Часть 26 из 30 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Излишне говорить, что Токи не мог поверить своим глазам.
«Мне это кажется?»
Токи протер глаза и снова открыл их. Несмотря на это, он все равно видел два почтовых ящика; первый из них теперь был накрыт покрывалом, так что выглядел просто как часть лотка, прикрытая тканью.
«Нет, нет, но я уверен, что мне это не показалось...»
Но пока Токи обдумывал произошедшее, случилось нечто еще более любопытное.
Торговец закончил разбирать бамбуковые шесты и положил их в тележку. Он подошел к первому почтовому ящику с казалось бы явной целью – забрать покрывало. Но вместо этого мужчина поднял покрывало вместе с почтовым ящиком, словно тот ничего не весил. К тому времени, когда Токи понял, что произошло, мужчина уже положил весь комплект на тележку и направился в сторону трамвайной линии, таща тележку за собой. Токи застыл от неожиданности.
«Нет!»
Токи, наконец, пришел в себя.
В отчаянии он побежал за человеком, который, похоже, заметил своего преследователя и начал ускоряться.
– Эй, вы там! Стойте!
Человек стал набирать скорость, но, поскольку он тащил за собой тяжелую тележку, шансов у него не было. Наконец Токи ухитрился ухватиться за спинку тележки у подножия моста.
– Эй… эй, зачем вы украли почтовый ящик?
Торговец ничего не ответил, но продолжал тянуть тележку. От волнения Токи схватился за почтовый ящик, завернутый в покрывало.
– По… почтовый вор!
– Заткнитесь!
Мужчина наконец обернулся и зашипел на него. В этот момент Токи поскользнулся и упал.
Почтовый ящик вылетел из рук Токи и приземлился на дорогу. Он перевернулся, издав звук, похожий на шум большого ведра. На месте происшествия появился полицейский с саблей в руках.
Токи почувствовал, что у него кружится голова…
Подвиг Токи
– О!. Это был настоящий подвиг.
Два или три дня спустя в парикмахерской «Хлопковая роза» клиент слушал рассказ Токи.
– Значит, почтовый ящик был сделан из жести?
– Точно. Это была подделка из жести, немного напоминающая настоящий ящик. Она стоял в темном месте рядом с торговым лотком, и, поскольку люди, отправляющие письма, вообще не прикасаются к ящику, только металлическая крышка должна быть сделана с особой тщательностью.
– Понятно, – сказал клиент, – но зачем этот книготорговец вообще поставил туда фальшивый почтовый ящик?
– В этом-то и вся соль, – ответил Токи. – Этот человек, как и ящик, был полной фальшивкой. Полиция провела расследование. Хотя он выглядел и говорил в точности, как японец, на самом деле он был секретным китайским агентом, заброшенным сюда много лет назад. Ему нужна была работа, чтобы прикрыть свою деятельность, поэтому он стал букинистом, работающим в основном по вечерам. Довольно неприятный гусь, вовлеченный во все виды шпионской деятельности. Как писали в газетах, он торговал книгами рядом с местом, где официантки с улицы Бентен и молодые люди, живущие в общежитии военного завода, бросают свои письма в почтовый ящик. Агент решил, что это отличная возможность для шпионажа, поэтому, воспользовавшись темнотой, поставил рядом со своим лотком фальшивый ящик. Дальше все проще простого. Он забирает фальшивый ящик в свое логово, открывает письма, отправленные вечером, и копирует всю необходимую информацию. Затем шпион возвращает каждое в свой конверт, запечатывает их и бросает в настоящий почтовый ящик.
Для Токи было обиднее всего, что этот пройдоха прочитал его письмо.
Клиент кивнул, широко раскрыв глаза, и заметил:
– Жуть! Теперь я дважды подумаю, перед тем как писать письмо.
– Вы сами это сказали. Нам нужно быть осторожными, даже когда мы просто болтаем.
– Да. Но вы молодец, раскрыли планы этого парня. За это вам должны дать медаль «За выдающиеся заслуги». Держу пари, власти вознаградят вас.
– Вряд ли, я почти ничего не сделал.
Токи весело рассмеялся. Он оставил в ухе клиента ушной пинцет и поднес руку к карману своей униформы. Внутри была самая большая награда, которую Токи мог когда-либо получить.
Это был ответ О-Суми.
Жена-призрак
Что ж, позвольте мне рассказать все с самого начала. Знаете, дожив до моих лет, вы поймете, что в мире происходит много странного, но клянусь богами, что тогда впервые в жизни я пережил нечто столь ужасное.
Кстати, вы уже знаете имя моего хозяина, чья участь была столь трагичной? Да, да, оно не сходило с газетных заголовков. Звали его Содзиро Хирата, и было ему тогда сорок шесть лет. Газеты, конечно, все переврали, но, по крайней мере, две вещи написали правильно. Он был главой технической школы «N» и превосходным, знающим учителем. Быть может, единственным его недостатком была излишняя серьезность. В любом случае, незадолго до того случая хозяин и хозяйка развелись, и ужасно, что умерла она вот так. Жене – ее звали Нацуэ – исполнилось тридцать четыре, она была двадцатью годами младше хозяина. Хозяйка была, как газеты и писали, чудесным человеком – очень притягательным, добросердечным. Быть может, не следует об этом упоминать, но двумя годами ранее тот старик, о котором вы говорите, потерял место уборщика в школе, так что его взяли слугой в дом. Позже я узнал об этом от горничной, но сделала все это для меня хозяйка. Надо сказать, что хозяин бывал иной раз привередлив, но хозяйка была именно той, кем и должна быть представительница выдающегося семейства, – щедрой и благородной. Так что хозяин и хозяйка ни разу не ссорились.
Забыл уточнить – в отличие от хозяина, хозяйка была родовитой уроженкой Э.[32] Семейство ее торговало кимоно в Нингете, где у них была преуспевающая лавка. У них не было детей, и жили они очень мирно. Затем брак их внезапно дал трещину, и мастер поставил ужасный вопрос о разводе.
Тогда мы, конечно, понятия не имели, отчего он после всего вдруг заговорил про развод. Отец хозяйки два-три раза заходил побеседовать с ним, но хозяин упрямо не желал его слушать, и хозяйке пришлось вернуться к родителям.
Да, так и началась эта трагедия. Хозяйка ужасно плакала, когда отец забрал ее, – глаза ее были красны от слез. И сам хозяин выглядел очень расстроенным, так что едва ли произнес хоть слово за время этого испытания. Мы, конечно, очень переживали, но что мы могли сделать? Всего лишь наемные слуги. И, самое главное, мы понятия не имели, почему он, во имя богов, решил развестись, так что ничего не могли сказать. Горничная Суми утверждала, что хозяйка могла быть неосторожной и дать повод для развода, но я всегда хорошо знал, что хозяйка не из тех, кто ведет себя дурно. Да, хозяйка была очень привлекательна, и, поскольку она выросла в старом Ситамати,[33] то увлекалась старинной культурой. Она часто носила традиционную прическу нихонгами – с волосами, собранными к затылку, как у гейш-учениц, – и не могу описать, как блистательно она выглядела. Должно быть, неуместно об этом говорить здесь, но она была достаточно привлекательна даже для того, чтобы быть женой директора школы. Да, у них не было детей, так что хозяйка часто уходила из дома одна, но, клянусь, ни разу не выходила одна после захода солнца. Я за свою жизнь встречал много разных женщин, но мало среди них было таких, как хозяйка, таких, кто точно знает, как себя держать.
Простите, я совсем отвлекся от рассказа, но теперь поведаю о том ужасном случае. Это произошло, да, это случилось на четвертый день после их расставания. Вещи хозяйки еще не были распакованы, но развод так сильно повлиял на нее, что она приняла яд в своем родном доме и скончалась. Ужасно. Позже я слышал, что хозяйка оставила хозяину короткую записку, сетуя, что ей, невинной, не удалось рассеять тучи подозрений. Присланный из Нингите слуга сообщил хозяину о внезапной кончине хозяйки и вручил ему записку, так что лицо хозяина заметно изменилось в цвете.
Слушайте, именно в тот момент я убедился, сколь упрямы бывают ученые люди. Хозяйка отдала свою жизнь, чтобы доказать невиновность, но, даже полагая, что она грешна, нельзя быть к ней столь жестоким, когда она ушла в мир иной, не правда ли? Но хозяин, да, он сказал, побледнев, что после развода она более не член семьи, и не знаю, была ли причиной гордость или же упрямство, но он даже не потрудился присутствовать на похоронах. Все мы, конечно, были обеспокоены, но на похороны пришла только ее семья. А за этой трагедией последовали времена неописуемой пустоты.
В любом случае, иди все тем же чередом, ничего большего не случилось бы, но, по правде говоря, то, что я рассказал вам сейчас, было лишь прологом. Теперь я поведаю суть дела, да вы все и сами знаете, что произошло нечто поистине ужасное.
В первый раз я заметил в поведении хозяина что-то необычное на третий день после похорон хозяйки. Как я уже сказал, хозяин упрямо решил не присутствовать на похоронах, и дело могло бы этим и кончиться, но для нас, слуг, о коих хозяйка так заботилась, неуместно было бы не отдать ей дань уважения. Так что мы спросили хозяина, нельзя ли нам хотя бы посетить ее могилу, и хотя внешне он держался с прежним упрямством, я увидел, что в глубине он ощущал некую вину.
– Должно быть, мне тоже стоит навестить ее могилу. – И он тут же предложил сопровождать нас.
Забыл сказать вам, что хозяйка покоилась на кладбище Янака, недалеко от нашего особняка в Табате, так что мы отправились туда пешком. Мы вышли после того, как хозяин закончил все дневные дела в школе, так что, когда мы поднялись на холм Доканяма и пришли на кладбище Янака, солнце уже садилось, сгущались сумерки.
Хозяин уже бывал на семейном участке хозяйки, так что точно знал, где она покоилась, и пошел с цветами прямо туда, а я отправился к колодцу набрать воды.[34] К могиле я подошел немного позже него и заметил, как хозяин, смертельно бледный, в ужасе обернулся, словно пытаясь сбежать от чего-то.
– Мне вдруг стало плохо. Еще вернемся сюда. Найди машину, – сказал он мне.
Конечно, я был потрясен. Я только что пришел туда и не хотел возвращаться, не оказав почтение покойной. Но я не мог оставить хозяина в таком состоянии, так что с сожалением на сердце мы выбрались на главную улицу Сакурагите, и, хотя такой путь был окольным, нашли машину и вернулись в особняк.
Оглядываясь назад, я с удивлением понимаю, что, как бы трудно это ни было, сумей я убедить хозяина вернуться домой самостоятельно, я мог бы сам подойти к могиле и суметь увидеть то, что явилось хозяину в этом печальном месте. Но в ту минуту мне это показалось всего лишь странным, и куда большее беспокойство вызывало состояние хозяина, так что я не сумел принять верное решение.
Итак, мы вернулись домой, и хозяин быстро оправился, но с того дня поведение его стало меняться. Теперь он всегда был бледен лицом, глаза его налились кровью, так что он словно стоял на у некой черты. Мы думали, что он всего лишь еще не до конца восстановился.
Но было и нечто большее. Хозяин всегда имел привычку читать и писать до поздней ночи, но внезапно это прекратилось, и теперь он приказывал служанке пораньше заправить кровать, чтобы он мог лечь. И он одержимо напоминал нам, чтобы мы проверяли, надежно ли заперты все двери и окна. Быть может, нам просто что-то мерещилось, но с каждым днем он вел себя все страннее. Однако причины мы доискаться не могли, и нам оставалось только беспокоиться о здоровье хозяина.
В любом случае, столь странное поведение, подобное поведению Синдзабуро в классическом кайдане «Пионовый фонарь»,[35] все ухудшалось в последующие четыре дня, вплоть до последней ночи.
Поверьте, до сих пор я содрогаюсь от одного воспоминания об этом ужасном дне. Из их родного города в Тибе приехал брат горничной Суми, так что ей разрешили провести весь день до позднего вечера с ним. И я остался единственным, кто заботился о хозяине. Закончив трапезу около шести вечера, хозяин достал из кабинета пачку бумаг.
– Собираюсь взять в школе два-три выходных, начиная с завтрашнего дня, так что, пожалуйста, сообщите об этом господину Уэде из Васэды и доставьте эти бумаги ему.
Господин Уэда был тем учителем, кто замещал при необходимости в школе хозяина. Поскольку было еще рано, я счел, что успею за два часа, и быстро отправился на станцию Табата, чтобы уехать в Васэду. Согласно полученному приказу я тщательно запер все, включая главные ворота, и ушел через черный ход. Но теперь должен признать, что ужасной ошибкой было оставлять хозяина одного.
Когда я закончил все дела и вернулся, было позже, чем я рассчитывал, – уже 20:30. Я щелкнул языком в уверенности, что хозяин будет недоволен, так что поспешил через коридор к кабинету. Встав перед дверью, я с тревогой крикнул:
– Я вернулся!
Но ответа не последовало. Я вновь позвал хозяина, открыл дверь и шагнул внутрь. Потрясенный, я застыл на месте. В комнате не было и следов хозяина, и я не мог понять, куда он ушел. Но не это так потрясало. Стеклянная створка окна, выходившего в сад, была распахнута, а несколько железных прутьев, установленных на раме снаружи, выломаны из своих гнезд. Я видел полосы тьмы, льющиеся в комнату, подобно кошмару. Вздрогнув, я шагнул к окну, но затем взгляд мой упал за раздвижные бумажные двери-фусума, внутрь комнаты с циновками-татами на полу, и я почувствовал, как падаю на пол.
Я увидел моего хозяина – которому уже не было места среди живых – лежащим лицом вверх перед альковной нишей. Вид его был столь ужасен, что я не способен был взглянуть на него второй раз. Глаза его почти выскочили из орбит, словно он увидел нечто ужасное, а лицо посерело. Я огляделся, увидев, что вся комната в ужасном состоянии, так что понял, что хозяин, должно быть, оказал сопротивление, поскольку повсюду были разбросаны подушки-дзабутон и щипцы для печи...
Что случилось потом, что делал я?.. Как я не пытался, не мог вспомнить ничего. К тому моменту, когда я овладел собой, уже прибыли полицейские, топая повсюду и расследуя дело. Они столкнулись с некоторыми очень необычными фактами.
Согласно полицейскому расследованию, чудовище, посетившее моего хозяина, действовало, очевидно, в одиночку и было обуто в садовые сандалии-гэта. Через изгородь у передних ворот проходил след тех самых сандалий, огибавший главный вход в дом и тянувшийся к заднему входу, завершаясь у окна кабинета, выходящего в сад. Как вы знаете, гэта состоят из двух деревянных подошв, приподнятых над землей двумя деревянными же крестовинами-«зубьями», а к ноге крепятся тканым ремнем, пропускаемым между пальцами ног. Расследование показало, что узел ремня, помещенный с нижней стороны подошвы, отразился в следах, с внутренней стороны отпечатка, оставленного зубьями. Это означало, что зубья с этой стороны достаточно сильно изношены, чтобы помимо них отпечатался и узел.
Услышав, как полицейские это обсуждают, я почувствовал, как по спине моей пробежала дрожь. Как я уже говорил, покойная госпожа любила старинную культуру, так что часто носила традиционную прическу нихонгами, а порой ходила с пальцами ног, повернутыми внутрь, хотя современные дамы так уже не делают. Я поразился, когда она впервые сказала мне, что обувь ее всегда будет быстро изнашиваться изнутри. Как я уже упоминал, я вздрогнул, вспомнив об этом, но решил не говорить полиции.
Три железных прута, каждый толщиной с большой палец, были вырваны из рамы окна, выходящего в сад. Каждый прут был перекручен с нечеловеческой силой, а затем вырван из гнезда в раме. Когда я увидел, насколько прутья погнуты посередине и как они заброшены под карниз, я вновь не смог подавить чувство дрожи.
Что до тела бедного хозяина, оно было поистине зверски изуродовано. Очевидно, череп его был разбит, так что хозяин умер от сотрясения мозга, но и шея была сломана. Иных ранений не обнаружилось, но полиция нашла в его правой руке крепко сжатым нечто ужасное и кровоточащее. Я присел рядом и, поверьте, между пальцами в кулаке его были зажаты несколько длинных прядей женских волос. И это не все, ибо я чувствовал старинный запах, доносящийся от этих прядей, – запах воска, используемого для прически нихонгами... Когда я поднял голову, мое сознание было полностью затуманено этими странностями. Комната была шириной в десять циновок-татами, а на стене напротив ниши-токонома,[36] все еще стояли передвижной комод-тансу и туалетный столик хозяйки. У нас не было времени разобрать вещи после смерти хозяйки, так что мы их оставили в комнате, покрыв промасленной тканью. Я поднял глаза, почувствовав запах воска, и взгляд мой невольно упал на туалетный столик. И тут я встал.