— Полдевятого. — Вечера? Утра? Артем моргнул, тупо глядя на электрический свет. Сообразил: — Утра. — Валентин улетит через сорок минут, — сказала Катерина. — Если все в порядке, — уточнил Артем. — У Валентина всегда все в порядке, — Катерина опять заплакала. — На могу, не могу! — Что не можешь, милая? — как у маленькой спросил Артем. — В подполе этом больше не могу! — кричала она. — Без солнца не могу! Беспрерывно на кровати валяться не могу! — Что ж делать, Катя? Потерпеть надо. — И трахаться здесь с тобой не могу! Все надоело. — Я с Александром и Глебом поговорю. Может, придумаем что… — Вы придумаете! — Катерина снова утерла слезы и пошла подмываться. Александр стоял в зале отлета Шереметьевского аэропорта и смотрел вверх. Долго смотрел туда, где обычно появляются те, кто прошел таможенный досмотр. Отвлекся на несколько секунд — для расслабки — глянуть на сексопильно-подвижную задницу роскошной негритянки, и когда вновь поднял глаза, увидел Валентина, взиравшего на него сверху вниз. В прямом смысле. Встретились взглядами. Валентин прижал руку к левой стороне груди, но не к сердцу, к футляру с камушками, который лежал во внутреннем кармане. Александр кивнул и пошел к эскалатору. Он спустился вниз и вышел к автомобильной стоянке. В машинном завале разыскал свою «Волгу», в которой его ждал Глеб. Александр сел за руль, посидел, закрыв глаза, вдруг резко наклонился и лбом надавил клаксон. «Волга» рявкнула. — Улетел? — спросил Глеб. — Ага, — подтвердил Александр и открыл глаза. — Крутой паренек. Я трясся как заячий хвост, а ему хоть бы хны. — Его бояться надо, Александр. — А я и боюсь. Только он меня боится еще больше, — Александр включил зажигание. — Встряхнуться бы, Глебушка, не мешало. — Тогда в берлогу, — предложил Глеб. «Волга» выкарабкалась из завала и покатила к Москве. Вот она, встряска! Все трое уже были тепленькие. Кричал Вилли Токарев, что он маленький такой, но его не слушали. Глеб и Артем внимали разглагольствованиям Александра: — Я же был полный лох, когда в дело входил. Думал, что стал самостоятельно ворочать финансами, а на самом деле шестерил на Арончика. Фабрика-то моя была всего-навсего самым большим филиалом его концерна. Но спасибо ему, еще до своего отъезда он промыл мне глазки и кое-какие концы передал. Ах, Арончик, Арончик! Вот голова! Все его были: и министерство, и городские руководители, и милиция. — А теперь это все твое? — спросил Глеб. — Было до недавнего времени. К сегодняшнему дню я все свое хозяйство передал. — За бесплатно? — удивился поддатый Артем. Трезвый бы зря не удивлялся. — Темочка, дурачок, а полтора миллиона откуда? — Ты бы не хвастался, Александр, — посоветовал Глеб. — А чего бояться? Я все ликвидировал и все переправил. Рассчитаюсь с вами, и конец всему. Даже эту берлогу продал, с первого августа она не моя. — Вот этого и надо бояться. Ты — голенький. Здесь у тебя ни капиталов, ни команды. Один Леша. Бери тебя за рупь за двадцать. Хотел было ответить Александр, но увидел Катерину, вышедшую из спальни. Спросил трезвым вдруг голосом: — Ты куда, Катя? — Помочиться, — с древнеримской прямотой и краткостью, которая сестра таланта, ответила Катерина и исчезла за дверью помещения, где это можно произвести. Артем дернулся, Глеб сделал вид, что не слышал, Александр хихикнул и приказал: — Сдавай, — посмотрел, как разливает Глеб, взял свою рюмку и продолжил: — А вам, птенчики, советую: набейте бабок как следует, в валюту переведите и за бугор. Выпили и закусили. Миногой. Минога была — хорошая закусь. Александр выпил с удовольствием, закусил тщательно и отметил вторичное появление Катерины в гостиной гостеприимным приглашением: — Присаживайся к нам, Катя. — Я с тобой на одном поле и срать не сяду, — спокойно, как о давно решенном, объявила Катерина, но из комнаты не ушла. Включила телевизор, устроилась в отдалении. Тоскливо в спальне-то. В телевизоре возник Егор Лигачев. Он стоял на трибуне и рассказывал о неимоверных социалистических ценностях, завоеванных за семьдесят лет неусыпными стараниями КПСС. — Сдавай, — в очередной раз предложил Александр. Глеб сдал. Выпили. Александр откинулся в кресле и приступил к повествованию: — Курву эту я в восьмидесятом году подобрал. Отмыл для начала, приодел, карантин выдержал: дамочка-то по рукам ходила, но уж потом, естественно, в койку свою допустил. Пять лет она у меня прожила. Я правильно излагаю, Кэт? — но Катерина слушала Егора Кузьмича, Александру же внимали Глеб и Артем. Для них и продолжил: — В работе, братцы, она хороша! Все умеет! Уж что я с ней не выделывал, уж что я с ней не вытворял! Катерине надоело слушать Лигачева. Она выключила телевизор, выпросталась из кресла, зевнула абсолютно естественно, глянула на мужскую компанию и сообщила ей: — Пиписка-то во, — и на указательном пальце большим отмерила длину пиписки — в одну фалангу. — А разговору, разговору! И удалилась в спальню. Александр вскинулся, желая ядовито ответить, но что сказать не нашел, только пробормотал беспомощное: «Зараза!» Глеб по обыкновению посоветовал: — Ты бы с ней не связывался. — Сдавай, — в который раз приказал Александр. Глеб сдал. Выпили. Уже не тепленькие — сильно забалдевшие. Артем решился: — Она сбесится здесь, Александр. — Ну и пусть бесится, — Александр мутно посмотрел на Артема и губошлепно улыбнулся. — Не бесится, а сбесится, — поправил Артем. — И всех перекусает. Тебя первого. — Перекусает! — передразнил его Александр. — Я ей зубы-то враз вырву! — Он прав, Александр, — поддержал Артема Глеб. — Тебе с Валентином еще дело иметь. — Что ты предлагаешь? — спросил Александр у Артема. — На дачу ее отправить. Пусть на травке попрыгает, успокоится. — А сбежит? — У меня не сбежит. — Что ж, вези ее на дачу, — разрешил Александр и вдруг оживился. Осенило. — А я здесь в берлоге небольной разворот с дамочками устрою. Только учти, Артем, если что… — Учту. Учту, — быстро согласился Артем. Глеб раскрутил на стеклянной поверхности стола нож с серебряной ручкой, глядя на то, как крутится нож, сказал: — Тяжелая жизнь у тебя будет, Тема. Она, подлая баба, все умела. И в настольный теннис играла прекрасно. Артем еле отбивался: жесткие крученые удары следовали в его часть стола беспощадно и точно, как из катапульты. Зеленый стол стоял под зеленым раскидистым вязом. Зеленая листва шелестела под ветром, играя зыбкой ноздреватой тенью на столе: на обнаженном до трусов коричневом Артеме, на белоснежной — в белой майке, в белых шортах — Катерине. Артем не отбился. Последний удар последовал в угол, противоположный тому, рядом с которым он ожидал мяч. — И так будет всегда. Только победа, — возгласила Катерина, бросила ракетку на стол, обеими руками поправила волосы и вспомнила ехидно: — А еще спортсмен! — Какой это спорт! — обиделся Артем. — Тем более что ты не спортсмен, а супермен, — догадалась Катерина и, не стесняясь, на ходу стянула с себя майку. — Я в душик!