— Я собиралась сбежать и вернуться домой, в Ативер- ну, к мужу, — Лиля и не думала оправдываться. — Но ребенок ни в чем не виноват. Тони медленно прикрыл веки. Нижнюю часть тела он просто не чувствовал. Это плохо, но в то же время и хорошо. Не хотелось бы ему сейчас корчиться и кричать, он никогда не любил боль. Альдонай милостив. Он уходит, защитив свою женщину и своего ребенка, уходит в ясном сознании и успевает отдать последние распоряжения.Мало? У многих и того нет. — Возьми вот это. Перстень с баронским сапфиром, брачный браслет... — Ты не будешь носить их, но хотя бы отдай сыну. Лиля вздохнула. Дотащит? Куда она денется. И дотащит, и сбережет, и когда-нибудь запишет эту историю. Для детей. Пусть знают... лет через тридцать-сорок. — Хорошо. — Прочитай, пожалуйста. Лиля взглянула на книгу. На полях страниц Энтони Лофрейн, барон Лофрейн оставлял все свои имущество, свой титул и свои владения, ребенку, который должен родиться у Лилиан Иртон. Мальчик ли это, девочка ли... Если мальчик — пусть получит все, и титул, и имущество. Если девочка — пусть хранит все для своего второго сына. Или третьего, как получится. Дабы не прервалась ветвь Лофрейнов. Лиле даже стало стыдно. Ненадолго, минуты на две. Она не собирается обнародовать это завещание, она никому ничего не расскажет, никто не узнает о молитвеннике. И уж меньше всего ее сын или дочка. К чему им — такое? Как говорят, ложечки нашлись, а осадок остался, не нужны будут ее детям такие подозрения. Что один из них от другого отца, что их мама изменяла мужу. Ни к чему. Хорошая мать всегда забоится о своих детях, пусть даже так. — Все верно, Тони. — Если будет девочка, назови Мелиндой? — А если мальчик?— Ганц. Лиля улыбнулась. — Хорошо, Тони. Обещаю. Ей несложно было это пообещать, чем эти имена хуже всех остальных — или лучше? Назовет. Даже врать мужу не придется, Ганц Тримейн — их близкий и хороший друг. И вообще ей не придется ничего врать. Миранда знает о ее беременности, Джерисон тоже догадывался, она это видела. Не будет ни подозрений, ни намеков, ее семья сумеет ее защитить. Да и сама Лилиан не даст себя в обиду. Ганц? Пусть будет Ганц Иртон. Хорошее имя. — Возьми меня за руку, пожалуйста. Лиля сжала ледяные пальцы, и подумала, что все не так плохо. Тони скоро умрет — и это ужасно, но хотя бы не будет мучиться несколько дней от боли и гнить заживо. Жутковатый выбор. Лиля наклонилась и коснулась губами губ умирающего мужчины. — Я тебя никогда не забуду, Тони. — Тебе будет сложно это сделать. — Когда-нибудь, может, через десять или двадцать лет, я не знаю, я обязательно расскажу малышу о тебе. Обещаю. Она соврала? Ради этого выражения в глазах умирающего, она солжет где угодно. Лиля уже ни о чем не жалела. ❖ ❖ Тони умер перед рассветом. Вечером он впал в беспамятство, потом начал бредить, а к рассвету, в самый темный предрассветный час его не стало. И все это время Лиля сидела с ним рядом.Сжимала холодные тонкие пальцы, грела их в ладонях, рассказывала... ф & ф & к к О том единственном, о чем было бы интересно Энтони. О детях. Какие они бывают, когда родятся, как они растут, как будет расти его сын, как она будет о нем заботиться, кор- 1 мить, купать, как она заботилась о первом сыне, не доверяя его нянькам, так и о втором будет заботиться. А потом он будет воспитываться вместе с другими детьми. У них детей много. Трое родных по крови — один свой и двое от сестры 5 Джерисона, куча вирманских, и Анжелина недавно родила, их дети могут играть вместе, ребенок принцессы — это ведь подходящая компания... Она не замечала слез, текущих по щекам. Да и не так уж много их текло, если честно. Истерика не может длиться вечно, а организм не всесилен. Жидкость ему и самому нужна, так что не больше пары минут слезоразлива в час. Тони слушал. Потом впал в беспамятство, но Лиля все равно продолжала говорить. Оторвалась она один раз и ненадолго, чтобы развести костер. Оттащить Энтони с поляны с трупами ей было не под силу. Только не сейчас, когда она беременна, ей еще тяжести поднимать не хватало. Значит, надо размести хороший костер, чтобы падальщики не явились. И нё спать. Лиля говорила, иногда дремала прямо сидя, в таком особом состоянии, в котором пребывают врачи на дежурстве — или молодые мамы у кроватки ребенка. Вроде бы спишь. Но первый же шорох, первый же звук, и сна, как не бывало. Так Лиля и просидела всю ночь. А под утро Тони ушел. Это было тихо-тихо, всего лишь вздох — и мужчины не стало. Лиля медленно прикрыла ему глаза — и позволила себе поплакать целых пять минут.