Мы проходим в комнату для спиритических сеансов и садимся за стол, в центр которого я ставлю толстую красную свечу. Она не будет дрожать, шипеть или еще как-то сигнализировать о том, что к нам спустился дух. В сегодняшнем представлении ее роль весьма ничтожна – она лишь часть декорации. Заунывная медитативная музыка, легкий полумрак, благовония и, разумеется, пара приспособлений истинной мистики, способных выбить последние крупицы скепсиса, – вот сегодняшние гаранты моего неминуемого успеха. Усаживаясь в свое кресло, я незаметно просовываю руку в выдвижной шкаф и нажимаю на маленькую кнопку. – Давайте возьмемся за руки, – предлагаю я, протягивая ей открытые ладони. Она молча выполняет мою просьбу, тревожно блуждая взглядом по той части комнаты, которую видит перед собой. Сжав ее теплые пальцы, я начинаю одними губами произносить какую-то тарабарщину. Я чувствую на себе ее пристальный взгляд, под действием которого словно вхожу в раж. – Иди ко мне. Явись ко мне. Дух Пола Морриса, я призываю тебя! Видеть тебя я желаю! – произношу я, повышая голос с каждым словом. Две минуты позади – именно столько времени требуется маленькому встроенному моторчику, чтобы отреагировать на нажатие скрытой кнопки. В смежной комнате протяжно скрипит половица. Моя гостья взволнованно дергается, тревожно оборачивается назад. Я же роняю голову на грудь, имитируя полное энергетическое опустошение. Несколько минут тишины. Томительное ожидание, пропитанное страхом и отчаянием. Я медленно поднимаю голову и, едва разлепляя веки, смотрю перед собой. Эмили в оцепенении. Как это предсказуемо. – Он здесь. Он пришел, – выдыхаю я, тяжело сглатывая. Она напряженно смотрит на пламя свечи, надеясь заметить колебания. Их нет. Тогда она начинает озираться по сторонам, продолжая искать видимые подтверждения моим словам. – Где он? Я ничего не вижу! Я выпрямляюсь в своем кресле. Кручу головой в разные стороны, точно у меня затекла шея. На самом же деле это все игра. Я не халтурю, хотя меня порой и поражает наивность, а точнее, людская глупость. Каждый раз, когда слышу эту нелепую фразу: «Я ничего не вижу», еле сдерживаюсь, чтобы не прыснуть со смеху. Я медиум, а не иллюзионист! – Вы его и в прошлый раз не видели, только чувствовали, – ровным голосом отвечаю я. Перехватив ее растерянный взгляд, мечущийся с одного угла комнаты в другой, я снисходительно указываю ей направление – справа от меня. – Он здесь. – Что он говорит? Он рад меня видеть? Он меня узнает? – тараторит она, впиваясь взглядом в пустоту. – Духи никогда и ничего не забывают. Эмили с нетерпением таращит глаза, собираясь обрушиться с новой порцией вопросов, когда я молча выставляю руку, наклоняю голову вправо, слегка оборачиваясь назад, точно пытаюсь что-то увидеть или услышать. В комнате снова становится так тихо, что даже заунывная музыка не может заглушить ровный ритм моего дыхания. – Он говорит, что вы не были со мной до конца честны. Вы были для него больше чем просто другом. Мои слова попадают в цель. Эмили часто хлопает глазами, а ее лицо становится настолько бледным, что при соответствующих навыках она и сама смогла бы исполнить роль призрака. – Это всего лишь слова, – шепчет она. Закрываю глаза и, слегка покачиваясь из стороны в сторону, начинаю мычать. Отпускаю ее руку и тут же начинаю прощупывать воздух справа от меня растопыренной ладонью. Мои пальцы подрагивают в воздухе, точно с их помощью я читаю невидимую книгу со шрифтом Брайля3. Я делаю резкий вдох, будто нащупала в этой лживой пустоте нужные слова. Открываю глаза и вижу, с каким трепетом моя гостья ждет услышать их от меня. – Вы были не просто друзьями. Он подарил вам это кольцо в знак серьезности своих намерений, – говорю я, обессилено опуская руку. Моя первая партия сыграна. Теперь я жду ее реакции. Она в ступоре. Нервозно озирается по сторонам. В ней все еще идет внутренняя борьба, но я знаю, что победа будет за мной, главное, верно нащупать ее слабое место. – Мне не всегда удается точно считать какие-то слова, но он говорит про любовь… запретную любовь… вы были любовниками? Глаза Эмили становятся круглыми, как блюдца. Словосочетание «запретная любовь» попало в самое сердце. Сейчас она убеждает себя в том, что такое придумать уже было нельзя. И в этом она абсолютно права. Мой метод состоит в том, что я не полагаюсь на удачу, только на факты. На безымянном пальце ее руки все еще виднеется тонкая бороздка – свидетельство того, что она носит кольцо. Не носила, а именно носит. А раз перстень Пола она хранит в сумочке, значит, она состоит в отношениях с другим мужчиной, отсюда бороздка от кольца, вся эта таинственность, ну и конечно, смена имени. Про эту ложь я тоже не забыла. Идем дальше, дорогой перстень. Она совершенно точно должна была получить его при жизни Пола Морриса, потому как на снимках, сделанных за несколько минут до трагичного происшествия, на пальцах музыканта не было ни единого украшения. Вариант кражи исключается, потому как девушка явно не испытывает нужды: сумка «Прада», серьги от «Тиффани», да и за прошлый наш сеанс она, не моргнув и глазом, выложила мне аж триста долларов. Это много. – Любовниками? – потрясено переспрашивает Эмили, вновь обретая способность говорить. – Это он вам сейчас сказал? У каждого из нас есть болевые точки, нажав на которые человек испытывает такую дикую душевную боль, от которой меркнет все в глазах и внутри начинается неконтролируемая трансформация. В одно мгновение человек сбрасывает с себя надежную броню, выпадает из выверенного и отрепетированного образа, представая перед оппонентом в своей неприкрытой душевной наготе, в совершенно уязвимом образе. Болевой точкой Эмили Стивенс стало мое обвинение в том, что они с Полом были любовниками. И теперь я с интересом наблюдаю за тем, как из скрытной и осмотрительной женщины она буквально на глазах превращается в хрупкую и испуганную девочку. – Так значит для него я была просто любовницей? – не выдержав затянувшейся паузы, спрашивает меня Эмили дрожащими от эмоций голосом. – Нет, этого не может быть… я не верю… Пол, ты был для меня всем… я была готова ради тебя на все… Любовница? Всего лишь любовница? – Он этого не говорил. Он только сказал, что вы были больше чем друзья, у вас была запретная связь… – напоминаю ей я, глядя прямо в глаза. – Он меня любит… любил? Все слова, обещания… они что-то значили для тебя? – спрашивает Эмили, уже обращая свой рассеянный взгляд в пространство справа от меня. – Что мы значили для тебя? – Он говорит, что никогда не врал вам, – отвечаю я, после чего напряженно свожу брови на переносице, точно мне требуется приложить все свои силы, чтобы расслышать важное послание с того света. – Он спрашивает про какого-то мужчину. Мужчину, который находится рядом с вами. Ваш муж? – Лиам? Что он говорит? Так вот почему имя Эмили Стивенс показалось мне смутно знакомым. Я закрываю глаза, выгадывая себе немного времени, и словно снова читаю многочисленные статьи, посвященные блестящему взлету и трагической кончине Пола Морриса. Имя Лиама Стивенса – президента строительного холдинга «ЛТС Констракшн», мецената, коллекционера ретроавтомобилей и различных предметов искусства – встречается в них довольно часто, ведь именно он был не только основным спонсором последнего мирового турне пианиста, но и его хорошим другом и соратником. Я открываю глаза и вижу уже перед собой не просто клиентку. Я вижу мотив. Похоже, на доске не хватает фотографии еще одного человека, который так же может подойти под мой профиль убийцы. А если так, жизнь Эмили Стивенс действительно может быть под угрозой. – Это ребенок Пола, верно? Эмили вскидывает голову, в глазах стоят слезы. Мне не нужны слова. Ответ очевиден. Глава 6 Свое знакомство с семьей Моррис я хотела начать с Лилибет Моррис, но, судя по фотографиям, которые регулярно публикует ее супруг, они все еще в «заслуженном раю» где-то на берегу Карибского моря, а потому я выбираю Гвен. Во-первых, из-за того, что на тот момент, когда Пол появился в новой семье, Джейкобу Моррису было уже тринадцать лет, а это не самый простой возраст, и я почти уверена, что приемного брата он воспринял прохладно, если вообще заметил. Другое дело Гвен, которой тогда только исполнилось шесть. Во-вторых, к Гвен мне гораздо проще приблизиться, не вызывая подозрений и ненужных вопросов. А потому в пятницу, освободив первую половину дня, я отправляюсь в Центральный Квинс. Такси едет вдоль линии берега по Белт-Паркуэй, когда я, откинувшись на спинку сиденья, открываю на своем телефоне страничку Гвен в социальной сети. Я уже видела эти фотографии прежде, но мне нужно подготовиться к встрече, нужно воскресить в памяти все, что мне уже удалось узнать. Вот они с Полом корчатся от смеха, держа в руках какие-то пестрые ленты, вот Пол впечатывает ее лицом в праздничный торт под общие аплодисменты радостных гостей, а на другом снимке уже Гвен, забравшись на спину брата, размахивает металлическим предметом, похожим на вилку, вероятно, выкрикивая какие-то забавные команды, вот они отдыхают на пляже, занимаются в спортзале, бегают по аллеям Центрального парка. Масса ярких счастливых моментов и поводов для гордости: билеты на концерт в Карнеги-холле, фоторепортаж из звездной гримерки. Но счастливая хроника жизни обрывается 10 мая, когда, вероятно, Пол улетел на заключительные концерты своего турне по странам Южной Африки, а уже 17 июля на смену всему этому празднику приходит простой и страшный – черный квадрат. Не шедевр Малевича, а символ зияющей дыры в душе и сознании. Смерть Пола. Для своего визита в пекарню я выбрала самый обычный наряд: потертые джинсы, зеленую футболка и кепку. В таком виде мне легко затеряться в толпе покупателей, но стоит мне войти в заведение, как я мгновенно оказываюсь у всех на виду. Здесь ни души. К такому повороту я оказалась совершенно не готова. Поспешно натягиваю на лицо улыбку, обмениваясь приветственными фразами с девушкой, что стоит за прилавком. Я стараюсь не смотреть на нее дольше пары секунды, а потому у меня нет уверенности в том, что она и есть та, кого я ищу. Витрина представляет собой изобилие самой разной выпечки – от классических круассанов до тортов с кремами. – Я могу вам помочь? Может быть, что-то посоветовать? Голос звучит у меня за спиной, и я резко оборачиваюсь. На этот раз у меня нет нужды отводить взгляд в сторону, и я позволяю себе рассмотреть девушку с самой приветливой улыбкой, какую мне только доводилось видеть в подобных заведениях. Мы с ней почти одного роста, светлые коротко стриженные волосы с объемной длинной челкой, спадающей на левую сторону лица, голубые глубоко посаженные глаза, россыпь золотистых веснушек на щеках сводят к нулю мои шансы на ошибку. Передо мной, бесспорно, стоит Гвен Моррис. – Не откажусь, – отзываюсь я, отвечая ей улыбкой. – Вы недавно открылись, верно? – Да, и мы будем рады видеть вас в числе наших постоянных клиентов. Может быть, вам что-то уже приглянулось? – Я думала взять себе на завтрак круассан и кофе, но немного растерялась. – Понимаю. Я бы предложила попробовать наш фирменный фисташковый чизкейк или шоколадный рулет с ореховым пралине. – Это даже звучит вкусно. Давайте начнем с рулета и американо. – Отличный выбор! – одобряет она, возвращаясь на свое рабочее место по ту сторону от прилавка. Воспользовавшись паузой в нашем общении, я позволяю себе, наконец, осмотреться по сторонам. Заведение выглядит по-домашнему уютным, во многом благодаря скатертям на столах, расставленных у окна, утопая в лучах утреннего солнца, и картинам в деревянных рамах, развешанным на стенах, ну и разумеется, музыке, которая звучит так тихо, что легко можно решить, будто она играет только у тебя в голове. Я наблюдаю, как Гвен подходит к витрине и выкладывает на тарелку кусок рулета. Наши взгляды на миг встречаются – мы вежливо улыбаемся друг другу, после чего каждая из нас снова остается наедине с собой и своими обязанностями: она варит мне кофе, а я ищу взглядом то, что поможет мне завязать с ней беседу. Я не особо хорошо разбираюсь в живописи, но уверена, что минимум две картины являются ретроспективами известного австрийского художника Густава Климта. – Ваш заказ готов. Завернуть с собой или вы будете завтракать здесь? Я продолжаю шарить глазами по залу, обсуждение картин не кажется мне верным решением ровно до тех пор, пока, наконец, не замечаю арт-объект совсем другого толка. Прямо у входа в такой же деревянной раме висит мужской портрет, выполненный в той же технике и цветовых решениях, что и известная работа Климта «Поцелуй», и все же это полотно совершенно точно принадлежит другому мастеру. – Это же Пол Моррис, я права? – спрашиваю я, изображая удивление. Внезапно наступившую тишину разрезает звон падающего столового прибора где-то у меня за спиной. Я резко оборачиваюсь, успевая заметить тревожный и даже слегка напуганный взгляд Гвен. – Простите, я что-то не то сказала? – Вы одна из них? – Простите… – Пришли сюда в поисках очередной сенсации? Как же вы надоели! Ох, это было предсказуемо! – Нет, я не журналист, и я не собираюсь лезть к вам в душу. Я пришла просто выпить кофе. Я вижу, как она хмурится. Очевидно, Гвен не верит мне и все же вынужденно натягивает на лицо дежурную улыбку гостеприимной хозяйки. Выходит, это не так естественно и мило, как раньше. – Пол считал себя здесь неузнаваемым, – внезапно говорит Гвен. – Правда? А я вот узнала. Я плохо разбираюсь в живописи, но мне очень нравится этот портрет, – восторженно говорю я, переводя взгляд на картину. – Вот это сюрприз, пришла за круассаном на завтрак, а прикоснулась к истории! – Вы были знакомы с ним? – натянутым голосом спрашивает меня Гвен. – Увы, я всего лишь одна из миллионов поклонниц его гения, – отвечаю я, снова оборачиваясь к ней как раз в тот момент, чтобы успеть перехватить ее вздох облегчения. Улыбка на ее лице становится снова мягкой и естественной. – Он ваш родственник? – Брат. – Ох, я не знала. Мне очень жаль. То, что случилось, – такая жестокая несправедливость. Даже страшно представить через что вам всем пришлось пройти. Потерять родного человека в таком молодом возрасте, да еще и при таких ужасных обстоятельствах. Гвен не реагирует. Ее лицо – каменная маска с застывшей улыбкой на губах. Она не пытается вклиниться в мою речь, не хочет принимать моей поддержки. И вовсе не потому, что я чужой незнакомый человек, здесь что-то другое. Излишняя настроенность, зажатость. Она слишком напряжена, слишком встревожена. – Ваш заказ, – еле слышно, одними губами произносит она, двигая в мою сторону тарелку с рулетом и стакан кофе.