— Примерно так, — с достоинством ответила Немирова. — Я еще больше скажу — мне было ясно, что так оно все и повернется. — Нифонтов достал из кармана телефон, пошерудил по экрану пальцами и приложил трубку к уху. — Одну минуту. На лице Анны появилась полуулыбка. Я так понимаю, что подобную картину она наблюдала не впервые. Хотя оно и не странно — к нам что ни день кто-то да ходит. То налоговики, то орлы из УБЭП. Даже из транспортной полиции — и то заглядывают. И каждому что-то нужно. А если всем все выдавать без звука, так и клиентов растерять можно. — Олег Георгиевич, это я, — сказал тем временем в трубку Нифонтов. — Ну да, без вашей помощи не обойтись. Ага, передаю. Он протянул аппарат Немировой и подмигнул. Анна взяла телефон, холодно глянула на нашего гостя и ответила: — Да? Добрый день. А вот дальше было интересно. Анну Сергеевну за глаза называли «железной леди». Никто никогда не видел, чтобы она не то что выходила из себя, а хотя бы просто давала волю хоть каким-то чувствам. Их у нее, похоже, вовсе не было. А ведь рано или поздно срыв настигает каждого сотрудника банка, независимо от отдела, в котором он работает, и обязанностей, которые выполняет. Он начинает орать про то, что за такие деньги ему ничего на фиг не надо, что нервы у него не железные, что руководство состоит сплошь из гадюк семибатюшных и плевать он хотел на то, что завтра его за эти слова уволят. Кстати, ни разу не видел, чтобы кого-то за подобное уволили. Руководство — оно и впрямь такое, но они же не дураки? Все понимают, особенно если учесть, что многие тоже начинали с низов. Не все. Но многие. И это — с ее фронтом работ, где вообще одни нервы. Уникальная женщина. А тут на тебе — цитадель спокойствия дала брешь. На лице Немировой сменилось несколько гримасок — сначала узнавание, потом удивление, потом даже вроде испуг. — Я поняла вас, — сказала наконец она, дослушав собеседника. — Разумеется, никто вашим сотрудникам препятствовать не будет. Она отдала аппарат Нифонтову и встала с кресла. — Так и знала, что вы пойдете нам навстречу, — невинно-язвительно заметила Мезенцева. — Вошли в наше положение? — Нет, — бесстрастно ответила ей Анна. — Просто я знаю вашего шефа и кое-чем ему обязана. Я, знаете ли, до банка успела поработать в системе, а она, как показывает практика, чрезвычайно тесна. Чай, кофе? — Нет, спасибо, — отказался Нифонтов. — Мы быстренько поговорим с Александром и дальше побежим. Дел полно. — Как скажете. — И Немирова покинула переговорную. Я проводил ее взглядом и вздохнул. — Что такое? — Нифонтов посмотрел на меня. — Да лучше бы вы меня к себе вызвали, — честно ответил ему я. — Сюда-то зачем было приходить? Теперь начальство вопросами замордует, «чего» да «почему». — Могли бы, — в тон мне сказал Нифонтов. — Но это долгая песня, знаю я вашего брата. «Сегодня не могу, завтра не могу, давайте лучше в пятницу, после шести, раньше никак». А нам информация сейчас нужна, а не в пятницу. — Спрашивайте, — решил не углубляться в дебри спора я. — Вы же по поводу того деда, что вчера на Гоголевском богу душу отдал, сюда пожаловали? — Богу, — ухмыльнулась Мезенцева. — Евгения! — шикнул на нее Нифонтов и снова обратился ко мне: — А почему ты решил, что именно по этому вопросу мы к тебе пришли? — А по какому еще? — Мне даже не пришлось изображать удивление. — Я законопослушный гражданин, даже дорогу в положенном месте перехожу, так что других пересечений с органами власти быть не может. — Сказал человек, работающий в банке, — как бы в сторону мурлыкнула рыжая Евгения. — Стереотип, — привычно парировал я. — Нет, мне девчонки-ветераны рассказывали о лихих делах, которые велись в годы первоначального накопления капитала, да и в начале нулевых — тоже, про картонные коробки с деньгами и липовые авизовки. Но то когда было? Сейчас такого уже не встретишь, ЦБ в сторону вильнуть не даст, чуть что — проверка и отзыв лицензии. Себе дороже выйдет. Нет, бывают банки под «слив», там всякое случается, но это не про нас. Так что сказки это все, вроде моментальных переводов в фильмах. — Каких переводов? — заинтересовался Нифонтов. — Ну, знаете, когда один бизнесмен говорит другому: «Я перевожу тебе двадцать миллионов долларов, а ты отдаешь мне эти бумаги», — и цап свой телефон, — объяснил я. — За пару секунд чик-тык — и второй сразу же видит на своем счете, который открыт где-то в Швейцарии, кругленькую цифру. Выглядит красиво, но мы над подобными вещами всегда смеемся. Не бывает. Нет, на Западе — возможно, но у нас за пять секунд — миллионная сумма, да еще в валюте, да еще за рубеж… — Забавно. — Нифонтов рассмеялся. Хорошо так, звонко. Кстати, он, похоже, совсем еще молодой, ему двадцать пять, не больше. Мой ровесник, может, чуть постарше. Видимо, просто жизнь затюкала, да затянувшийся шрам на правой щеке его старит немного. Он сразу мне как-то в глаза не бросился, а вот сейчас я его заметил. — Ну да ладно, это все так, лирика, отвлеченные темы. Да, нам хотелось бы послушать твой рассказ о вчерашнем происшествии на Гоголевском бульваре. Сразу просьба, изложи все максимально точно — что видел, что слышал. В идеале — поминутно. — Ну, поминутно — это вряд ли, — почесал затылок я. — А так — постараюсь. — Не надо стараться, — попросил Нифонтов. — Надо сделать так, как нужно. Начинай, пожалуйста. Что интересно — ни диктофона, ни бумажки для записей. Видно, память хорошая. Или я просто не вижу записывающего устройства. — Значит, так. — Я положил ладони на стол. — Было без семи минут девять… Правду говорить всегда легко и приятно — это аксиома. Мне же здесь врать было совершенно ни к чему, поскольку бояться нечего — я ни в чем не виноват. А о последствиях этого происшествия они меня вряд ли будут спрашивать, тем более о тех, которые имеют место. Это же не Малдер со Скалли, правда? И не угадал. К моему великому удивлению, именно в эту сторону Нифонтов и стал поворачивать оглобли после окончания моего рассказа. — Стало быть — потерял сознание? — уточнил он, переглянувшись с Мезенцевой. — Ага, — ответил я. — Сам удивлен, раньше за мной подобного не водилось. Нет, пару раз было, но в детские годы. Первый — когда в школе с каната навернулся, второй… Там личное. — Так хорошо было? — Рыжая Евгения меня, похоже, за что-то невзлюбила. — Бутылку водки залпом выпить хотел. — Я уставился ей в глаза. — Не выпил, слабоват оказался. Вырубился я. Ну, на самом деле все было не так, точнее — не совсем так, но это и не важно. К нынешнему делу эта история отношения не имеет. — А тут раз — и валишься без чувств? — даже не особо скрывая иронию, за которой чувствовался подвох, произнес гэсэушник. — Странно. — Странно, — немедленно согласился с ним я. — Не то слово. Но хоть сколько-то связного обоснования у меня нет. — Хорошо. — Нифонтов не переставал улыбаться, это начало меня немного нервировать. — А перед тем, как ты отправился в обморок, ничего непонятного не произошло? В тот момент, когда ты пожал руку незабвенного Захара Петровича? Вопрос был странный, если не сказать больше. Куда он гнет? Что услышать хочет? Или он знает? Все знает? В смысле, о том бреде душевнобольного, который на меня за какие-то грехи свалился и в который я даже поверил? Да ну, чушь. Если бы мне вчера с утра такое рассказали, я бы долго смеялся, а потом посоветовал тому, кто такое придумал, либо поменьше фэнтези читать, либо самому его начать писать. Но тогда к чему подобные вопросы? Только вот если даже это так и этот следак в курсе происходящего, ничего я ему не расскажу. Я хорошо запомнил слова Вавилы Силыча о том, что друзей у меня теперь нет. И ему поверил. Может, это вообще не следователь ГСУ, а какой-нибудь… Эх, не знаю я нашего фольклора, к своему стыду. Западный знаю, про него книг много и фильмов, а нашего не знаю. А, вот. Может, он какой-нибудь анчутка. Понятия не имею, кто такой анчутка, но слово забавное. Этаже Евгения — точно ведьма. Вон, все приметы налицо, не сказать — на лице. Сама рыжая, глаза зеленые. — Нет, — пожав плечами, ответил я. — Ничего не случилось. Я же говорю — сам потрясен. Еще и пиджак испачкал. — Ну да, ну да, — побарабанил пальцами по столу Нифонтов. — Следующий вопрос. Возможно, он тебе покажется странным, но тем не менее — после того, как ты покинул бульвар, с тобой ничего непонятного не произошло? Такого, что не укладывается в привычные рамки? Обыденные? — Если честно, не до конца понимаю, о чем речь идет, — изобразил недоумение я. — Что именно вы вкладываете в слово «непонятного»? У нас тут банк, что ни день, так новости, одна другой непонятнее. ЦБ, знаете ли, он иногда похлеще Бермудского треугольника бывает, такие приказы и инструкции выпускает, что поневоле задумаешься — не окопался ли там иномирный разум. — Юлит, — без тени сомнения сказала спутнику Евгения. — До того все честно говорил, а теперь юлит. Случилось уже. Что-то он то ли увидел, то ли понял. — Смахивает на то, — даже не стал с ней спорить Нифонтов. — Саша, ты просто сам не понимаешь, в какую историю влез и чем все это для тебя закончиться может. В принципе, о том, что приключилось на скамейке, ты мне можешь ничего не рассказывать больше, я и так все знаю. А вот о том, что случилось после того, мне бы очень хотелось послушать. Вот прямо все как в плохом кино. И тон, и слова. Все знают, что в таких случаях следователю верить не стоит. И я не собираюсь этого делать. — Вы мне хоть намекните, про что вам рассказать? — взмолился я. — Нет проблем, все сделаю. А то ведь непонятно даже, что вы от меня хотите. — Пустое, — посмотрел Нифонтов на напарницу. — Ладно, подождем, пока дозреет. — Если только успеет, — зловеще прищурилась та. — Но мне лично его, дурака, и жалко не будет. Не хочет человек понять, что у него появился шанс уцелеть, — значит, он ему и не нужен. В этот момент в дверь «переговорки» постучали, она приоткрылась, и в нее просунулась голова Димы Волконского, второго зампреда. Не утерпел, стало быть, и Анне не поверил, что все ровно. Пошел выяснять, на кой по мою душу следователи пожаловали. Вообще, Дима — хороший человек. Он относится к тем самым работягам, которые в люди выбились своим трудом, а не по праву рождения. Ну, знаете, как бывает (и не только в банках)? Двоюродные братья и сестры, племянники и даже дети друзей высокого руководства периодически попадают на разнообразные посты средней руки, при этом частенько даже не представляя, что им делать-то надо. Выше их никто не поставит — не та степень родства, но вот в среднем звене таких хватает всегда. Нет, в небольших банках с этим попроще, там персонала не так много, все на виду и все при деле, а вот в средних и больших такого добра хоть отбавляй. Как правило, сидят они в головном здании, в подразделениях, четкий результат работы которых проверить крайне затруднительно, вроде отдела корпоративного развития или отдела внедрения банковских инноваций, и имеют всегда крайне сосредоточенный вид, даже когда курят или обсуждают, куда поедут в отпуск. Просто основная их работа — делать вид, что они работают. Нет-нет, бывают и исключения, среди них тоже встречаются хорошие и крепкие профессионалы, но эти исключения только подтверждают общее правило. Да и все бы ничего, есть они и есть, не так это и страшно, вот только время от времени даже им нужно показывать какие-то результаты своей работы. Собственно, в этот момент и начинается беда. Они придумывают самолет, который не взлетит, называют это эксклюзивным продуктом, пишут стосорокастраничную инструкцию по использованию, а после рассылают эту небывальщину по дополнительным офисам. И вместе с ней отправляют план продаж, как правило — заоблачный. И рапортуют, рапортуют, рапортуют. А если что-то пойдет не так — дружно ищут виноватого. Мне до нынешнего банка довелось поработать в одном крупном, сетевом, топовом, я там на подобное насмотрелся. Помню, когда я туда пришел, там как раз усиленно продвигали пластиковую карту «Странник» с неким уникальным чипом, встроенным в нее. Подразумевалось, что эта карта не просто универсальное платежное средство, а гениальная инновация из разряда «будущее наступило». Любые платежи, все возможные системы, оплата за все-все-все — от жвачки и авиабилета до прохода в Кремль, Лувр и Прадо. Я так думаю, что еще этой картой можно было бриться, а по вечерам она детям колыбельные пела. Все бы хорошо, но вот какая штука — торговые сети почему-то ее органически не переваривали. И билеты по ним не продавали. Да вообще ничего по ней купить было нельзя, она выдавала ошибку в любой стране, кроме нашей. Впрочем, и в нашей срабатывала через раз. Мало того — именно эту карту по какой-то причине захватывали и не хотели отдавать обратно все банкоматы мира. Ну, насчет всего мира я погорячился, но в Германии и Швеции — точно, клиенты оттуда звонили и орали так, что стекла в пластиковых окнах дрожали. В общем, чего-то в ней то ли перекрутили, то ли недокрутили, а что — непонятно. Скорее всего, как раз уникальный инновационный чип. Но факт остается фактом. В результате все карточки, что отделения не успели выдать, отозвали обратно, управляющим при этом намылили холку за невыполнение плана по продажам новой услуги и, до кучи, уволили заместителя начальника процессинга. Надо же было крайнего найти?