаружил серьезное несоответствие в расчетах универсальной хронологии. Похоже, веков оказалось слишком много, чтобы уложить их в предполагаемый возраст земли. После долгих размышлений и чтения старых летописей аббат окончательно утвердился во мнении, что изрядный период времени между 600-м и 900-м годами нашей эры попросту выдуман летописцем Х века, который работал на германского императора Оттона III. Идея состояла в том, чтобы с наступлением 1000 года провозгласить Оттона апокалиптическим императором тысячелетия. Аббату и летописцу Кроуленда бросился в глаза тот факт, что в те фантомные века произошло подозрительно мало событий, а как только лишние столетия изъяли из хронологии аббата, она отлично заработала. Читая это письмо, Энтони сомневается в правоте аббата, но когда он пытается вспомнить какое-либо событие тех трех веков, у него ничего не получается. Он пишет в Кроуленд об осадах замка и об опасениях, что армия французов и шотландцев, которую формируют в Шотландии, может двинуться на юг, чтобы освободить пограничные замки. В свою очередь, ему любопытно узнать, зачем летописец утруждает себя записями о битвах, осадах и расстрелах. Разве он не должен ограничиваться только святыми делами? Письмо от Рипли очень краткое. Он молится за Энтони. И тот должен как можно скорее прислать отчет о своих приключениях, действительных или мнимых, ибо пора сеять семена его славы странствующего рыцаря и идеального паладина. И пусть Энтони всегда помнит, что именно любовь движет солнцем и прочими светилами. Проходят многие недели, прежде чем однообразие осады решительно нарушается прибытием на север Джона Типтофта, графа Вустерского. Его громогласная речь напоминает лай своры собак: – Когда мы добирались сюда, на нас напало не менее сорока разбойников; мы отбились, но эта стычка порадовала меня, и вот почему. Их попытка вызвала у меня уважение! Из вооружения у них были только луки и стрелы, да и с теми они справлялись едва-едва, а меня сопровождали обученные солдаты. Пересекая Францию на обратном пути из Святой земли, я повидал, как те, у кого нет ни работы, ни земли, побираются или голодают. В Англии же мужчина, не имеющий возможности честно заработать на пропитание, выйдет на большую дорогу с дубиной и ножом или начнет воровать. Мы за год отправляем на виселицу больше закоренелых грабителей, чем Франция за семь лет! Говорю вам, пока в Англии найдутся крепкие молодцы, готовые к драке, враги нам не страшны. Из облаков вынырнуло бледно-желтое солнце, и по всему лагерю от покосившихся шатров из шестов и шкур поднимаются тонкие белые струйки пара. Триптофт идет между заплесневелыми пологами и перескакивает через веревки. Он лысый, с крючковатым носом. Глаза у него сверкают, а череп загорел дочерна. Граф одет в камзол цвета киновари с желтыми полосами, и за ним повсюду следуют карлик и оруженосец, на запястье которого сидит длиннохвостый попугай. Как только Триптофту удается, не нарушая приличий, отделаться от Фоконберга, он направляется в палатку с Энтони. Энтони ожидал, что человек, заменивший отца на посту верховного констебля, вызовет у него неприязнь. Но живость и энергичность Триптофта завораживают. Граф с ходу принимается тараторить о своей учебе в Падуе и Вероне, о паломничестве в Иерусалим, о работе на посту верховного констебля и дополнительных обязанностях в качестве председателя рыцарского суда и завершает речь похвалой внешней красоте клана Вудвиллов – Энтони, его отца, матери и сестры. Взяв Энтони за подбородок, он поворачивает его лицо, внимательно рассматривая со всех сторон. – Люблю красоту, и мне не стыдно в том признаться. Если честно, я бы предпочел сам обладать красотой, а не любить ее в других, но будем довольствоваться тем, что имеем. Будь моя воля, я стал бы содомитом, вот только Библия запрещает. Поэтому я и не содомит. – Окинув взглядом палатку Энтони, Триптофт спрашивает: – Где вы храните книги? Энтони пожимает плечами и признается, что не привез с собой ни одного фолианта. Правда же заключается в том, что читает он очень мало, предпочитая ярко раскрашенные картинки и геральдические эмблемы крошечным черным закорючкам, которые ползут по рукописным страницам, будто уродливые насекомые. Триптофт недоволен ответом Энтони и замечает: – Люди болтают о том, как прекрасна жизнь, но клянусь вам, чтение еще прекраснее. Даже если искать изо всех сил, в жизни никогда не найдешь счастливого конца. Он бывает только в книгах. Наша христианская вера зиждется на книге, и наше спасение зависит от книги, которая есть Библия. Книги дают нам в назидание жития святых и героев. А собственная наша жизнь так ничтожна, что мы просто обязаны иметь хоть какую-то возможность мечтать о великом. В моем представлении мир – тюрьма, куда мы все надежно заключены, и если не считать смерть, только книги способны нас освободить. Что же касается меня, уверяю, книги лучше всего помогают мне прогнать отчаянную меланхолию, усталость и мысли о причинении вреда себе, кои постоянно обременяют меня. Вам следует прочесть как можно больше книг и как можно скорее. Ибо книг так много, а времени так мало. – Выговорившись, граф замолкает. Думая развлечь его, Энтони рассказывает о странных представлениях аббата Кроуленда о южном континенте и потерянных веках, но Триптофт, на удивление, не видит здесь ничего странного. – Аббат прав, – говорит он. – В «Аду» Данте сказано о том же.