— Давай тряси их, паразитов, всех подряд! — Достали? — посочувствовал ему Смирнов. — Скажи, а мы начальнический вызов не проморгаем? В самолете-то никого. — Они по этому телефону с нами связываться будут. Здесь прямой, — командир, снимая сумку с плеча, поинтересовался: — Тебе его вещички понадобятся? — Пусть пока в сумке побудут. Командир поставил сумку на пол, а сам уселся рядом со Смирновым. — Давай допрашивать, — сурово предложил он. — Кого? — спросил Смирнов. — Всех подряд. — О чем? Командир слегка призадумался, затуманился, но вдруг опять взбодрился: — Но ведь что-то делать надо? — Надо, надо, — согласился Смирнов. — Давай тогда от печки. Вы бы не могли позвать сюда единственного пассажира первого класса? Он — дипломат, по-моему. Начальник аэропорта, к которому были обращены эти слова, страшно обиделся: — Сейчас я пришлю к вам милиционера, который будет выполнять ваши распоряжения. А у меня другие обязанности. — Холодно сказал он и стремительно вышел. — Вот и человека обидел, — признал очередной свой прокол Смирнов. — Ты поаккуратней, вообще-то, — подлил масла в огонь командир. — Национальный вопрос… Ответить Смирнов не успел: плосколицый милиционер ввел в кабинет дипломата, хватко держа его за предплечье. — Товарищ начальник, свидетель доставлен! — отрапортовал страж порядка. — Спасибо. Но не доставлен — приглашен. — Смирнов улыбнулся дипломату. — Вы, если можете, извините нас… — Такая уж ваша работа, — холодно заметил дипломат. — Вы позволите мне сесть? — Бога ради, Бога ради! — спохватился Смирнов, вышел из-за стола и перенес стул с середины комнаты впритык к столу. И стал теперь стул местом для собеседника, а не допрашиваемого. Дипломат сел и растер свои колени нервными ладонями. Такая у него была дурная привычка. — Видимо, сведения об этом кошмарном инциденте проникнут в мировую прессу? — спросил он, перестав растирать колени. Контролировал себя. — Видимо, — равнодушно подтвердил Смирнов. Как-то мало его интересовала реакция мировой прессы. — Вы ведь последний, кто видел голландца живым? — Кошмар! — откликнулся дипломат. Понравилось ему слово «кошмар». Сказал и умолк. — Я задал вопрос, — напомнил Смирнов. — Ах, да! Прошу меня извинить, но события этого кошмарного дня выбили меня из колеи. Да, я последним общался с ним. И, вообще, последним выходил из самолета. — Прелестно. А теперь рассказывайте по порядку. — По какому порядку? О чем? — не понял дипломат. — По порядку — это с самого начала, — терпеливо объяснил Смирнов. — Как вы в первый раз увидели его, и до самого конца — что напоследок вы сказали ему и что он вам. — Когда он появился в отсеке первого класса, я уже сидел на месте. Хотя мне казалось, что я, как всегда, вошел в самолет последним. Он, не раздеваясь и не выпуская из рук кейс… — Из руки, — перебив, прервал его Смирнов. — Да, да, из руки, — согласился с ним дипломат. — Он только шляпу снял и сразу же сел на то место, где его потом и нашли. Странно, в самолете сравнительно тепло, а он так и не снял свое довольно теплое пальто. — Для того чтобы снять пальто, ему надо было расстегнуть наручники, которыми он приковал себя к кейсу. Вы заметили эти наручники? — Блестело у него что-то на запястье, но я подумал, может быть, браслет? — Значит, не заметили, — констатировал Смирнов. — А кейс заметили? — Да, кейс заметил. — Этот? — Смирнов вытащил кейс из громадной командирской сумки и поставил его на стол. — Вроде бы да. Похож. — Не похож, а да или нет, — жестко нажал Смирнов. — Кейс отнюдь не стандартный, и спутать его с каким-нибудь другим довольно трудно. Так да или нет? — Да… — решился наконец дипломат. — Послушайте, а вы можете сделать так, чтобы моя фамилия не появлялась в печати? Ни в нашей, ни в мировой? — К сожалению, я — не репортер уголовной хроники «Вашингтон пост» или «Комсомольской правды». Так что обещать не могу. Дальше. — Мы молча раскланялись, и все. Я все три часа полета внимательно читал и в связи с этим не заметил, чем он занимался. Только когда сели в этой дыре, перебросились парой слов. Я коньяку хотел выпить, а он — воды. Потом он лекарство принял и сказал, что в полете спать не любит, а сейчас поспит… — Кто ему лекарство давал? — перебил Смирнов. — По-моему, старшая стюардесса… — с сомнением начал дипломат, но спохватился, — да, старшая стюардесса. — Ну, а потом? — Потом он привалился к стенке, я накрыл его пледом и ушел. Все. — Когда вы вернулись, плед был в том же положении? — В принципе, да. Только верхняя часть накрывала его лицо. Я думал, что он сам натянул его… — Ну, а еще какие-нибудь детали, незначительные подробности? Вы ничего не упустили? — старался дожать Смирнов. Дипломат сделал вид, что задумался, и после этого ответил решительно: — Я рассказал обо всем, что видел и помню. Абсолютно все. — И встал. — Я могу быть свободен? — Ну, конечно же! — с лучезарной улыбкой разрешил ему удалиться Смирнов. Дойдя до двери, дипломат остановился: — Кошмарный случай! А еще этот никому из нас не нужный шум, который поднимется! Дипломат ушел, слава Богу. Командир почесал себе ухо и констатировал с изумлением: — Господи! Надо же так за свое место трястись! — Дипломат, — объяснил все одним словом Смирнов. — Давай-ка сюда твою старшую. Командир вышел, а милиционер, стоявший у дверей, спросил: — Чего делать, товарищ начальник? — Александр Иванович, — поправил его Смирнов. — А тебя как зовут? — Мусалим, товарищ начальник! — Мусалим, ты угнанной машиной занимался? — Занимался, товарищ начальник. И в район сообщил. Там розыск объявили. — Как ты думаешь, зачем ее угнали? — Зачем у нас угоняют? По делам съездить — у нас всюду далеко очень, на запчасти распотрошить, хулиганят просто, потом бросают. — Ты людей опрашивал? Никто не видел, как этот «газон» укатил? — Опрашивал, товарищ начальник, никто не видел. Галантно пропустив вперед старшую стюардессу, вошел командир. — Ты все-таки, Мусалим, шоферюгу этого еще раз допроси как можно подробнее, — распорядился Смирнов, подождал, чтобы милиционер ушел, и ласково спросил у старшей стюардессы: — Что ты ему накапала, дочка? — Что и всем. Валокордин, — сухо доложила обиженная стюардесса. — Не перепутали по запарке? — Вы что — подозреваете, что я его отравила? — с вызовом поинтересовалась она. — Так ведь говорят, что его удавили, а не отравили.