— Да? И какую же? Лиля коснулась живота. — Ты так и не понял? Внутри меня растет ребенок. Твой ребенок. Здесь и сейчас Лиля не задавалась вопросами морали и нравственности. Она не думала ни о чем и ни о ком. Существовал только этот зеленоглазый красавец, которыйтак несправедливо и обидно уходил в самом расцвете сил. Не успев — ничего. Ни оставить детей, ни осчастливить кого-то из женщин... После него не оставалось следа на земле, а здесь — здесь это было очень важно. Лиля отдавала ему то, что было у нее. Надежду на продолжение. Лгала? Что ж. Пусть Альдонай карает ее за эту ложь, а она считала, что поступает правильно. И глаза Тони, полыхнувшие почти инфернальным огнем, подтвердили ей — да. Все верно. — Лили? — Да. Последний раз женские крови у меня были еще на корабле. А потом, после волка — их уже не было. Вообще не было, понимаешь. И остальное тоже совпадает. Лиля солгала. И солгала бы еще раз, и еще... Только ради счастья, которое засветилось в зеленых глазах. — Мой ребенок. Мой... сын? -Да. Тони протянул руку, коснулся живота женщины. — Мой. Сын. И столько было в этих двух словах, что Лиля поняла — она чем угодно поклянется, и где угодно солжет. А грех это или не грех... когда она предстанет перед Альдонаем, она попросит судить не по делам ее, а по милосердию Его. Пусть заглянет в ее сердце, и сам все поймет. И никак иначе. Если у Альдоная есть милосердие, Тони никогда не узнает о ее лжи. Он уйдет, веря, что оставил свой след на земле, и там — если там что-то есть — тоже будет в это верить. Так честно. Да и сильно ли она солгала?Тони несколько раз спасал жизнь и ей и ребенку, а кто дал жизнь, тот и становится отцом. Хотя бы частично. Разве нет? Энтони несколько раз спас ей жизнь. И заслужил хотя бы это. Они смотрели друг на друга, и по щекам барона Лоф- рейна медленно катились слезы. — Мой. Сын. Сын... Альдонай, спасибо! Лиля положила свою руку поверх руки Энтони. — Тони, я клянусь тебе сберечь этого ребенка. Я скажу, что это сын Джерисона, я солгу где угодно, и он останется со мной. Я не избавлюсь от него, не отдам на воспитание, он будет расти в любящей семье. Пусть как Иртон, но я... я надеюсь вернуться к мужу. Ты понимаешь меня? — О, да. И я тоже надеюсь, что ты к нему вернешься, — отозвался Энтони, раздумывая о чем-то. — Если я не могу защищать тебя, подойдет и этот болван. Но умоляю, будь осторожна. — Я обещаю тебе. Я буду осторожна за двоих. Энтони медленно кивнул. — Лили, милая, прошу тебя. Обыщи их. Мне нужна бумага, или что-то вроде пергамента... Лиля коснулась его щеки ладонью. — Обещаю. А ты не двигайся. Не усугубляй... Тони послушно опустил веки. — Обещаю. И наблюдал, как женщина обыскивает трупы, повторяя про себя одно и то же. Спасибо, Альдонай. Благодарю тебя от всего сердца. Благодарю... Он уходил. Но в этом мире останется его частичка. Его — и Лилиан. Разве этого мало? Это невероятно много. Он не мог на такое и рассчитывать. Его сын. Его и любимой женщины, сейчас уж можнопризнаться себе. Истинно любимой, искренне, от всей души. И когда он не влюбился — полюбил? Тони не знал. Но случилось, вот... Он не смог бы отдать королю Лилиан. Не смог бы. Украл бы ее, запер, оградил от всего мира, и была бы она только его... Он и она. И их дети... что ж. Ему повезло хотя бы с Лилиан. Тони сразу поверил во все сказанное. И сбережет ребенка, и не отдаст никому, солжёт, украдет, убьет, сделает, что угодно, но никому его сына в обиду не даст. И сама выживет, и ребенка вытащит. Сына. У него обязательно будет сын. Лиля закончила обыскивать трупы и вернулась к нему. — Это не самое лучшее, что есть, но хотя бы так? Ее листы давно пошли на растопку. А это... Молитвенник. Маленький — т циайо. Откуда он взялся у разбойника? Да кто ж его знает! Может, подонок приговорил его служить для разжигания костров, может, хотел продать или подарить — неважно. Главное, он был. Тони криво улыбнулся. — Лили, милая, помоги мне. Надо сесть поудобнее. — Тебе лучше не двигаться. — Мне уже недолго осталось. Хорошо, что я в сознании. Но пока я мыслю, мне надо написать завещание. — Завещание? Вот об этом Лиля не подумала. Совсем. Тони улыбнулся, видя ее растерянное лицо. — Лили, милая, почему нет? Мой сын имеет право получить все, что есть у меня. Лиля замотала головой.— Тони, как ты это себе представляешь? — Жизнь переменчива, любовь моя, — барон подумал, что писать ему нечем, а потом решительно смочил палец в крови. Своей? Чужой? Да какая разница, кровь на пергаменте и сохранится долго и видна будет хорошо. И ее здесь много, хватит, чтобы написать. Лиля потерла лоб. — Я не представляю, что пойду требовать у вашего короля наследство для нашего сына. — Кто знает, как повернется жизнь? — отозвался Тони, выписывая слова и стараясь, чтобы получилось разборчиво. — Я не хочу тебя неволить, но если тебе понадобится бежать? Если случится так, что в Ативерне не будет для тебя мира и покоя? Лиля вздохнула и пожала плечами. — Если твой муж будет сомневаться в отцовстве? А он будет... — Я запишу ребенка раньше, чем он родится, — Лиля хмыкнула. — Патеры и пастеры тоже любят деньги. — Ты об этом думала, верно?