– В первую ночь здесь я тоже видела странное, – рассказал Адара. – Дом всегда встречает гостей. Всегда. Потом – по-разному. Кто-то больше никогда не испытывает ничего подобного, кому-то видения приходят редко, а кому-то – каждую ночь. Такие люди выдерживают недолго и уезжают навсегда. – Дом сам решает, кому остаться, – произнесла мисс Марлоу от двери. Не крикнула – произнесла, но девушки услышали. – И вы ему позволяете? – не удержалась Шанти. Адара вздрогнула, а нейросеть… Нейросеть выдержала паузу, сохраняя на лице непроницаемое выражение, а затем неожиданно улыбнулась и громко произнесла: – Мне нравится, что ты поняла, с кем имеешь дело. И покинула террасу. Улыбка у мисс Марлоу оказалась очень приятной. – Ну ты даёшь, – выдохнула Адара после того, как за нейросетью закрылась дверь. – Я, признаться, её побаиваюсь. – Я тоже, – не стала скрывать Шанти. – Но не смогла промолчать. – Кажется, ей понравилось. – Всё может быть. – Девушка закончила с завтраком, допила кофе и спросила: – Где я могу поработать? – Мне нравится в зале «Астролябия», – ответила Адара. – Он под крышей башни левого крыла и битком набит старинными приборами. Мне там комфортно. – В парке можно? – Выбери место – и слуги принесут кресло или диван… в общем, всё, что захочешь. – Вот и хорошо. – Шанти встала из-за стола. – Увидимся за обедом. И неспешно направилась в парк. * * * Как получилось, что за крупнейшими европейскими рынками рабов прижилось название махала[6][Махала (араб.) – магазин.] не знал никто – само приклеилось и вошло в лексикон, поскольку полностью соответствовало смыслу и не вызывало отторжения или недоумения. И так же никто не имел понятия, почему самые крупные рынки имели имена собственные: махала «Луизиана», «Алабама», «Теннесси»… Точнее, в том, что большие рынки обретали названия, не было ничего необычного, почему имена оказались такими, вопросов тоже не возникало, но кто это придумал, оставалось неизвестным. И останется навсегда, поскольку такие мелочи на территориях никого не интересовали. Ближайшим к землям шейха Камалетдина был махала «Кентукки», расположенный на левом берегу Луары в небольшом и очень старом городишке, умудрившимся сохранить часть крепостных стен, шато и ратушную башню с работающими часами. Со старыми работающими часами – древний механизм продолжал отсчитывать время, несмотря на все перипетии прошедших столетий. И именно на площади перед ратушей любили проводить время богатые работорговцы: неспешно пили чай, играли в нарды, вели разговоры обо всём на свете и заключали сделки. Здесь располагался деловой центр «Кентукки», а не в ангарах на окраине, предназначенных для хранения товара, и сюда отправился Камалетдин после встречи с Пазылом. Но не чтобы потолкаться среди торговцев, пытаясь разузнать о судьбе сына, а ради разговора с Талале, их неформальным лидером, присматривающим за тем, чтобы рынок не превратился в базар. Несмотря на то, что площадь была пешеходной, бронированный внедорожник шейха подъехал прямо к заведению, однако внутрь Камалетдин вошёл один, выказав уважение и продемонстрировав, что ничего не боится. Но здороваться первым не стал. – Шейх Камалетдин, какая честь. Талале поприветствовал высокого гостя со всем возможным почтением, но без подобострастия. И без страха. Да, у работорговца не было своей земли и большого числа воинов, но он обеспечивал племенам выгодное сотрудничество, поскольку торговал не только рабами, но и запрещёнными к поставкам на территории устройствам, чувствовал себя нужным и в некотором роде неприкасаемым. Поэтому держался с Камалетдином хоть и не на равных, но без унизительного заискивания. Остальные торговцы, которые к моменту появления шейха пребывали на террасе, поняли, что большим людям нужно обсудить нечто важное и переместились внутрь. Официанты подали чай и заменили в кальяне Талале угли. – Как бизнес? – осведомился Камалетдин, подкладывая под бок подушку. – Всегда кажется, что могло быть лучше, но я доволен тем, что имею, – мягко ответил Талале. Кальян едва слышно забурлил. – Слышал, с недавних пор твои операции изрядно оживились? – Благодаря вам, шейх. – Нет, – качнул головой Камалетдин. – Благодаря ему. Смерть Пазыла ожидаемо привела к кровавой драке за власть над племенем, захваченных политических противников кланы охотно продавали щедрому Талале, что и привело к увеличению оборота. – Я этого не хотел. – Я понимаю, уважаемый Камалетдин, – кивнул Талале. Тихонечко выдохнул и осторожно перешёл к делам: – До меня дошли слухи о постигшем вас несчастье, шейх, и я хочу твёрдо уверить вас в своей абсолютной непричастности к случившемуся. – Работорговец понимал, на что способен несчастный, но сильный, а главное – пребывающий в неистовом гневе, отец, и предельно тщательно подбирал слова. – Я не идиот, чтобы ссориться с вами, уважаемый Камалетдин, и ни за что не купил бы у Пазыла вашего ребёнка. Или купил, но только для того, чтобы выразить вам своё почтение, вернув Джумали домой. – И поссориться с Пазылом? – прищурился шейх. – Я догадывался, что вы сделаете с Пазылом, – ответил Талале. Они оба понимали, что если бы последующие события развивались иначе, то хитрый торговец подождал бы с возвращением юношей и посмотрел, кто одержит победу, но сейчас это не имело значения. Пазыл мёртв, Камалетдин здесь, а Джумали – нет. И шейх понимал, что лгать ему торговец не станет. – Услышав о случившемся и предполагая нашу встречу, я внимательно изучил каталог, на тот случай, если какой-нибудь молодой или глупый торговец решил нарушить правила и заключить с Пазылом выгодную сделку. – Такое возможно? – Возможно всё, кроме одного: у нас есть чёткие правила товарооборота. Я покажу вам внутреннюю информацию, за что меня могут сильно наказать, но я вижу, что никаким другим образом не смогу доказать вам непричастность «Кентукки». – Талале протянул шейху планшет. – В каталоге собрана полная информация на товар: рост, вес, пол, возраст, фотографии с разных ракурсов и медицинское заключение. Вы можете запустить поиск вашего сына по описанию или фотографии, но я уже провёл его и даю слово, что Пазыл не продал Джумали никому из нас. – Остаётся возможность тайной сделки. – Мало кто рискнёт нарушать правила нашего сообщества, уважаемый Камалетдин. У нас, как и у вас, весьма короткий список возможных наказаний. Некоторое время мужчины молча пили чай, а затем Талале рискнул произнести: – Вы правильно с ним поступили, шейх. Камалетдин кивнул, сделал маленький глоток и почти равнодушно поинтересовался: – Тебе уже продали семью Пазыла? – Я не знаю, что они сделали с жёнами и старшим сыном, а младший… – Я хочу его купить, – плавно перебил работорговца шейх. – Пусть он станет моим подарком. – Хорошо. О том, что Камалетдин сотворит с презентом, Талале расспрашивать не собирался – понимал, что всё будет зависеть от того, чем закончатся поиски Джумали. К судьбе которого шейх как раз вернулся: – Если Пазыл не продал Джумали в «Кентукки», то куда он его отвёз? Камалетдин знал ответ, но хотел, чтобы Талале подтвердил догадку. – В землю Шабах, – коротко сказал работорговец. – Они уже несколько раз размещали в Сети объявления о покупке рабов. – Что ты скажешь о земле Шабах? – Только то, что ею владеет очень большой человек, – развёл руками Талале. – Я не знаю, почему он выбрал это место: может развлекается, может что-то скрывает, но я знаю, что надавить на него вы не сможете, шейх, при всём уважении. Вам нечем ему угрожать, потому что земля Шабах защищена и оружием, и законом. Об этом Камалетдин знал не хуже работорговца. – А договориться с ним можно? – Я слышал, что тот человек странный, но адекватный. Если вы сумеете добиться с ним встречи, шанс на успех есть. – Ты можешь сделать мне встречу? – Я постараюсь, уважаемый шейх, но не обещаю. – А ты очень постарайся. – Камалетдин чуть повысил голос, однако результата не добился. – Человек, который владеет землёй Шабах, не видит разницы между вами, мной, женой фермера и моим товаром, – вздохнул работорговец. – Для него мы все одинаковы. И моё слово не значит для него ровно столько же, сколько не значит ваше. Камалетдин понял, что имеет в виду Талале, помолчал и очень тихо спросил: – Но с ним можно договориться? – Я знаю одно, шейх – нужно попробовать, – неожиданно мягко ответил работорговец. – Больше вам ничего не остаётся. * * * – Мы слишком рано возомнили себя равными Богу. Так рано, что не разозлили Его и даже не удивили, а рассмешили. Мы сочли, что в праве вмешиваться в Его замысел, менять себя, созданных по образу и подобию, улучшать то, что улучшить невозможно. Нам всё время не хватает времени… всем нам – людям. Все хотят жить долго, лучше – вечно, но никто не спрашивает себя, что он будет делать с таким количеством дней? Но когда у тебя есть всё – ты сможешь придумать, чем занять вечность, ведь так? – Лорд Гамильтон улыбнулся. – Это был риторический вопрос. Для вас. А вот у моих родителей есть всё. Технологии, которые разработали до их рождения, позволят им прожить лет сто пятьдесят, сохраняя здоровье и относительную молодость. Признаки старения начнут проявляться приблизительно в сто двадцать… Неплохо, да? Девушки сдержано кивнули. Сегодняшний ужин несколько отличался от вчерашнего. Меню было иным, но поданные блюда оказались столь же изысканы. Обязательные платья – тут мисс Марлоу себе не изменила – но платья другие: алое у Шанти, зелёное у Адары. Гамильтон распорядился надеть AV-очки, но вредная мисс Марлоу запретила девушкам приходить в своих и выдала не очень удобные, но изящные произведения дизайнерского искусства, гармонично сочетающиеся с вечерними платьями. Ещё одним отличием стало то, что в столовой о делах не говорили – лишь светская беседа и шутки. После ужина переместились в библиотеку, и расположились в подготовленных креслах. Разумеется, старых, потрёпанных, местами рваных и покосившихся. Разумеется, очень удобных. Однако разговор лорд Гамильтон начал с весьма неожиданной темы. – Мои родители счастливы, полны сил и здоровья. Они давно не живут вместе, но поддерживают хорошие отношения… Догадываетесь, кто их разлучил? Да… – Владелец «Инферно» медленно провёл рукой по бедру. – Они так хотели крепкого, здорового малыша, что едва не сошли с ума, получив от природы генетического урода. Все изменения и улучшения, которые они впихивали в меня на этапе зачатия – они все работают. Я тоже проживу минимум сто пятьдесят лет и начну стареть не раньше ста двадцати. У меня прекрасное здоровье, природный иммунитет против большинства болезней… Только я не могу ходить и абсолютно стерилен. Игры с Богом часто заканчиваются не так, как ожидалось. Как было запланировано… – Он помолчал, позволяя девушкам осознать услышанное, а затем обратился к Шанти: – Я рассказал всё это, чтобы ты осознала глубину моей искренности. А искренен я, потому что считаю необыкновенно важной стоящую передо мной задачу. И хочу, чтобы ты работала над моим проектом так, словно это твой проект. Чтобы у тебя и мысли не возникло, что ты можешь не справиться. Потому что ты справишься, я знаю, ведь ты – умна и талантлива.