Она изучающе посмотрела на лицо Эллен. У нее были большие и очень темные глаза. Наконец экономка отпустила руки девушки, и та быстро убрала их. — Я… — начала она, но фру Ланге оборвала ее. — Оставьте свою ложь при себе. Меня совершенно не интересует, что было с вами раньше, ни в работе, ни в личной жизни. Вы попали в затруднительное положение, это и дураку ясно, иначе не стали бы искать место здесь, на краю света. Милая городская фрекен, никогда не знавшая честной работы… Но вам ни к чему беспокоиться. До тех пор, пока вы делаете здесь что положено, я не задаю вопросов. Это ведь самое разумное, не так ли? Не задавать вопросов. Эллен не нашлась, что сказать. Тонкий бледный след от кольца был почти незаметен. Как же его смогла разглядеть фру Ланге? У нее, должно быть, невероятно острое зрение… Набравшись храбрости, Эллен сказала: — Я обычно учусь новому очень быстро. Думаю, вы, фру Ланге, будете мною довольны. Но меня немного удивило ваше предложение о найме. Я думала, что карантинная станция закрыта… Фру Ланге подняла темные брови. — С чего вы это взяли? — Так писали в газетах. — Значит, там писали неверно, — резко заметила фру Ланге. — Сами видите, карантинная станция действует, и на ней работают люди. До сих пор Эллен не видела здесь никаких следов человеческой деятельности, и единственные люди, кого она встретила, были шкипер и сама фру Ланге. — Станция не закрыта сейчас и не будет закрыта в будущем, — твердо заявила экономка. — Значит, у вас все еще есть пациенты? — осторожно спросила Эллен. — Разумеется, есть, хотя и не так много, как раньше. У нас появились новые обязанности. Работы в избытке, вы это заметите. — А какие у меня будут обязанности? — В первую очередь в столовой для персонала: готовка, мытье посуды, уборка. Возможно, кое-что еще… Посмотрим, на что вы годитесь. Вокруг стоял сильный запах уксуса, в носу щипало. Эллен задержала дыхание, но не смогла сдержать громкий чих. Фру Ланге наморщила лоб. — Вы не больны? — Нет, нет. Просто этот запах… — Эллен снова чихнула. — Извините. — Она вытерла слезы рукавом блузки. Экономка успокоилась. — Скоро привыкнете. Благодаря уксусу все мы здесь здоровы… — Она поднялась. — Наверное, хотите посмотреть, где вы будете жить? Берите свой саквояж. Из дома-столовой они пошли между каменистых холмов вверх по отлогой тропинке. Через пару сотен метров земля выровнялась. Там и сям здесь стояли домики, некоторые в очень плохом состоянии. Фру Ланге остановилась возле одного из тех, что были получше, и открыла дверь. — Вот здесь. Будете жить со мной и моим сыном. Внутри домик выглядел так, как обычно выглядят деревенские домики: дровяная плита, коврики из лоскутков, керосиновые лампы. Кухня была вычищена так же тщательно, как и кухня персонала, и так же сильно пахла уксусом. — Пока вы будете спать здесь, на кухонном диване, — пояснила фру Ланге. — Мой сын Ион спит в мансарде, но не зимой, когда там слишком холодно. Тогда кухонный диван перейдет к нему, а вы переберетесь ко мне в комнату. Эллен заглянула в комнату, размышляя, должна ли она будет делить раздвижную кровать с фру Ланге или есть еще одна кровать, где-то спрятанная. Но, слава богу, до зимы она здесь не останется. Самой большой проблемой сейчас были вездесущие пары́ уксуса. Фру Ланге, заметив ее замешательство, прибавила: — Это годилось для Мэрты, значит, сгодится и для вас. — Конечно, — согласилась Эллен, — все будет хорошо. — Я, естественно, ожидаю, что вы будете следить за чистотой и здесь, в домике. Но не в мансарде. Ион не хочет, чтобы у него прибирались. Не потому, что это не требуется, а потому что он не потерпит там никого… Ну а теперь мы пойдем на кухню для персонала и начнем работу. 12 Бронсхольмен, 28 августа 1925 г. Дорогой старший констебль! Вот Вам первый рапорт с Чумного острова. Я здесь уже неделю и должна была бы написать раньше, но к вечеру я просто смертельно устаю — так, что и карандаш в руке не могу держать. Теперь мне ясно, почему сейчас так трудно найти прислугу и почему девушки предпочитают работать на грязных грохочущих фабриках, чем по хозяйству. В половине шестого утра я встаю с кухонного дивана фру Ланге и готовлю кофе для нее и сына. Это, очевидно, делала Мэрта, когда жила у них; теперь я ее заменяю. Проглатываю свою чашку кофе и иду в столовую для персонала, где варю кашу охранникам. Затем мою посуду, поливаю длинный стол уксусом и скребу его специальной жесткой щеткой; мою пол с мылом другой щеткой; чищу картошку, кормлю кур, подаю еду охранникам, чищу их плевательницы… Не буду больше утомлять тебя всем этим, потому что тебя интересует не это. Ты хочешь узнать, кто здесь работает. На кухне для персонала трудится рыжая женщина, ее зовут Катрин. Она живет по соседству с нами, с мужем по имени Рубен, грубым и злым мужиком, и почти всегда молчит, когда мы работаем. Но при своем муже подает голос очень даже громко. Они ругаются все время, причем очень шумно. У них мальчики-двойняшки, единственные на острове дети, очень живые. На кухне работает еще одна тетка по имени Сабина. Она все время болтает о том, как хорошо жилось раньше, когда больница была полна больными холерой, а иностранные суда вставали на якорь в бухте и заполняли корпус для обследований матросами, распевавшими песни, пившими ром и притопывавшими каблуками. Тогда на Чумном острове кипела жизнь — каждый день то праздник, то похороны… Когда Сабина не трет своей тряпкой, то сидит за столом на кухне и читает газету через лупу. Каждый раз, когда она узнает из новостей про вспышку холеры или бубонной чумы в других краях, взгляд ее загорается. Ну и фру Ланге, конечно. Я, кажется, уже сказала, что живу у нее. По утрам она приходит на кухню для персонала и говорит, что надо сделать, а потом, когда ее меньше всего ждут, внезапно появляется, чтобы выяснить, все ли сделано. А самое главное — правильно ли. Это относится к разным способам уборки и выскабливания щеткой, что и так до ужаса трудоемкая работа, больше напоминающая наказание в лагере для заключенных, чем просто хорошую уборку. А так фру Ланге в основном находится у шефа, то есть карантинного начальника, и занимается его домом. По средам все делается особенно тщательно, потому что приезжает доктор Кронборг и обедает здесь. У доктора есть своя приемная в чумной больнице, и там мы, работники, можем посетить его, если нам понадобится медпомощь. Карантинного начальника Раппа ты и сам встречал. Я его видела лишь издалека, когда он плелся по двору в своих домашних тапках и что-то бормотал себе под нос. Однажды вечером заблудился, спустился в складское помещение и начал ходить взад-вперед по пирсу, «наблюдая» за кораблями и грузами. «Открыть ворота! Груз прибывает!» — кричал он. Карантинные охранники ужасно веселились и громко смеялись над ним за ужином. Насколько я понимаю, он много пьет и, вероятно, чокнутый. Доктор дает ему успокоительное, и тогда он не выходит по несколько дней. Хотя над капитаном Раппом смеются, все относятся к нему с пиететом. Мне часто приходится слышать, что на него с уважением ссылаются и знают, как ему можно угодить. Вероятно, он был суровым начальником во времена деятельности карантинной станции, прежде чем возраст и алкоголь подкосили его. Ты говорил, что тебе требуется информация о карантинных охранниках. Тут мне, к сожалению, будет мало что сказать. Я подаю им еду и вижу, как они едят. Это весьма неотесанные типы, и их манеры за столом оставляют желать лучшего. Ты же был в армии, так что у меня нет необходимости описывать их жаргон. Не думаю, что он сильно отличается от того, что бытовал в твоем полку в Бохусе. Сам понимаешь, новенькая, то есть я, вызывает некоторый интерес… Но по мне, все они попросту хладнокровные громилы. Со своего места на кухне для персонала мне трудно наблюдать, чем они занимаются. Поев, некоторые из них идут к больничным корпусам; другие работают в огороде или на скотном дворе, где живут три поросенка и куры. Некоторые слоняются без дела. Популярна игра в карты. Ион, сын фру Ланге, занимается всякими пустяками. Иногда сидит с нами на кухне для персонала, но чаще всего шатается по острову и бездельничает. Он сильно хромает, так что тяжелая работа не для него. Хоть мы и живем под одной крышей, он едва разговаривает со мной. Дома почти все время сидит у себя в мансарде. Кажется, я ему неприятна, не знаю почему. А может быть, он просто такой человек… Он и с фру Ланге почти не разговаривает. Есть еще несколько женщин и мужчин средних лет, о которых я ничего не знаю, кроме того, что они меня не любят и что моментально замолкают, когда я приближаюсь к ним. Больше мне пока нечего тебе сообщить. У меня действительно открыты глаза и уши, пока я чищу и скребу. Но все, что я пока слышала или видела, совершенно не интересно. Имя Хоффмана никто не упоминал. Но разве само по себе это не любопытно? Что никто не упоминает имени единственного пациента карантинной станции? Единственную причину, по которой сохраняются их рабочие места? Вот идет фру Ланге; хочет, чтобы я погасила керосиновую лампу. Единственное достоинство тяжелой физической работы — это что ты спишь как сурок, даже на узком и жестком кухонном диване. Спокойной ночи, Твой агент на Чумном острове 13 Итак, Сорочье гнездо… Нильс стоял со своим велосипедом и рассматривал странное строение, стоявшее на заднем дворе отдельно от окруженных заборами домов и совершенно невидимое с улицы. Каждый из четырех его этажей мог вместить не более трех-четырех комнат среднего размера. Кирпичный фасад был почти черным от копоти и времени. Гуннарссон поставил велосипед, поднялся по скругленной каменной лестнице и позвонил в звонок так, как ему было сказано: два коротких звонка и два длинных с долгой паузой между ними. Подождал. Ничего не происходило. Он вынул свои карманные часы и сверился: ровно десять. Что и подтвердилось звуком боя на башенных часах церкви Оскара Фридриха. Тут Нильс услыхал внутри шаги и звук открываемых задвижек. Дверь распахнулась; в проеме стояла сестра Клара в белой блузке типа рубашки и длинной до пола юбке. Не говоря ни слова, она впустила его. Пока закрывала задвижки у него за спиной, Нильс огляделся в прихожей. Зеркало в позолоченной раме поднималось до потолка, на полу лежал китайский шелковый ковер. Сестра Клара провела его в комнату, очевидно, служившую ей кабинетом. — Прошу вас, садитесь, старший констебль, — пригласила она. Нильс опустился на стул для посетителей перед письменным столом и положил шляпу на колени.