Мелькнувшее на подкорке: «Убью!» , а дальше щелчок, сорвавший тормоза. Удар. Второй. Третий. Кто-то истерично визжал, пытаясь оттащить меня, но я вколачивал кулак в лицо ублюдка, стирая с него ухмылочку. Чьи-то руки и ногти. Отмахнуться, чтобы после впечатать по морде ублюдка ещё пару раз. Мало! Новый удар. Хруст сломанной кости. Кровавое месиво вместо лица. Но мне все ещё мало. — Убери его, дрянь! — Сима! — Убери-и-и! — визг, а за ним вновь прозвучавшее: — Сима! Собирай вещи! Вещи. Увезти. Сестра Резкой. Отрезвляющая вспышка и сразу же новая — уже ярости. Ведь ублюдок мог не ограничиться Амели и распускать руки дальше. Удар. Клокочущее бульканье и где-то на фоне визгливые угрозы: — Только попробуй ее увезти! Я подам на тебя в суд за кражу ребенка! — В суд? В суд?! Где ты была с судом, когда я пришла к тебе и все рассказала? Где?! Ещё удар. Обернувшись на срывающуюся в истерику Амели, я перевел взгляд на бесчувственное тело и свои окровавленные руки. Вытер их о майку ублюдка и направился в комнату, где Резкая закрывала собой от наседающей на нее матери девчушку с небольшой сумкой. — Ты, — рявкнул я привлекая внимание женщины и, когда она обернулась, оскалился: — Либо отойдешь сама, либо тебя отодвину я. — Да кто ты такой?! — завизжала она и поперхнулась, услышав мое обещание: — Тот, кто создаст тебе и твоему ублюдку-хахалю проблемы. — Глянув на Амели, я взглядом показал ей идти к дверям, а сам шагнул наперерез женщине, решившей вцепиться в руку младшей дочери. — Не стоит усугублять. Документы взяла, Амели? — спросил, прожигая дыру в ее матери. — Свидетельство, полис, паспорт? — Да. — Богом клянусь, если Сима сейчас уйдет… — прошипела мать Резкой. — Я тебя не пожалею, а этого… — глянула на меня и сорвалась в визг: — Засужу за побои! — Я убью тебя, если приблизишься к нам! — пригрозила Амели. — Что?! Как ты смеешь говорить такое матери?! Я тебя, дрянь, вырастила, ночами не спала! — Ты мне не мать, — убийственно тихо ответила Амели. Тронула меня за руку, намекая уходить, и попросила: — Никита, увези нас. Я не меньше Резкой хотел свалить из Краснодара. Поэтому, выходя из дома, предупредил: — Бензина хватит, чтобы доехать до Ростова без остановок. Я за руль. И это не обсуждается. — Хорошо, — без пререканий согласилась Резкая. Бросила тревожный взгляд на мои руки и негромко произнесла: — Надо обработать. На выезде из города есть круглосуточный… — Давай я сам разберусь, что и когда? — оборвал я неуместный сейчас порыв заботы, а затем, придержав Амели за руку, выдохнул и негромко произнес: — Извини. Я не… Договорить, что никогда в жизни не позволил бы себе лезть с поцелуями, знай я, что случилось с Резкой, у меня не получилось. Слова будто встали поперек горла, перекрывая доступ кислорода, и я дёрнул подбородком в сторону машины, сказав не то, что собирался: — Я не хотел на тебе срываться. Поехали. Стиснув зубы, я устроился за рулём, и сразу же, как услышал щелчки пристегнутых девушками ремней безопасности, с визгом покрышек сорвал Кошака с места. А затем погнал машину в сторону выезда из города, проклиная себя за трусость. Левый ряд платной трассы. Скорость на грани нарушения. Я гнал в Ростов, стараясь не слушать, о чем разговаривают Амели и Сима, но все же вслушивался в их разговор. Чтобы не спрашивать у девчонки то, о чем она никогда не скажет первому встречному. Чтобы услышать, что ублюдок, которого притащила в дом мать девчонок, ничего не сделал с сестрой Резкой, и успокоиться хотя бы в этом. В остальном… Я не представлял, как извиняться перед Амели. И получится ли объяснить ей, что не знал и даже не мог представить, что творю. Не оправдание. А нужно ли мне оправдание? Что изменится, если Резкая скажет: «Прощаю»? Я себя прощу? Выдохну, успокоюсь и забуду всё, как страшный сон? Нет, не получится. Ровно так же, как не получается представить, что мать Резкой жила с тем, кто домогался до ее детей. И защищала его, а не их. — Кто это был? Отчим? — не выдержав, спросил я и чудом удержал руль, когда услышал глухой ответ Амели: — Не отчим. Отец. Конец первого тома