– Да при чем здесь Маша… – слегка поморщился Лео. – Вас не сама по себе Машина влюбленность злит, а то, что у вас ее на данный момент не имеется. Вообще не имеется. Ни в каком виде. – У меня не имеется?! – то ли зло, то ли весело переспросил Платон. – Ни в каком виде, говоришь? Ну, это ты зря, между прочим… Да ты же сам знаешь, что у меня этого добра завались. Хоть на сторону излишки отдавай. Причем она у меня в нормальных условиях присутствует. В домашних и комфортных… – Это ты про свою Вику, что ли? – Да, про Вику. Про кого ж еще? Да эта твоя Маша и рядом с Викой не стояла… Глаза-то раскрой, счастливчик ты наш! – Ну да, ну да… Не стояла, это да… – медленно покивал Лео, потом тихо и также спокойно произнес: – А ты, Платоша, попробуй своей Вике сказать, что разорился. Что контора твоя адвокатская на грани закрытия, что мама денег больше не даст. Попробуй, чего ты! Вот тогда и увидишь свою Вику во всяких условиях. И в домашних комфортных тоже. – Значит, ты считаешь, что моя Вика… – завелся Платон. – Что она… – Да ничего я не считаю, Платон, – горько ухмыльнулся Лео. – Ты же прекрасно понял, о чем я говорю. – Ну, знаешь… – А может, и моя Ольга по расчету за меня замуж вышла, а? – вклинился в разговор Антон, жестом остановив готового возмутиться Платона. – Может, она тоже корыстная, а я и не знаю? Ты уж и мне заодно глаза раскрой, братец! – Нет, Антон. Твоя Ольга просто идеальная жена. В том смысле, что скучная и правильная, и в меру расчетливая. Ее корыстолюбие в глаза не бросается, но оно уже вплетено в механизм скуки и правильности, понимаешь? Органично вплетено… И еще неизвестно, как бы себя повела твоя Ольга, если бы попался на ее пути другой механизм, более состоятельный, чем ты… – Нет, ты посмотри, а? – хлопнул по столешнице ладонями Платон. – Посмотри, как он нас на составляющие разложил, поганец! А сам-то ты к чему пришел, а? В свой законный тридцатник – к чему пришел? Какое ты право имеешь учить нас жизни? – А я разве учу? – вяло приподнял плечи Лео. – Я не учу, я девушку от ваших нападок защищаю. И ее, и себя заодно. Да, все хотят, чтобы их любили бескорыстно, чтобы в койку прыгали очертя голову, не думая о приличиях, да только мало кому такое счастье выпадает… – А тебе, стало быть, выпало? – Да, а мне выпало. И я еще раз повторюсь – завидуйте молча, пожалуйста. И в Машу свою зависть не выплескивайте, лучше спасибо скажите, что она вам рубашки стирает и ужин готовит. Обычное человеческое спасибо. По-моему, это не так уж и трудно. – Да ты совсем проникся Машиной добротой, я смотрю… – задумчиво проговорил Антон. – Так проникся, что, может, и впрямь за собой ее потащишь? Ведь не потащишь, нет? Не захочешь такого счастья, я думаю? – Не знаю… – пожал плечами Лео. – Поживем – увидим… – А на «поживем – увидим» у тебя, между прочим, всего три дня осталось, – жестко произнес Антон. – Сам понимаешь, что билеты на самолет уже ни за какие деньги не поменяешь, курортный сезон в разгаре. А на частный самолет ты пока не заработал, насколько я знаю. Ты к своему тридцатнику вообще ничего самостоятельно не заработал. Так что… – Некорректно себя ведешь, брат, – с предостерегающей интонацией заметил Лео. – И в чем же я веду себя некорректно? Не нравится, что на место тебя ставлю? Тыкаю носом? А так тебе и надо, сам напросился! Смотри-ка, философию развел, в глубину решил копнуть. Кто кого да за какие дела любит! Не стоит искать глубину, братан, там, где ее нет! Да и твоя Маша… Подумаешь, подарок, бескорыстием одарила! Да она просто не сообразила вовремя… Мы ж втроем на пляже к ней подкатили, а она тебя выбрала только потому, что ты молод и красив… А если бы подумала да пригляделась – не видать бы тебе никакого бескорыстия, это уж я точно тебе говорю… Лео не успел ответить брату – в дверях дома показалась Маша, с улыбкой прошла по двору, заглянула под навес: – Ужинать на воздухе будем, да? Такая картошка вкусная получилась! Поджаристая! И салат… Еще там курица в духовке, почти готова… – Да, тащи все сюда! – весело и немного виновато скомандовал Лео, отвечая улыбкой на Машину улыбку. Мельком глянув на братьев, проговорил уже более уверенно: – А после ужина мы с тобой в Феодосию сгоняем, по набережной прогуляемся. Надоело мне общество этих завистников… – и, повернувшись к деду, спросил быстро: – Я твою колымагу возьму, ага? – Бери… – махнул рукой дед Иван. – Неужели не погнушаешься дедовым «жигуленком»? – тихо, но с прежней саркастической ноткой в голосе спросил Антон. – Не-а. Не погнушаюсь, – весело ответил Лео. – Десять минут позора, и мы на набережной… Правда, Маш? * * * На набережной было уже многолюдно – отдыхающие вышли на вечерний променад. Нарядная толпа лениво фланировала вдоль парапета, игнорируя вкусные запахи, исходящие от многочисленных кафе и кафешек. И это было вполне объяснимо – народ в летнюю Феодосию съезжался в основной массе небогатый. В обеденное время предпочитал дешевые столовки, а отужинать норовил в домашних условиях, чем бог послал. А после ужина – пожалте на этот самый променад, за который денег платить не надо. Не сидеть же весь вечер дома? Маша тоже нарядилась, как сумела. Сарафан на ней был легкий и пестрый, и, как про себя отметил Лео, фасончик его давно вышел из моды. Помнится, очередная его подружка носила такой сарафан лет пять назад… Но это было совсем, совсем не важно. И даже наоборот, Маша ему очень нравилась в этом сарафане. Казалось, природная грация девушки вообще отвергает это понятие – модно или не модно, плюет на него с высокой колокольни. И даже линялая тонкая ткань, когда-то голубая, а теперь почти выбеленная под солнцем, удивительно красиво сочеталась с ядреным золотистым загаром девушки. Лео даже попытался прокомментировать это странно удачное сочетание цвета, поправив на плече Маши тонкую бретельку: – Вот ведь… Никогда не знаешь, как и откуда выплеснется такое удачное сочетание красок… Когда б вы знали, из какого сора… – Это ты про что? – спросила Маша, глянув на него доверчиво. – Тебе очень идет этот сарафан, – простыми словами объяснил Лео. – Ты в нем необыкновенная. – Да ну… – небрежно махнула рукой Маша. – Я в этом сарафане дома хожу, его давно выбросить пора. Ты не думай, у меня есть красивое платье, но за ним домой надо идти… А мне домой не хочется, там Маргарита скандалить будет. – Что, сильно достает? – Да нет, в общем… – пожала плечами Маша. – Она ничего, нормальная, только командовать очень любит. Иногда и нет причины командовать, а она все равно голос повышает. Что делать, натура такая. Наверное, она в прошлой жизни полководцем была. Да все бы ничего, я бы вполне философски к этому относилась, но она ведь и отцом командует! Пошел туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что! Шаг вправо, шаг влево – расстрел… – И он что? Исполняет все ее приказы? – Ну, не то чтобы исполняет… – вздохнула Маша. – Понимаешь, он мучается этими приказами. Характер у него мягкий… Вроде иногда и на место надо Маргариту поставить, но не хочется ему силой свой дух бодрить. Когда силой – это уже неправильно, ведь так? Это ведь не семейная жизнь получается, а будто театральная постановка? – Ну да… – не совсем поняв, о чем идет речь, протянул Лео. – Может, и так… – А еще я знаю, что он по маме сильно горюет… – призналась Маша. – И с Маргаритой не связывается потому, чтобы тихо горевать не мешала. – И все-таки странно, Маш… Зачем ему в принципе такая жена, которая горевать мешает? Зачем он ее в дом привел? – Он не приводил, она сама пришла. Сказала, что мы без нее пропадем. Заявилась в одно прекрасное утро с чемоданом, с узлами и выдала с порога – пропадете без меня! Глаза мои больше глядеть не могут, как вы пропадаете! – А вы что, и впрямь пропадали? – Да нет, конечно! Я ж говорю – она в прошлой жизни полководцем была! Вот и в данной ситуации свою тактику ведения боя разработала! С одной стороны, вероломно напала и территорию захватила, с другой – вроде как доброе благородное дело сделала, – с болью в голосе сказала Маша и махнула рукой: – Да ну, не хочу о ней говорить… – Не хочешь, так и не будем, ладно, – согласился Лео. – Может, в кафе посидим? – Не хочу… Давай лучше к морю пойдем, сейчас на пляже почти никого нет. Я знаю одно уютное местечко, где на камнях сидеть удобно, они такие теплые и гладкие… – Что ж, идем. Уютное местечко представляло собой пару гладких больших валунов, на которых можно было вполне комфортно усесться вдвоем – один камень был больше по размеру и подпирал собою другой, так что получалось что-то вроде скамьи. У ног тихо плескалось море, закатная солнечная дорожка дрожала рябью, приманивая к себе припозднившихся купальщиков. Маша скинула босоножки и устроилась на камне, поджав ноги и обхватив колени руками. Вздохнув, проговорила тихо: – А у нас в Камышах море красивее, правда? И пляж лучше… Здесь галька серая, никакая, а у нас песок… Помнишь, как он светится на солнце? Не зря наш пляж Золотым называют… Мне кажется, и воздух у нас другой. И дорога с пляжа через камыши… Идешь, а они шуршат, будто разговаривают о чем-то, шепчутся… – Да уж, – согласился Лео, – местечко весьма романтическое, согласен. А золотой песок и заросли камышей – особые достопримечательности. Но народ все равно Феодосию предпочитает, хоть и пляжи здесь не такие удобные. – Да ничего не понимает твой народ… Едут из своих душных северных городов, чтобы снова попасть в такой же душный город, только южный… – А ты была когда-нибудь в северном городе? – спросил Лео. – Нет. Я дальше Крыма нигде не была. Я обыкновенная серая мышка, которая выросла на окраине южного города. Ничего во мне особенного нет… Я даже не понимаю, с какого перепугу вы вдруг ко мне подкатили на пляже – втроем… Помнишь? – Помню, конечно. И зря ты так говоришь, никакая ты не серая мышка. Мы долго за тобой наблюдали, между прочим, да… Как ты из моря выходишь, как на песке лежишь, как мороженое ешь… – Да? – удивилась Маша. – А я не замечала… – Так и мы тоже ненавязчиво наблюдали, – улыбнулся Лео. – Развлекались, да? – Ну… Можно и так сказать. – А почему решили подкатить? – Не помню уже… Это Платон такую идею подал, а мы подыграли. Почему бы, говорит, нам не познакомиться с этой юной нимфой? – Значит, это Платон… – пригорюнилась Маша. – А ты, значит, за компанию… – Ну да. Я до сих пор удивляюсь, почему ты меня выбрала. Я ж молчал в основном, когда Платон тебя охмурял, а Антон ему поддакивал. – Да помню, помню… – И все же, Маш? Почему ты меня выбрала? – Я не выбирала. Выбирают, когда сомневаются, какой вариант лучше. Не надо было мне никаких вариантов. Я просто сразу все поняла про тебя и про меня… – И что ты поняла? – Что я нужна тебе, – просто сказала Маша. – Именно я. Именно тебе.