Лилиан Элизабетта Мариэла Брокленд Иртон переворачивала с ног на голову все его представления о хорошей супруге. Она была слишком умна, слишком самостоятельна, слишком.... Она — была. И с этим приходилось считаться. Но что делать дальше? Тони покусал губы. Он попросту не знал, какое решение принять. Сказать ей о своих чувствах? А каких? Что он такого чувствует? Любовь? Готов он ради этой любви поставить под угрозу свое будущее, свою семью, весь Лофрейн... готов? Не готов. Но что тогда он может предложить Лилиан Иртон? Тони не знал. В голове у мужчины царила каша. Отпустить ее? Отправить домой? Оставить рядом с собой? Броситься в ноги Энтору — все равно ведь Лилиан должны будут выдать замуж, так почему не за него? Все мысли ломались об одно и то же. Тони представлял себе лицо Лилиан, представлял надменно вскинутые брови, и почти слышал спокойный грудной голос. «Вы решили осчастливить меня своей персоной, барон? Вынуждена отказаться». Тони был более, чем уверен в ее ответе. Но как же быть? Что сказать, когда Лиля вернется от ручья? Или... подождать ее слов?Может быть, так будет и лучше. Тони ждал. Недолго, вот Лилиан вернулась, перебирая золотистые пряди, заплетая их в косу, уселась рядом с костром, посмотрела на него... и не было в этом взгляде ничего такого — ничего из того, что он привык видеть у женщин. Ни страсти, ни интереса, ни... Равнодушие. Такое же, как и в тот первый вечер, на балу, когда он пригласил графиню на танец. И иголкой в сердце — на мужа она смотрела иначе. Совсем иначе. Больно... — Лили... — Барон? Поднятая бровь, легкая улыбка. — То, что было... — Между нами что-то было? Сомневаюсь. Тони едва не выругался. Вот ведь... заноза! Сколько раз он сам так поступал, скольким женщинам говорил эти слова, скольких отстранил от себя... и — нарвался. Вот так, спокойно и безжалостно. А чего он хотел? Любви? Признаний? Обещаний? Тони осознавал, что примерно — да, но разве можно это получить от Лилиан Иртон? Невероятно. — То есть мне все приснилось? Лиля хмыкнула. — Достопочтенный Лофрейн, взрыв эмоций, который мы разрядили подобным образом, не имеет ничего обще-го ни со страстью, ни с любовью, ни даже с обычным соитием. Окажись здесь любая другая баба — вам и она сошла бы. Равно как и мне — любой другой мужчина. Просто — . безумие схватки требовало выхода. Надеюсь, вы не собираетесь объясняться мне в любви и клясться на коленях? — А должен? — огрызнулся задетый за живое Тони. — Нет. И на всякий случай хочу заметить, что я не невинная девушка, не страдаю безответной любовью и не покончу жизнь самоубийством от позора и бесчестия. — Даже не сомневаюсь. Лиля ответила ехидной улыбкой. А что? Только мужчинам издеваться можно? А ей нельзя? — Так что я должна сделать? — Ничего, — кивнул Тони. — Надеюсь, графиня, вы понимаете — я все равно доставлю вас к его величеству. — Лучше к Ричарду. — Энтору, — придавил интонацией Тони. Лиля пожала плечами. — Тем хуже для вашего монарха. Тони не стал ввязываться в дискуссии. — Может, приготовим обед? Лиля кивнула и принялась развязывать мешок. Вот так. Все правильно. Все при деле, все заняты, и никакой дурной романтики. Ах, дорогая, теперь я страдаю... Ах дорогой, теперь ты навеки мой... Мы с тобой перепихнулись, и влюбились, и не очнулись... Нет уж. Это не романы в мягких обложках, которые читали девчонки в общаге. В них обязательно главзлодей влюбляется в героиню, главгероиня всю дорогу не может выбрать между ним и главгероем, а все окружающие наблюдают за торжеством идиотизма и тоже страдают. То ли кретинизмом, то ли запором, а чаще — всем сразу. А в жизни все проще и одновременно жестче. Есть друзья, есть враги, и путать их чревато. Потому как никогда они друг в друга не перейдут, даже если на каком-то отрезке у вас совпадут интересы. Вот и здесь так же. Лофрейн — враг. И с этой мыслью Лиля принялась разогревать над ко­стром жареную змею. А в жизни все проще и одновременно жестче. Есть друзья, есть враги, и путать их чревато. Потому как никогда они друг в друга не перейдут, даже если на каком-то отрезке у вас совпадут интересы. Вот и здесь так же. Лофрейн — враг.