– Тогда пошли со мной. Бекки провела меня через задний дворик, а потом через рощицу и вниз по береговому откосу из красной глины, подмытому сильными дождями. В самом низу мы стали пробираться узенькой тропкой сквозь более густой лес к небольшому ручейку, который журчал по камням где-то чуть в стороне. – Я нашла это место, когда мне было шесть, – бросила Бекки через плечо, раздвигая побеги дикого винограда и заводя меня еще глубже, и вскоре мы с ней оказались на небольшой полянке, где ручей изливался в маленькое озерцо, на поверхности которого переливались пятна света – открывшееся перед нами настолько неожиданно и настолько красивое, что я даже вздрогнул. – Правда, нечто? Садись здесь. – Она показала мне на замшелую кочку у самого края воды. – Дай мне секундочку, хорошо? Я стал смотреть, как Бекки собирает клочки всякого мусора, нанесенного ручьем, укладывая их аккуратной кучкой возле тропы. – Приходится иногда наводить порядок, особенно после дождей. – Бросив в кучу последний обрывок полиэтилена, она присела рядом со мной, поджав колени к груди и уткнувшись подбородком в сложенные на них руки. – Итак, Гибби Френч… – Бекки Коллинз… – Хочешь поговорить об этом? – О чем? – О том, что я вижу в самой глубине этих красивых зеленых глаз. Мне не хотелось говорить про Джейсона или Тиру, так что я решил сменить тему. – Место просто-таки изумительное. Как ты его нашла? – Да любой ребенок нашел бы. – Другие тоже? – спросил я. – Бывают здесь, в смысле. – Какое-то время нет. Я уже давно тут никого не видела. Вон в той стороне есть еще дома – еще одна целая улица, – но там столько ежевики и плюща, что не продерешься. Да и уклон круче. – Ты когда-нибудь здесь купалась? Бекки подняла бровь, выгнув ее безупречной дугой. – А что, хочешь искупаться? Мне и вправду хотелось. Меня буквально манили эти прохлада и глубина, густой покров побегов дикого винограда над головой, умиротворяющая неподвижность густой зеленой тени. – Я не буду полностью раздеваться, – сказала она. – Я тоже. – В трусах, тогда? Я поискал шутку, но ничего такого в ее глазах не нашел. – Ты первый, – объявила Бекки, а потом стала смотреть, как я снимаю обувь, неловко подпрыгивая на одной ноге, и вожусь с ремнем. – Хочешь, чтобы я отвернулась? Я глупо кивнул, удивленный, когда она и в самом деле закрыла глаза и прикрыла их руками. – Может, лучше вот так? Я уже снял рубашку и штаны и только в этот момент осознал, что ее пальцы раздвинуты и она ухмыляется, подглядывая за мной. – Обманщица! – бросил я, после чего шагнул в пруд, который оказался глубже, чем я думал. Продвинувшись до середины, я погрузился по шею. Бекки раздевалась так, словно это действие было напрочь лишено сексуальности. Стряхнула кроссовки. Быстро перекатилась на спину, чтобы стянуть джинсы. Встала, чтобы снять рубашку, и я отвернулся, поскольку ее сексуальность все-таки была совершенно очевидной, хотела она этого или нет. – Класс! – воскликнула Бекки, оказавшись в воде. Окунулась с головой и тут же вынырнула обратно, вся в сверкающих на солнце каплях. Пруд придал ее глазам какой-то другой оттенок синего, пропитавшийся водой лифчик стал почти прозрачным. – А теперь хочешь об этом поговорить? – спросила она. Я не был уверен, подкалывает она меня или нет, но теперь мне уже не приходилось с трудом подыскивать слова. Я принялся рассказывать про своего отца, который думал, что Джейсон может быть виновен, и про свою мать, исступленно метавшуюся по кухне. Это привело к Ченсу, тюрьме и вопросу «колледж или война». Когда я добрался до того места, которое ранило больше всего, то отвернулся и поделился своими мыслями о братьях, смерти и чувстве вины, которое я испытывал за свою излишне легкую и беззаботную жизнь. Когда слова истощились, я обнаружил Бекки совсем близко от себя в воде – она не соприкасалась со мной, но почти. – Что думаешь? – спросил я. Она неотрывно смотрела на меня пару секунд, все столь же сереброглазая и прекрасная. – Я думаю, что у тебя есть свои беды, и ни одна из них не крупнее тебя самого. – И что же, по-твоему, мне следует делать? – Со своей жизнью? Я не могу ответить на этот вопрос. – А как насчет нынешнего момента? Сегодня? – Будь рядом со своим братом. Дай ему знать, что он не один. – И всё? – Этого достаточно, – сказала Бекки, но в ушах у меня почему-то прозвучали совсем другие слова. «Будь мужчиной», – услышал я. «Хотя бы раз за всю свою оранжерейную жизнь». * * * Рипли вернулся без десяти пять, и Джейсон подумал: как странно будет идти тюремными коридорами в лоферах и джинсах… Он отсидел двадцать семь месяцев в этих стенах и лишь ровно через двенадцать из них познакомился с Иксом. «Но эти последние месяцы…» Он бился и истекал кровью, и его приводили биться опять. Пятнадцать месяцев. Размытый образ боли, крови и повязок. Никто не дрался с Иксом столько раз или не был так близко к тому, чтобы побить его. Какое-то время охранники втайне делали ставки на эти бои, но Икс дрался не ради забавы – по крайней мере, такого сорта, – и через два дня после того, как он узнал про этот тайный тотализатор, одному из охранников оторвали ухо в беспричинной драке в баре, а у другого вдруг ни с того ни с сего загорелся дом. После этого ставок уже не было. – Сюда. Рипли провел Джейсона несколькими коридорами, а потом наружу и через главный двор. Джейсон наблюдал за заключенными, а заключенные наблюдали за ним в ответ. Черные. Латиносы. Белые зэки приглядывались к нему более внимательно. Нацисты. Байкеры. Волки-одиночки с правильными наколками. У них был собственный угол двора, и казалось, будто все глаза нацелены на Джейсона, когда он проходил мимо. – Это из-за «Язычников», – объяснил ему Рипли. – Тут все уже в курсе, что ты сделал Дариусу Симмсу. – И по этой причине я в одиночке? – Позволь мне дать тебе один важный совет. Если за тобой придет кто-то из надзирателей, не имеющих отношение к группе, охраняющей Икса, будь настороже. Икс тут далеко не единственный, у кого глубокие карманы и тюремные сотрудники в зарплатной ведомости. Они продолжали двигаться. Как и каждое глазное яблоко на каждом белом лице. После этого оставался только коридор с камерами смертников. Это здание было самым старым в Лейнсворте – некогда оружейная, переделанная в 1863 году для содержания военнопленных северян. Система безопасности внутри была еще более строгая, но Джейсон знал охранников, знал регламенты. – Открывайте первую. Затрещал электрический замок, застонали старые петли. Появился второй надзиратель – не из тех, что охраняли Икса. Лет сорока пяти, с багровым лицом, с таким же коротким «ежиком», что и у остальных его коллег. – Проводишь его до места? – спросил Рипли. – Да. Встретившись взглядом с Джейсоном, Рипли едва заметно подмигнул, развернулся на каблуках и без единого слова удалился. Красная ручища ухватила Джейсона за предплечье, оставив влажные отметины у него на коже. – Я уверен, что ты помнишь правила. Держись по центру коридора, подальше от дверей камер. Ни с кем не заговаривать. В глаза никому не смотреть. Облегчишь жизнь мне – я облегчу жизнь тебе. Они повернулись лицом к коридору с камерами смертников, и Джейсон словно вновь окунулся в один из тех ночных кошмаров, которые преследовали его с тех самых пор, как он оказался на воле: маленькие, душные камеры, бледные лица, прижавшиеся к металлическим прутьям, бесконечно длинный проход между ними, а потом вниз по лестнице к Иксу. – Ну, чего ждем, заключенный? Весь подобравшись, Джейсон сделал первый шаг. Если Икс хочет его смерти, то еще посмотрим, кто кого. Если же дело в чем-то другом… Он не отрывал взгляд от пола, пока зарешеченные двери камер скользили мимо, и один из зэков прошипел ему вслед: «Эй, пижон… Эй, пижончик…» В конце коридора перед уходящей вниз лестницей стоял другой охранник – из тех, что были назначены в бессменный наряд к Иксу, причем уже много лет назад. Джейсон не сумел припомнить, как его зовут, но лицо было знакомым. Тот махнул краснолицему и тронул Джейсона за локоть. – Очень жаль опять тебя здесь видеть. Ты в порядке? Все хорошо? – Более-менее. – Все пройдет точно так же, как и во все прошлые разы. – Охранник повернул ключ. – Сегодня он в хорошем настроении. Все будет нормально. Шагнув за дверь, Джейсон с обычной тревогой оглядел лестницу. Икс мог говорить об истории и философии, о литературе и искусстве, величайших достижениях человечества. За один-единственный час мог заставить тебя взглянуть на мир свежими глазами, а потом столь же быстро и в мельчайших подробностях припомнить какое-нибудь давнее свое убийство, такое изысканное, что у тебя выворачивало желудок. Икс был гением, что не мешало ему быть самым настоящим безумцем.