Ну а потом начиналось все остальное… Джейсон согнул свои не раз переломанные руки и разок крутнулся в поясе, чтобы снять напряжение с плохо заживших ребер. Когда они спустились до самого низа лестницы, поднял взгляд на охранника, который кивнул и запер за собой стальную дверь, оставив Джейсона наедине с полутьмой подвала, упрятанного под камерами смертников. Нижняя площадка лестницы заканчивалась каменной аркой, за которой его поджидали протянувшиеся вдоль коридора камеры Икса и сам Икс. – Привет, Джейсон. Голос был тот же самый. Как и все остальное. Джейсон уже гадал в этот момент, какими будут его физическая реакция, его первые слова. Ему хотелось блевануть. Хотелось ощутить в руке умиротворяющую тяжесть «сорок пятого». – Ты сказал мне, что отныне я свободен от этого места и от тебя. Ты сказал, что я выхожу подчистую. – В тот момент я сказал это совершенно серьезно. – Икс стоял в самом центре коридора – поджарый мужчина среднего роста, одетый небрежно, чуть ли не по-домашнему. – Однако все течет, все изменяется… Джейсон прошел под арку в коридор. – Что именно? Икс пожал плечами, но казался счастливым. – Давай скажем, что назначение точного времени казни имеет свойство обострять человеческий ум до такой степени, что некоторые вещи тоже становятся болезненно острыми. – Например? – Старые сожаления. Последние желания. – Ты организовал убийство Тиры, чтобы вернуть меня сюда. – Это был не вопрос. Для Джейсона это никогда не было вопросом. – Очень жаль, что так получилось с этой молодой женщиной – я не знал, что тебя арестуют по обвинениям в контрабанде оружия и нападении, так что вполне мог просто подождать. – И не просто с женщиной, а ни в чем не повинной женщиной! – Так уж и ни в чем не повинной? – Икс сделал несколько шагов вперед, сверкая глазами. – Она издевалась над этими людьми в автобусе – всеми забытыми людьми, практически лишенными чувства собственного достоинства и причин жить. Она дразнила и мучила этих людей, и ради чего же? Ради минутного развлечения? Ради удовлетворения своей собственной сладострастной гордыни? – Пожалуйста, избавь меня от этого фальшивого негодования! Плевать ты хотел на этих людей в автобусе! И любые грехи Тиры просто бледнеют перед твоими собственными. Икс приподнял плечи, держа руки за спиной. – Я просто воссоздаю ту интерпретацию фактов, которую ты выстроил в своем остальном тонком уме. Да, люди в автобусе несущественны, но какими бы положительными качествами ни обладала твоя юная подруга, по сути своей она была личностью эгоистичной и недостойной. – Недостойной своей жизни? – Тебя, Джейсон. Господи, разве ты так ничему и не выучился за все то время, что мы были вместе? Джейсон сделал глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Так всегда было с Иксом. – Поэтому я и здесь? – Разве не могут старые друзья просто изредка проведать друг друга? – Мы определенно не друзья. – Ну, родственные души тогда. Джейсон покачал головой. Все это было так знакомо… – Я никогда не понимал этот твой бред. – Бред?! – Икс впервые повысил голос. – Сколько народу ты убил, друг мой? И о скольких из этих смертей ты действительно сожалеешь? – Это была война. Там все совсем по-другому. – Но по-другому ли это вот здесь? – Икс указал на сердце Джейсона. – Разве не играет там каждый раз одна и та же песенка? Сам ты жив, но мертв другой… – Я не буду этим с тобой заниматься. Больше не буду. – Джейсон попятился, зная, что Икс способен убить его, если пожелает. Было бы хоть какое-нибудь лезвие поблизости, осколок стекла, отрезок проволоки… Икс лениво потянулся следом. – Мне действительно стоило немало боли, чтобы вытащить тебя сюда. – Боли Тиры. Моей боли. – Ты расстроен. Я понимаю. Завтра можем попробовать еще разок. – Завтра не будет никакой разницы. – Однако с некоторых пор время работает отнюдь не в мою пользу. – Электрический стул. Ну да, я слышал. – Джейсон продолжал двигаться назад: вторая ступенька, третья… – Если б ты знал мое сердце, то чувствовал бы себя совсем по-другому. Джейсон поднялся еще выше, а Икс смотрел, как он уходит, с улыбкой на лице. – Сердце, мой юный друг, и все те песни, что звучат в нем. 21 Где-то через час мы поднялись от ручья на дорогу; я уже опять сидел в машине, и Бекки вновь склонялась надо мной. Солнце уже нависало над деревьями. Вечерний свет мягко освещал ее лицо. – Это было здорово, – сказал я. – Приезжай в любое время, Гибсон Френч. Совершенно машинально мой взгляд скользнул на дом позади нее. Крыльцо завалилось набок. Оконные сетки проржавели и зияли рваными дырами. – Эй, красавчик! Не отвлекайся! – Бекки прикоснулась к моей щеке и повернула мою голову обратно к себе. – Это просто дом. Это не то, что я собой представляю. – Ченс говорил мне не приезжать. – А я говорю тебе, что Ченс – придурок. Не побудешь немного еще? – Мне нужно ехать. – Важные дела? – Типа да. Угу. В глазах ее промелькнул намек на сомнение. Она чувствовала, что мне немного не по себе, но неправильно понимала причины. – Надеюсь, я не слишком тебя загрузила? Мы можем поговорить и о других вещах. Это не должно быть так тяжело. – Я готов говорить с тобой обо всем на свете! – Так давай съездим куда-нибудь. Закат. Ужин. Неважно куда. В ее словах был смысл, но и в других тоже. «Будь мужчиной…» «Хотя бы раз в своей оранжерейной жизни…» – Наверное, я веду себя слишком назойливо, – сказала Бекки. – А это не в моих привычках. Просто скажи мне, что ты не отшиваешь меня. – Не отшиваю. – Честное слово? – Честное слово. Она наклонилась совсем низко, опершись локтями на дверцу машины. – Скажи мне, что я красивая.