E se’ or sotto l’emisperio giunto Ch’e contraposto a quell che la gran secca Coverchia, e sotto ‘l cui colmo consunto Fu l’uom che nacque e visse sanza pecca…[19] Пораженный, что Энтони не знает итальянского языка, Триптофт переводит: – И теперь ты подошел под полусферу, противоположную той, что нависла над великой сушей, и под которой закончилась жизнь человека, родившегося и жившего без греха. И граф объясняет, что Вергилий и Данте, путешествуя по кругам Ада, вышли в Южное полушарие в точке, прямо противоположной холму, где распяли Иисуса. В следующей части «Божественной комедии», «Чистилище», Данте узрит великую гору Чистилище, что одиноко возвышается в Южном полушарии в залитой солнцем местности, которой никогда не достигали корабли. Что же касается придуманных трех веков, для Типтофта идея в новинку, но он не считает ее такой уж невероятной. – Согласен, определенная проблема с императором Карлом Великим, жившим в девятом веке, имеется, – говорит он. – О нем многое известно, и, на мой взгляд, мы знаем даже чересчур много. Он участвует в слишком многих сражениях, строит слишком много церквей, создает слишком много манускриптов. Он мудрый, храбрый, образованный, щедрый – само совершенство. Более того, его паладины, Роланд и Оливер, совершают невероятные героические подвиги, невзирая на полное отсутствие шансов, а империя Карла уж слишком велика. Сдается мне, что этот император и его рыцари могут оказаться мифическими персонажами… как король Артур. – То есть? Вы считаете историю Артура всего лишь легендой? – История Артура – основополагающий миф нашего народа, и раз англичане им гордятся, значит, история и правда хороша, но это лишь сказка, а реальные события наверняка были куда скучнее, ибо жизнь вечно оказывается скучнее историй, которые я читаю в книгах. – Не может быть, чтобы Артур был всего лишь плодом нашего воображения. – Энтони потрясен. – Во-первых, кости Артура и Гвиневры обнаружены и перезахоронены монахами в Гластонбери. Я молился у их гробницы. Далее: Круглый стол находится в Винчестере, и я видел его своими глазами, как и места рыцарей, обозначенные вдоль окружности, а еще есть геральдические свитки, где изображены эмблемы всех рыцарей Артура. Каждому известно, что Гилфорд раньше именовался Камелотом. Более того, до нас дошли труды по истории Британии: один написан монахом Уильямом из Мальмсбери, другой – епископом Джеффри Монмутским. Есть и другие. Такие святые люди не стали бы выдумывать подвиги Артура. Но предложенные доказательства не впечатляют графа. – Основная часть нашей истории выдумана, и это даже к лучшему. История есть не что иное, как ложь, которую мы рассказываем о наших предках. Если немецкий монах способен выдумать три столетия, то непонятно, почему наше британское духовенство не может опуститься до подделки полувека или около того. Что же касается меня, я уже давно оставил романы об Артуре и его рыцарях, ибо считаю их слишком далекими от жизни. В настоящее время я читаю «Тирренику» императора Клавдия, весьма продолжительную историю этрусков, но по большей части не верю его рассказам об этрусских царях и их войнах. Наверняка многое придумано. И все-таки мне нравится читать выдумки о прошлом, пока они кажутся правдоподобными, чего нет в историях об Артуре. – Но если Артур и братство Круглого стола никогда не существовали, то нам не с чем сравнивать себя, и попытка воскресить Камелот – просто-напросто глупость. – Именно так. Но Эдуард не должен заподозрить правду, ибо глупость тоже полезна. Я восхищаюсь историями о короле Артуре и немного боюсь их, поскольку считаю воскрешение людей, которых никогда не существовало, своего рода колдовством. Впрочем, полагаю, вам известно о колдовстве больше моего… Хотя утверждать не возьмусь… Затем, меняя тему разговора, Триптофт расспрашивает Энтони о семье, и тот к слову упоминает, что поместьями Элизабет в Лестершире завладели люди леди Феррерс. – Не знал, что у вашей жены есть поместья в Лестершире. – Я говорю о сестре, ее тоже зовут Элизабет. Внезапно Триптофт приходит в бешенство: – Клянусь пятью ранами Христа! Это проклятие английской аристократии. Мы, лорды и леди, настолько безмозглые, что не можем придумать своим детям других имен, кроме Элизабет, Анны, Кэтрин, Генри, Ричарда, Эдварда и Джона. А потом снова Генри, Элизабет, Джон, Кэтрин, Ричард, Эдвард и Анна. Поэтому мы постоянно путаемся, кто есть кто. У простолюдинов больше разума и воображения, поскольку у них встречаются и другие имена: Ходж, Пойнс, Гарт, Алфред, Мэриголд и Беверли. Клянусь Богом, я так устал от собственного имени Джон, что уже готов назваться Актеоном, Зороастром или каким-нибудь Фабрисом. С этими словами Джон Триптофт топает прочь из палатки. Энтони догадывается, что на самом деле граф злится на себя за реплику о колдовстве. В последний момент, уже верхом на лошади, Триптофт, вполне успокоившийся, приглашает Энтони к себе в Дастенборо. Возможно, они смогут сойтись в дружеском поединке на мечах. Изначально Замок скорби получил свое название потому, что здесь хозяйничали злые чары. Под стенами этого замка Ланселот сражался с двумя отрядами рыцарей и победил их. Захватив цитадель, Ланселот пришел в часовню и увидел там большую металлическую надгробную плиту. Подняв ее, он обнаружил, что могила предназначена ему, а на плите вырезано его имя. Так рыцарь впервые узнал, кто он, и понял, что после смерти его тело упокоится в этом замке. А еще он нашел спрятанный в колонне сундук, из которого доносились ужасные голоса. Он открыл сундук, оттуда вихрем вылетели бесы, и колдовские чары рассеялись, а замок стал владением сэра Ланселота. Когда сэр Ланселот радушно принимал гостей – короля Артура и королеву Гвиневру, – он переименовал свою крепость в Замок радости. Позже сэр Ланселот пригласил к себе сэра Тристана и прекрасную Изольду, и они жили там, будто король и королева, хотя у их истории печальный конец. Многие годы спустя, когда сэр Тристан и прекрасная Изольда уже почили, а королеву Гвиневру осудили за прелюбодеяние и, облачив в белую рубаху смертницы, собирались сжечь на костре, сэр Ланселот явился к месту казни и сразился со множеством рыцарей. Убив нескольких, среди которых были братья сэра Гавейна сэр Гарет и сэр Гахерис, сэр Ланселот спас королеву. Достославная королева была счастлива избежать смерти. Она возблагодарила Бога и сэра Ланселота, а он отвез свою королеву, как повествует французский роман, в Замок радости и там оберегал ее, как подобает благородному рыцарю. Тогда король Артур по просьбе сэра Гавейна объявил войну сэру Ланселоту и осадил его замок, ибо Гавейн хотел отомстить за своих братьев. Но сэр Ланселот отошел под защиту крепких стен цитадели, прихватив с собой достаточно провизии и столько благородных людей, сколько требовалось для защиты города и замка. В конце концов через пятнадцать недель осады посланный папой епископ помирил воюющие стороны, и королева Гвиневра по условиям мирного договора в Карлайле сдалась супругу, а сэр Ланселот согласился покинуть земли короля Артура и жить в чужих краях. Когда же благородный сэр Ланселот вскочил в седло, чтобы покинуть Карлайл, все люди оплакивали его уход, а он отправился в Замок радости. Вот так сэр Ланселот навсегда оставил королевский двор. И когда, покинув Замок радости и плывя по водам, рыцарь воскрешал в памяти печальные воспоминания, то снова называл цитадель Замком скорби. После финальной битвы между королем Артуром и сэром Мордредом, в которой они убили друг друга, сэр Ланселот вернулся в Англию и долго скорбел о смерти Артура, пока не заболел и не скончался. Его тело перенесли в Замок скорби, который сегодня известен как Бамборо, и там находится могила Ланселота. Историю Бамборо Энтони слышит из уст сэра Томаса Мэлори из Ньюболд-Ревела. Уорик послал Энтони в Бамборо, чтобы доложить об осаде под командованием Бастарда Огла, и Мэлори, один из заместителей Огла, приставлен к Энтони для решения вопросов. Мэлори, коренастый мужчина со шрамами на лице и коротко остриженными волосами, говорит рычащим басом и как-то странно поглядывает на Энтони, будто подозревает в чем-то. На вопросы Энтони он отвечает коротко, даже небрежно. Бамборо ему не нравится: Мэлори считает, что крепость по-прежнему заслуживает названия Замок скорби. По ходу дела выясняется, что сэр Томас, как и Типтофт, любитель книг. С его слов, во время тюремного заключения книги стали для него великим утешением, и единственное, о чем он хочет говорить, это «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь», «Свадьба сэра Гавейна и леди Рагнелл», «Передур», «Белая книга Ридерха», «Красная книга из Хергеста», «Мерлин», «Житие Иосифа Аримафейского», «Книга льва» Чосера и подобные им рыцарские романы. После осмотра окопов, бомбард и палаток Мэлори незамедлительно обращается к легендарной британской истории. Некоторое время они идут вдоль самой кромки моря, а затем садятся отдохнуть под скалой, и Мэлори говорит об Артуре, Мерлине, Нимуэ, Ланселоте, Персивале, Скорбном ударе, Уродливой даме, Гибельном месте, Стоунхендже, острове Саррас, об испытании с отрубанием головы и тому подобных материях. Похоже, Мэлори с наслаждением окунается в океан историй. Энтони не может не похвастаться своим драконьим происхождением и рассказывает Мэлори историю Мелюзины. Тот отвечает сюжетом о местном драконе, Страшном Змее. Там говорится о девушке, которая проклятьем мачехи была обращена в дракона и сброшена со скалы в море. Она научилась дышать под водой, а волосы у нее отросли и обвились вокруг тела. Временами ужасная тварь выбиралась из моря и пожирала скот. В конце концов появился рыцарь, исполненный решимости убить чудовище, но во время схватки девушка-дракон предложила ему волшебный пояс, если он трижды поцелует ее. Преодолевая страх и отвращение, рыцарь выполнил ее просьбу, и чары рассеялись. И как только Змей вновь стал девушкой, мачеха превратилась в ядовитую жабу, которая и поныне все еще прыгает по морскому берегу у замка Бамборо. – В чем смысл этой странной сказки? – хочет знать Энтони. Мэлори отвечает не сразу, и слова его не менее странны: – По-моему, как и многие другие истории, это притча о страхе и риске в отношениях между мужчиной и женщиной. Каждый поцелуй – маленькая победа над отвращением. Энтони трясет головой, пытаясь прояснить мысль: – Но ведь в этой местности когда-то водились настоящие драконы? – Во времена Артура драконы здесь наверняка еще попадались. Но, похоже, их всех убили. Леса и болота Англии всегда служили местами сражений, где одни звери охотятся на других в борьбе за выживание. Возможно, драконы оказались недостаточно сильными или недостаточно быстрыми, чтобы выжить, ибо люди опаснее драконов. Думаю, люди уже убили последнего дракона – а через несколько лет, возможно, человек убьет и последнего в Англии волка. Тем не менее я слышал, что в Африке все еще водятся драконы: они живут в реках и пожирают людей. По дороге обратно в Бамборо Энтони пересказывает точку зрения Типтофта о том, что короля Артура никогда не было. Мэлори смеется, на мгновение забывая все свои печали: – Граф Вустер отрицал бы и существование Иисуса, если бы не боялся адского пламени. Но как этот умник докажет, что короля Артура никогда не было? Какие тут вообще могут быть доказательства? Граф Вустер сумеет указать место, где Артур никогда не бывал, назвать людей, которых он никогда не встречал, и продемонстрировать обувь, которую он никогда не носил? Его сомнение сродни безумию. Путешествия за границей породили в нем ненависть к Англии и всему английскому. Я слышал, он также не верит в существование святого Георгия, но при этом почитает сотни итальянских святых и бесконечно радуется их чудесам. Он не истинный англичанин. О нем лучше всего говорит пословица: Inglese italianato e diavolo incarnate[20]. О значении последнего выражения Энтони догадывается. К этому времени они уже вошли в лагерь под стенами замка. – Вам пора возвращаться в Алник, – говорит Мэлори, которому будто не терпится избавиться от Энтони. И когда тот уже в седле и готов отправиться в путь, Мэлори выбегает из палатки с книгой. Это «Обет Артура». – Возьмите, – говорит он. – Эта книга изменит вашу жизнь. Энтони сомневается. В историях об Артуре и его дворе слишком много печали, слишком много измен, слишком много смертей и слишком много цитаделей, заслуживающих имя Замок скорби. К тому же Энтони не любит читать, да и получается у него медленно. Не успевает он отъехать, как его останавливает отряд всадников. После вежливого приветствия они объясняют, что граф Уорик велел сопроводить его к Типтофту в Данстенборо. Типтофт принимает его в палатке, по роскоши превосходящей любой шатер в Алнике. У входа сидит прикованный к жердочке попугай. На полу расстелен турецкий ковер, а над кроватью свисает балдахин. Походная библиотека хранится в сундуках в глубине шатра, где ее стережет скульптура распятого Христа из каррарского мрамора. Как только Энтони ступает внутрь, у входа встает дозором Черномор, карлик графа. Типтофт что-то быстро и отрывисто говорит ему на языке, который Энтони определяет как латынь. Похоже, его догадка верна. – Черномор говорит только по-русски и немного на латыни, – поясняет Типтофт. – Если попытаетесь уйти без моего разрешения, он оторвет вам руки. Пока Энтони мучительно силится понять, что происходит, оруженосец Типтофта приносит книгу «Обет Артура», которая раньше лежала в седельной сумке Энтони. Оруженосец передает книгу графу, который небрежно перелистывает ее, пока не находит искомое. Это письмо, вложенное между страниц. Типтофт вскрывает его и быстро пробегает глазами. Хоть Энтони и напуган, его восхищает, как быстро граф читает, при этом даже не шевеля губами! Граф показывает письмо Энтони и говорит: – Так я и думал. Письмо, похоже, от герцога Сомерсета и адресовано вам. Он хвалит вас за пересмотр понятий о верности и обещает хорошее вознаграждение от короля – я имею в виду Генриха Ланкастера. Затем он подробно описывает, как можно безопасно проникнуть в замок и присоединиться к гарнизону Алника. Завтра вечером, когда вы подадите сигнал, небольшой отряд устроит вылазку и проведет вас потайным ходом в замок. Граф Уорик именно так и предполагал. По его совету вас привели ко мне, поскольку в качестве председателя рыцарского суда я обладаю властью и полномочиями решать подобные вопросы на месте. – Но я ничего об этом не знал! – протестует Энтони. Кажется, Типтофт не слышит его. Он приказывает оруженосцу зажечь свечу, а затем подносит ее так близко Энтони, что ему обдает лицо жаром пламени. Глаза Типтофта находится прямо за свечой, и пламя отражается в зрачках, которые в неверном свете напоминают зрачки ящерицы. Граф долго и пристально смотрит прямо в глаза Энтони и наконец говорит: – Жаль портить такое прекрасное лицо, и будет грустно наблюдать, как эта красивая голова отделится от плеч, где сейчас покоится. Внезапно он резко отводит свечу от Энтони и держит над пламенем письмо, пока бумага не сгорает полностью. – Не верится, что за столь прекрасным лицом скрываются предательские мысли. Придется сказать Уорику, что я не нашел против вас никаких улик. – Он пожимает плечами. – Пусть порадуется, что в наших рядах нет изменников. А «Обет Артура» почитать стоит. – Передав свечу оруженосцу, он продолжает: – Слышал, вы каждое утро устраиваете под стенами Алника поединки на мечах. Пофехтуете со мной? С этими словами Триптофт достает два тренировочных меча и вместе с Энтони выходит из шатра. Недели упражнений под стенами Алника сделали движения Энтони более уверенными. Кроме того, будучи выше ростом, он получает больше шансов достать противника. Несколько взмахов, и он вот-вот разоружит Типтофта, но тот уже понял, на что способен противник, и быстро уравнивает шансы, после чего Энтони не удается нанести ему ни одного удара: каждый раз Триптофт медленно отступает влево и описывает мечом нечто вроде купола неуязвимости. Энтони, который раньше не видел ничего подобного, сбит с толку. Запыхавшись и взмокнув от пота, они прерываются и возвращаются в шатер. – Признаю свое поражение, – говорит Энтони, – хотя такой бой больше похож на колдовство. – Вы не так уж и далеки от истины, – отвечает Типтофт. – Я научу вас этому приему. Но прежде вам необходимо уяснить, насколько мне тут не нравится. Избыток дикости в природе уродлив. Жаль, что нельзя оставить этот северный край благочестивым последователям Генриха Ланкастера вместе с шотландцами и прочим диким зверьем. В Италии порядка куда больше. И Типтофт пускается в подробный рассказ о том, как учился в Падуе и Ферраре, где старательно совершенствовал латынь. Как посещал лекции Джона Аргиропулоса во Флоренции, а затем в Риме сочинил на латыни ораторию, красноречие которой, в чем ему не стыдно признаться, вызвало у папы римского слезы радости. Еще Типтофт переработал перевод «Laus Calvitii» («Похвала плеши») Синезия из Кирены. Дикие животные волосаты, в то время как лысые животные куда умнее. Все великие философы Древнего мира были лысыми. Сфера есть совершенная форма, повторяющая форму небес на уровне микрокосма. У гулящих женщин длинные волосы. Quod erat demostrandum[21]. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь