Он сбросил звонок, а я уставился на мобильный и захлебнулся смехом. То есть, как побухать, так полчаса и сам всё куплю, а как к малышке, так нахрен торопиться и что-то делать?! Дымыч, а тебя ничего не смущает? И этот не требующий ответа вопрос неожиданно поставил меня в тупик. Ведь до стрельбы в университете Авдеева ничего не смущало. Я уверен, он даже не собирался менять стабильный и до тошноты предсказуемый распорядок. Ему хватало «малыша», совместного обеда в университете и ужинов с девушкой у родителей. А Амели устраивала эта пародия отношений, и что-то торопить… О нет, с ее фобией это было бы странным. И удивительного в том, что Лев Андреевич вцепился в такую невестку руками и ногами, тоже не было. Даже понятно, почему он опекал ее и считал идеальной партией для сына. Ведь оба Авдеевых видели в Резкой исключительно Лилю и нихрена не знали про Амели. Как будто я знаю… Хмыкнув, я вызвал такси и всю дорогу до дома перекатывал крупицы информации о Резкой. Утверждать, что знаю Амели лучше того же Димона, я не мог. Чарджер, стритрейсинг и аромат кофе с миндалем. Успокаивающее девушку «Леля», плавящие мозг сериалы про врачей и пожарных и отключающий уже мою голову вкус губ. Я не знал о ней ничего такого, что не мог узнать любой другой, но готов был поклясться — как никто другой хотел знать больше. Не понимая, зачем мне это «больше» и почему, встречая Дымыча на пороге, я сжал кулаки от веселья на лице друга, а на языке крутились вопросы, которые нельзя задавать. Циничная мразь? Возможно. Только и он не лучше, Леля. Нихрена не лучше… Я не стал развивать разговор про драку с Игнатовым и отмахнулся от вопроса, с кем успел закуситься, скупым: «С парой идиотов». — Сам как? — спросил я у Димона, но, заглянув в первый принесенный Авдеевым пакет и оценив подозрительное количество бутылок в нем, удивленно присвистнул: — Если здесь три вискаря, коньяк, текила, я так понимаю, ужраться в сопли ты собрался не фигурально? — Никитос, давай без приколов? — потупился Дымыч. Выудил из второго пакета похожую коллекцию бутылок и огорошил меня поторапливающим: — Давай уже разливай. — С чего начнем? — поинтересовался я и хмыкнул внезапному признанию Авдеева: — Мне нужен твой совет. — По поводу, Дымыч? — Я не знаю, что мне делать с Лилькой. «Свалить от нее в туман», — подумал я, но вслух произнес нейтральное: — А что с ней не так? — Со мной, а не с ней, — удивил меня Авдеев. Жестом поторопил определиться с тем, что мы будем пить, и после того, как я свернул пробку у бутылки виски, попросил: — Налей нормально, Ник. — Не вопрос. Взяв и наполнив практически до краев два бокала, я протянул один Димону и, пригубив из своего, вскинул брови очередной странности в поведении Авдеева. Он опрокинул в себя вискарь, словно воду, налил себе снова и сразу же ополовинил вторую порцию жадным глотком. — Дымыч, — протянул я. — Если я за тобой буду гнать, советчика из меня не выйдет. — В общем, я тут сегодня полдня ходил думал, — начал Димка, пропустив мимо ушей мою фразу. Выдохнул перед тем, как допить оставшееся в бокале, и вновь налил в него на две трети. — В общем, нихуя хорошего я не надумал, Никитос. — Оно заметно. — А знаешь в чем прикол? — спросил Авдеев. — Я не чувствую вины за вчерашнее, хоть башкой и понимаю, что это не нормально. — Стресс, — подкинул я оправдание Дымычу и вскинул брови в ответ на его сорвавшийся в крик возглас: — Да нихуя, Никитос! Я должен был думать о Лильке, а сам… — Авдеев мотнул головой и, вновь приложившись к спиртному, нервно рассмеялся: — Блядь, ты с Листвиной сколько зажигал? Два месяца. Два, Никитос! А я с Лилькой уже год! И нихрена не сдвигается. — Дымыч, ты либо поясняй свою логику, либо дай мне догнаться до ее уровня, — рассмеялся я, не понимая, куда клонится разговор и при чем здесь Аленка. — Сейчас, — кивнул Авдеев. Выпил вискарь и требующим взглядом дал понять, что единственный способ понять ход его мыслей — пить. — Окей, — кивнул я. Выцедил содержимое своего бокала и, выдохнув, поморщился: — Дымыч, я второй сразу не выпью. Вызывай пояснительную бригаду. — Наливай, — махнул ладонью Авдеев и рванул с места в карьер: — Ты с Алёной как познакомился? — Дымыч, не тупи. Ты прекрасно знаешь, где и как мы познакомились, — рассмеялся я, не видя никакой взаимосвязи между мной и Листвиной и Авдеевым с Резкой. — Хочешь поностальгировать? Валяй. Я не спешу. — При чем здесь ностальгия, Ник? — с пустого места взвинтился Авдеев. — Ты с Алёной вообще не церемонился. Даже не пытался за ней ухаживать. Подкатил в клубе и в этот же день, как в порядке вещей, улетел с ней в Москву. — Про бригаду и пояснения не забывай, — напомнил я. — А ты меня дослушай! — рявкнул Димка, грохнув ладонью по столу, и меня в ответ сорвало с тормозов: — Попробуй для начала говорить по делу, а не ходить кругами! Хочешь свозить Резкую в Москву? Вези. В чем проблема? Хочешь обсудить мои отношения с Алёнкой и натянуть их на ваши с Резкой? — я посмотрел на опешившего Авдеева и усмехнулся: — Не получится, Дим. Ты не я, а твоя Лиля ни разу не Алёна. И, если уж на то пошло, я напомню тебе одну маленькую, но важную деталь. Мы с Алёной даже не думали казаться лучше, чем есть. А вы? Спорим, Лиля не знает, что ты хотел поступать на истфак? — Это не важно, — огрызнулся Дымыч и поперхнулся от моего вопроса: — Тебе нет, а ей? — Выгнув бровь, я ждал ответа от Авдеева, но так ничего и не услышал. — Считаешь, что твоя мечта глупая? Может, она какая-то смешная или постыдная? — Никитос, ты к чему все это завел? При чем тут истфак и Лиля? — нервно рассмеялся Димон. — Хотел и перехотел. Какая разница, сказал я ей об этом или нет? — А такая, что Амели тоже может о чем-то умалчивать. — Блядь, Никитос, — захохотал Авдеев. — У всех есть секреты. Расскажет, если захочет. Я допытываться не буду. — Тогда ответь мне на один вопрос. Что ты знаешь про Амели такого, о чем не знает никто? — Ник, это бред, — отмахнулся Дымыч. — Ну да, — кивнул я. Пригубил виски и ради интереса спросил: — Чего она боится до ужаса? — Машин, — не задумываясь ответил Димон. — Машин, — повторил я и задал вопрос, которым поставил друга в тупик: — А почему? Я ведь мог рассказать Димону про Чарджер. Мог открыть ему глаза на сказку про «боязнь машин». Однако, увидев озадаченное выражение на лице у Авдеева, меня понесло: — Ты не думал, что у каждого страха есть своя причина? Твоя девушка боится машин, а тебе не интересно разобраться в причинах ее фобии. Действительно, зачем? У каждого есть свои секреты? Если захочет, расскажет, да? — Никитос, — попытался перебить меня Дымыч, но я осек его и процедил очевидное мне, но, видимо, не Авдееву: — Если тебе насрать на свою девушку, почему она обязана хотеть тебе что-то рассказывать сама? Какой смысл ей делиться страхами и проблемами, если тебе на них плевать? — поднеся бокал к губам, я сделал крохотный глоток, и вскользь уточнил: — Я ни на что не намекаю, Дымыч, но ты решил разобраться в том, что между вами происходит, после того, как Амели собралась тебя отшить. Не до, а после. И вот ещё что. Если тебе не интересна твоя девушка, это не означает, что она не интересна остальным. Не думал об этом, Димон? Глава 35. Амели Вечер субботы пах дождем и звучал ревом тюнингованных автомобилей. Я зарулила на площадку позади старого ангара и заглушила двигатель. Бросила быстрый взгляд на свое отражение в зеркале заднего вида, поправила маску и вышла из машины. Несколько прожекторов на высоких треногах работали на всю мощность, поэтому вокруг было светло как днем. Я обвела взглядом площадку и приметила несколько знакомых лиц. А еще алый ГТР Мая. Поморщившись, мысленно отругала себя за вспышку раздражения на Игнатова. До появления в моей жизни Лукашина мы с Маем игнорировали друг друга, лишь изредка пересекаясь на трассе. Сейчас же, после того, как Никита неоднократно записывал меня в подружки своего врага, не говоря уж о нашей встречи с Игнатовым возле клуба, я реагировала на этого человека слишком остро. Мне до сих пор слабо верилось в то, что Май занимался распространением наркотиков. Из постоянной тусовки никто в употреблении замечен не был, Игнатов всегда держался на виду, в центре внимания. А еще он хорошо общался с Рашем. Если бы наш орг заметил хоть что-то подозрительное в поведении Игнатова, выставил бы его за дверь без права вернуться. Как сделал это ранее с Лукашиным. Май не дурак, должен понимать, что опасно торговать запрещенкой под носом у человека, авторитет которого незыблем в нашем сообществе. Рашу не составит труда сделать так, чтобы Игнатов стал персоной нон-грата в молодежной тусовке города. Тогда что на самом деле произошло между Маем и Никитой два года назад? Говорит ли Лукашин правду? Лукашин, Лукашин, Лукашин… Боже, когда это закончится? Зачем я вообще вспомнила о нем после нескольких дней старательного вымарывания этого человека из своей памяти? За последние несколько дней я уже успела четвертовать себя за события после неудачного посещения клуба. Попыталась найти адекватную причину тому, что сама полезла к Никите с поцелуями, и, когда не смогла все это связно объяснить даже себе, предпочла сделать вид, что ничего страшного не случилось. Я устала. Мне до чертиков, до нервного зуда надоела вся эта суматоха с Димой и Никитой. Поэтому я с чистой совестью ушла на больничный и до выходных просидела дома, восстанавливая душевное равновесие. Из интересного — ни Дима, ни Никита не горели желанием со мной пообщаться. Из хорошего — я смогла занять у Мэй необходимую для обучения сестры сумму, и теперь должна была сконцентрироваться на том, чтобы как можно быстрее эти деньги вернуть. Именно поэтому сегодня вечером я приехала сюда. Спокойная и собранная. С привычной для меня холодной отстраненностью, которая позволяла сосредоточиться на цели, наплевав на помехи и препятствия. Я приветственно махнула парочке знакомых и двинулась к столу организаторов, чтобы посмотреть расписание заездов. Там вместо Раша сегодня обитал Женька, при виде меня расплывшийся в улыбке: — Привет, Амели. Давно тебя здесь не было. — Дела, — коротко пожала я плечами. — А Раш… — До следующей недели я за него. Сама понимаешь… — Женька смутился и нервно потер шею. — Как он?