— Более чем, — кивнула Лилиан, и недрогнувшей рукой разила настойку из графинчика по рюмкам. Тоже — статья дохода торгового дома Мариэль. Настойки, специальная тара — квадратные бутылки, стаканчики определенной формы... Это даже не вопрос вкуса, скорее, вопрос престижа. Стоила бутылка столько, что Лиле даже жутко становилось иногда. Но — если у вас есть эксклюзивная продукция, по рецептам другого мира, на очищенном спирте, настоянная по всем правилам... Наливка хоть и была вкусной, и градус почти не чувствовался, в голову била так, что Лиле хватало двух рюмок. И мозг уходил в туман. Вишневый. Себе буквально пару капель, Марии до верха. Достала закуску — орешки, сухофрукты, сладости и кивнула на рюмки. — Поехали.– Мария послушно сделала пару глотков. И Лиля начала рассказ. — Тира уже мертва. И была мертва, когда Ричард познакомился с тобой. Ее величество выдохнула с явным облегчением. — Это хорошо. — Да. Плохо другое — Ричард любил ее. Мария сделала еще пару глотков. — Любил? Лиля развела руками. — Я не хотела об этом говорить. Но — так было. Из песни слова не выкинешь. — И продолжает любить? Теперь глоток вишневки сделала уже Лиля. — Не думаю. Скорее это... как несъеденное пирожное, знаешь? — Н-нет? — Ты попадаешь в гости. И видишь там красивое вкусное пирожное. Хочешь попробовать, но именно тебе оно не достается, его съедают раньше. Или тебя отвлекают чем-то еще, а оно закончилось. Может, и десять лет пройдет, и двадцать, но это пирожное ты будешь помнить. Обидно же! Не досталось! Мария медленно кивнула. — Ты думаешь, что у Ричарда это так же? -Да. Лиля мысленно попросила прощения у Ричарда за свое вранье. Она еще поговорит с ним, или лучше, с Джерисо- ном. Ладно, это надо обдумать. И с кем, и как. А пока важнее всего девушка, которая сидит напротив, смотрит глазами олененка Бэмби и просит, чтобы ей помогли. Хотя бы успокоили. Хоть пару слов сказали, если иначе никак! Мария выдохнула и допила рюмку. — Но что делать мне? — Не обращать внимания, — четко ответила Лиля. — Не подавать вида, не лезть, не разговаривать об этом. Рассосется, уж ты поверь. — Но Ричард ее помнит. — И что? Она умерла. Остальное — неважно. Мария медленно опустила ресницы. — Спасибо, Лилиан. Лиля почти по-матерински погладила темные волосы, уложенные в затейливую прическу. Фамильярность? Да, и недопустимая. Но здесь и сейчас — можно. Так уж получилось, что Лилиан Иртон оказалась для Марии близким человеком. Тут все сложилось один к одному. И участие Лилиан в спасении Милии с детьми, и благодарность принцессы, и путь домой, в Ативерну, когда другим дамам было не до принцессы, им было просто тяжело после всего случившегося, а Лиля и Мири как раз и уделяли большую часть времени будущей королеве, и помощь в Ативерне... Лиля не искала для себя выгоды, и принцесса поняла это. Вот и получилось, что графиня Иртон стала для Марии кем-то вроде старшей сестры или тетушки. Надо же с кем- то хоть иногда советоваться? Надо... Вот и сейчас ее выслушали, дали совет и Мария знала, все сказанное останется между ними. А Лиля смотрела и думала, хорошо, что Мария еще молода. Она не понимает главного, и Лиля не станет пока ей объяснять. Лучше она объяснит Ричарду, на что обратить внимание. Нельзя состязаться с мертвыми. В памяти любящих они всегда будут идеальны. Мария может выпрыгнуть из шкуры, но затмить Тиру ей не удастся. Никогда. • 94 И полюбить ее так, как ту — Ричард не сможет. Это закон. Это — жизнь. А она частенько бывает жестока. « Анжелина не часто чувствовала себя виноватой. Но... Ей тяжело было общаться с Джолиэтт. Получалось так, словно ее счастье строится на несчастье сестры, и все об этом знают. Никто не осуждает, но... Но! Разве от этого легче? Вроде бы Анжелина и ни в чем не виновата, и ничего сама не делала, а в то же время — так получается. Неудобно. Неуютно. Раньше, до замужества Анжелины, сестры были очень близки. Но потом... Джолиэтт возненавидела Брана Гардрена с первого же взгляда. — Анжи, что ты в нем нашла?! — возмущалась ее высочество. Анжелина только пожимала плечами. А как тут ответишь? Старая, старая сказка, о красавице и чудовище. О чудовище, которое умрет без красавицы. Но никто и никогда не думал, а что творится на душе у Красавицы? А правда ведь? Уродство — это как маска, под которой не видно душу. Красота — тоже. В своем роде, красота — идеальная маскировка. Ты очарователен — и тебе можно многое. Тобой восхищаются, тебя охотно принимают в компании, тебя любят, за тобой ухаживают... а что у тебя внутри? Кого-то это волнует? Мы видим красивую картинку, и не думаем, что модель, которая на ней запечатлена, может быть устала, или голодна, или у нее проблемы дома... нет. Только внешность. Чудовище полюбило Красавицу, разглядев в ней не красоту, а душу. И за это Красавица полюбила Чудовище. Сказка-то двусторонняя, и смысл ее в том, что красота и уродство, это всего лишь две стороны одной монеты. А люди охотнее смотрят на ту сторону, которая больше блестит. Анжелина иногда чувствовала себя именно такой красавицей. Принцесса, красавица, умница... ну и? Хоть кого-то из поклонников интересовало, что у нее на душе? Ни-ко-го! Именно потому и пришлась ко двору Лилиан Иртон с ее странными сказками. Она умела слушать — и слышать. Она видела не принцесс, и Анжелина это понимала, она видела двух девочек, которые остались без матери, понимала их, сочувствовала... почему-то Джоли это больше раздражало, а вот Анжи наоборот, было уютно и спокойно. Хоть кто-то видит в ней человека. И Бран... Муж увидел в ней Анжелину. Не принцессу, а просто женщину, жену, любимую... мало кто может этим похвастаться. И променять это Анжелина не была готова даже на королевский титул. Джолиэтт этого просто не понимала. Вот и сейчас...