2 Миновав подъездную эстакаду амстердамского аэропорта, кургузый с маленькими окнами автомобиль обогнул громадное здание и через служебные ворота въехал на взлетное поле. Уверенно ориентируясь в самолетном стаде, он, повертевшись, подкатил к лайнеру нидерландской авиакомпании, готовому к отлету, — реактивные двигатели его уже подвывали. Со смаком открылись тяжелые дверцы, и из автомобиля с двух сторон вылезли двое вооруженных миниатюрными автоматами полицейских, затем могучий их начальник в штатском и, наконец, хрупкий, одетый с чиновничьей элегантностью — темно-серое английское пальто, твердая шляпа, черные башмаки, модные на все времена, — господин с солидным, размером больше обычного, кейсом в правой руке. Самолет стоял у пассажирской трубы, но хрупкий господин поднялся по специальному трапу. У двери он остановился, обернулся и, улыбнувшись, помахал служилой троице свободной левой рукой. Самолет и автомобиль взяли с места одновременно: автомобиль — домой, самолет — на взлетную полосу. Автомобиль выруливал на магистраль, а самолет уже набирал высоту. …Через три часа этот самолет приземлился в Шереметьево. У трапа хрупкого господина встречали два омоновца с укороченными Калашниковыми, озабоченный голландец-переводчик из посольства и представитель компетентных органов. Переждав, пока остальные пассажиры бодрой гурьбой скроются в аэропорту, пятерка двинулась вслед за ними… 3 Аэропорт Шереметьево существовал в своей обычной лихорадке. Суетились евреи, шумели армяне, покорно терпели ожидание украинцы, одновременно все вместе состоя в очередях на рейсы в Вену, Будапешт, Тель-Авив, Париж, Нью-Йорк. А у этой стойки было спокойно: в юго-восточную Азию из Советского Союза пока еще не эмигрировали. Здесь шла регистрация отлетающих в Сингапур. Вялые индусы, тихие таиландцы, неторопливые деловитые китайцы, не континентальные — островные; осторожные соотечественники наши, не эмигрирующие, все, как один, командировочные. Правда, несколько выламывались из общей благопристойности шестеро молодых людей в вольных одеяниях и с длинными волосами. Устроившись у подножия холма, составленного из непонятных черных футляров, все шестеро молодцов пили пиво из бутылок. Из горла. То была рок-группа, отъезжающая на гастроли удивлять жителей дальних восточных стран пронзительностью громких голосов и красотою телодвижений. Сильно немолодой гражданин у высокого столика, мучаясь, заполнял декларацию. Споткнувшись на пункте об иных ценностях, которые нельзя вывозить, он поднял глаза от бумажки, ища, с кем бы посоветоваться по этому поводу, и встретился взглядом с дамой, стоявшей у противоположной стороны столика. Дама улыбнулась, приглашая к вопросу. Ничего себе дама. Лет сорока — сорока пяти. Бывшая красавица, да и сейчас хороша, моложава. — Простите, Бога ради, — сказал гражданин. — А что это значит — иные ценности? — Да плюньте вы на все и пишите всюду «нет», — посоветовала дама, еще раз улыбнулась и добавила: — Какие у нас, у советских людей, могут быть ценности? — Социалистические, — напомнил он. — А про полсотни, что у меня, писать? — Пишите. Это вам на такси, когда возвращаться будете. — Ответом дама подготовила вопрос и спросила: — Надолго ли за бугор? — На две недели, — ответил гражданин и, вновь склонившись над листком, после паузы взревел в ярости: — Черт бы их подрал, чинуш бессмысленных! — Первый раз за рубеж? — заботливо поинтересовалась дама. — За настоящий — в первый, — признался он. А по виду не скажешь. Строгий плащ. Ладный твидовый пиджак, хорошие и тщательно глаженые черные брюки, изящные мокасины, рубаха и галстук в цвет, богатая камышовая трость через локоть — приличный европейский уровень. — Куда? — спросила она. — В Сингапур. — Гражданин освобожденно расписался внизу бумажки. — Ух! — Отмучились? Тогда пойдемте на контроль. Мы — попутчики. В двух проходах маялись допившие пиво рокеры: контролерши не полюбили их с первого взгляда. И, естественно, нелюбовью за нелюбовь. Лабухи шумели нервно и ненавистно. Немолодой гражданин поглядел на это дело и укорил ретивых стражниц: — Да что вы их тираните, бабоньки? Ребята на работу едут… — Знаем мы их работу! — зловеще объявила одна из контролерш и, обратив нелюбовь на гражданина, добавила, не обращаясь ни к кому, — адвокатов у нас тут развелось, как собак нерезаных! — А вот хамить не надо, — сказала из-за спины гражданина дама. Негромко сказала, но так, что контролерша, почувствовав в ее голосе уверенный партийно-начальнический металл, в момент заткнула фонтан. В связи с этим контроль прошли мгновенно. Рок-группа, гражданин и дама, компактным образом преодолев багажную заставу, вышли на границу. Здесь бумажки были проще и понятней, и поэтому с формальностями покончили быстро. Только юный пограничник слегка подзадержал: бдительно и всерьез сравнивал фотографии на паспортах с оригиналами. — Вот мы и за границей, Александр Иванович, — сказала дама гражданину, когда они ступили на ничью территорию. — Меж границами. А вы, Галина Георгиевна, наблюдательны, — отметил Александр Иванович. — Не наблюдательна — дальнозорка. Годики сказываются. Ну, а вы — наблюдательны или дальнозорки? — спросила Галина Георгиевна и стремительно улыбнулась. — Я — любопытен, — признался Александр Иванович и, увидев цветочницы на тонких ножках, вдруг пропел тихонечко и очень точно: — А на нейтральной полосе цветы необычайной красоты. — Ну уж! — усомнилась Галина Георгиевна насчет необычайной красоты, глянула на часы и предложила: — Во фри-шоп? Времени у нас навалом. — Это где на валюту торгуют? Без меня, Галина Георгиевна. Я — пустой. — Я вам жвачки куплю, — пообещала она и удалилась. Без дамы Александр Иванович позволил себе немного хромать и опираться на трость. Он брел по кругу, пока не добрел до лестницы, ведущей в буфет. Подумал, вздохнул и пошагал по ступеням вверх. 4 В буфете уже безумствовала рок-группа, все члены которой, как один, стояли в очереди. Александр Иванович через их головы глянул на впечатляющий ряд бутылок с разнообразными напитками и с ужасом вспомнил, что бутылка армянского коньяка вместе с сумкой ушла в багаж. А самое время поправиться: полностью трезв и совершенно без сил. И не купишь ведь — последнюю сотню в официальной бумажке обозначил. — Три дня не ел, а выпить так хочется! — произнес он тихо в отчаянии. Самый волосатый (судя по этому — лидер) из рокеров живо обернулся, узнал их защитника и доброжелательно возгласил: — За чем дело стало? Поторчим, папик! — Я старый дурак, всю наличность в декларации указал, — признался Александр Иванович. — Дяденька, да вы что? — страшно развеселился лидер. — Нынче-то октябрь девяностого — самое время нарушать, пока гайки не закрутили. Боитесь, что обратно не пустят? Пустят, пустят, не волнуйтесь. Выпустили, вот что удивительно! — Считаешь, что имеет смысл рискнуть? — слегка посомневался Александр Иванович, но ободренный подтверждающим кивком лидера попросил: — Возьми мне полторашку, а? — Чего? — поинтересовался его вкусами лидер, беря протянутый четвертной. — Чего, чего. Водки, конечно, — слегка обиделся на непонятливость собеседника Александр Иванович. Решительно сдвинули два столика, уселись всемером. Господи, неужели до конца жизни милиционером быть? И сам не заметил, как автоматически устроился спиной к стене и лицом к входу: тыл обезопасил и обзор обеспечил. Зачем? Александр Иванович вздохнул и, стараясь не смотреть на вход, приложился к водочке. Лабухи, интеллигентно пропуская газ через носы, неспешно смакуя, сосали шампанское. — Прикольный кайф! — с удовлетворением оценили напиток барабаны. — Бухалово в оттяжку, — подтвердила диагноз бас-гитара. — Как на тусовке, — подвел итог лидер. — По-русски вы умеете? — вежливо осведомился Александр Иванович. — Или мне начать по фене ботать? — А можете? — удивился лидер. Александр Иванович не счел нужным отвечать на этот вопрос. Сам спросил: — Тебя как зовут? — Дэн, мой любезный папик. — На русский переведи. Дмитрием предки обозначили. — Тогда не Дэн, а Дэм уж. — Дэм — это семеновское издательство, а Дэн — имя. — Кличка, — поправил его Александр Иванович. — А вы — крутой чувачок, — понял Дэн. — Зови меня просто Александр Иванович. — Поговорил, пропустил побыстрее неопределенность предощущения, и вот он, процесс поправки: кровь по жилочкам, тепло под рубашкой, ощущение удобства и свободы, чистота цветов и резкость наблюдаемой картины. Мир прекрасен, и еще большая-большая жизнь впереди, несмотря на шестьдесят с хвостиком. В буфет неторопливо вошел отряд. Впереди — переводчик, затем господин в твердой шляпе, сопровождаемый двумя омоновцами с автоматами, и арьергардом — представитель компетентных органов. — Ничего себе мажора спецназ свинтил! — удивился вокал, от нечего делать наблюдая появление отряда. — Господина не арестовали, господина сопровождают, — возразил разобравшийся в лабушском сленге Александр Иванович, первым и всеобъемлюще прочитавший все про эту группу. — Это почему? — усомнился вокал.