— Мое белье исчезло, — указала на опустевший столик Нестеренко, прикрываясь одеждой. — Извращенец, — процедила гримерша. — Как он выглядел? — спросил оперативник. — Темная куртка, а на голове черный чулок, — описала Ланская. — Тот же тип, что убежал с места убийства? — Похож, — кивнула Юшкевич. Валеев бросился в погоню, но вскоре убедился в бесперспективности этого занятия. Беглец хорошо знал запутанные коридоры. Скинув маскировку и спрятав камеру, он превратится в обычного работника студии. А в гримерной Алена всеми силами пыталась скрыть досаду. Ей врезались в память слова Юшкевич: «Охотится за голыми звездами». Звучит, как приговор ее амбициям. Она не интересна папарацци даже в обнаженном виде: снимали только Леську, украли ее белье. 22 На пробы Ланская направилась с тяжелым сердцем. Все обсуждали охоту поклонника-извращенца на Нестеренко, с завистливым придыханием и показной брезгливостью описывали, как тот будет развлекаться с ее бельем. Алену усадили на диван-шезлонг, оператор проверил камеру, осветители подобрали свет, и пробы начались. Каждый в студии знал, что нынешний экзамен только для Ланской, поэтому внимание сосредоточили на ней. Оператор ловил ее лицо, звукорежиссер перемещал «цаплю» с микрофоном вслед за ее движениями, а Чантурия-младший в темном углу павильона наблюдал картинку на мониторе. Сорокин отпускал любовные реплики, играя вполсилы. Алене казалось, что он только и ждет, когда появится Леся. И вот входит жена князя, Сорокин вскакивает и припадает к ее руке. Камера смещается. Обмен женскими взглядами. Княгиня оскорблена увиденным, но сохраняет гордость. Любовница должна изображать смущение по типу: лучше мне исчезнуть. Нестеренко почти не требуется играть, она в нужном настроении праведного гнева, а Ланской трудно перебороть желание наброситься на удачливую соперницу и расцарапать ей лицо. — Стоп! Снято, — крикнул режиссер, и сразу тихий павильон наполнился гулом голосов и всевозможных звуков. Ведущие исполнители ушли, подтрунивая друг над другом, а Алене понадобилось несколько минут, чтобы перехватить взгляд Гоши, который раздавал команды. — Ну как я? — заискивающе спросила она. — Нормально. Думаю, наряды лучше заменить на более современные. — Значит, я прошла? — Покажу Сонину, за ним последнее слово, — ушел от прямого ответа Чантурия. — Ты же режиссер, — топнула ножкой актриса. — Не глупи, кто платит деньги, тот и заказывает музыку. Гоша переключился на другие проблемы, ушел, но Алена проявила настойчивость и настигла его в приемной продюсера, когда режиссер явился обсуждать снятую сцену. — Возьми меня с собой, — вцепилась она в руку Чантурия. Она так и осталась в старинном платье в надежде приучить окружающих воспринимать ее в этом образе. Одновременно с режиссером к продюсеру вызвали Юшкевич и Фролову. — У нас не только твой вопрос, — стал возражать Гоша, но Алена уже затащила его в главный кабинет. Филипп Сонин просмотрел кинопробу на экране телевизора, встал, прошелся по кабинету и остановился у большого сейфа. — Как я обещал… Мне удалось увеличить наш бюджет. Теперь это факт. — Он похлопал по толстой дверце сейфа. — Соответственно, наши планы выросли, помимо полного метра запустим сериал, сценаристы уже работают. А это означает …что? — Нужен рейтинг, — откликнулся Чантурия. — Вот именно! Я не хочу ограничиться одним сезоном, надо, чтобы канал заказал продолжение. Для этого необходимо качество во всем. И что я вижу? Продюсер обвел строгим взглядом собравшихся. Все потупились и промолчали. — С декораторами я уже поговорил, теперь ты. — Сонин обратился к Фроловой, указывая пальцем на Ланскую: — Марианна, что это за платье? Не нужно копировать девятнадцатый век, осовременьте. Никаких корсетов, и кринолина. — Оденем княгинь в мини-юбки? — сыронизировала художница по костюмам. — Не умничай, а записывай. Фролова раскрыла блокнот, продюсер продолжил давать указания: — Делаешь декольте или открытую спину. Платье в пол, но, чтобы под тканью угадывалась фигура. Фролова вскинула бровь, но Сонин ее опередил: — Легкие полупрозрачные ткани, женственность с элементами эротики — что тут непонятного? Поступим так. Разработай три платья: шикарное для балла, домашнее для своих и нечто промежуточное для любовных свиданий. Покажешь мне образцы. Сонин встал перед Ланской, скривил губы на пышную прическу, щелкнул пальцем по жесткой завитушке и перевел взгляд на Юшкевич. — Теперь про женские прически. Ира, что это за копна? К черту ленточки и литры лака, дай мне распущенные волосы. — Распущенные? Но это считалось тогда вульгарным. — А то я не знаю, — сыронизировал Сонин и провернулся на каблуках, обращаясь ко всем: — Запомните и другим передайте. Мы снимаем не исторический фильм, а любовную драму в высшем обществе. В фокусе будут любовные интриги как средство в борьбе за власть. Диалоги уже правят, добавим намеки на современность и постельные сцены. Только так мы сможем рассчитывать на успех. Все понятно? Тогда за работу. Художники по гриму и по костюмам быстро вышли, о чем-то перешептываясь. Чантурия взял за руку Ланскую, собираясь вежливо выпроводить актрису, но та уперлась, не желая уходить. Во время встречи она чувствовала себя манекеном, на котором демонстрировали недостатки картины. Но она актриса, ее вопрос не решен, Алена умоляюще посмотрела на Гошу. Режиссер смутился и спросил продюсера: — Филип, что скажешь о сегодняшних пробах? Сонин скосил скептический взгляд на Ланскую: — Диалоги у тебя ничего, осанка и стать тоже на уровне… Но кино — это крупный план. Тут важна полуулыбка, полувзгляд, понимаешь? — Я буду стараться. — Тебе надо потренироваться в театре, а потом уже браться за большие роли. — Дайте шанс, — взмолилась Алена, осознав, что ее мечты рушатся. — Никто тебя из проекта не удаляет, эпизоды остаются за тобой. Если нужны деньги, будешь дублершей Черной в постельных сценах. Полина не любит обнаженку, а у тебя уже был такой опыт. — Сонин приторно улыбнулся: — А что, фигура подходящая, волосы светлые, но это поправимо, Юшкевич сделает из тебя вторую Полину. «Я Алена, а не Полина!», — хотелось крикнуть Ланской, но она не посмела повысить голос на начальника. — Твою грудь увидит полстраны, — ободряюще рассмеялся продюсер и взялся за телефон, жестом показывая, что разговор окончен. Чантурия вывел расстроенную Алену в приемную и тут же вернулся в кабинет продюсера. Вскочивший из-за стола Славик сунул девушке ворох салфеток, шепнул пустые слова утешения и бросился на телефонный звонок. Все при деле, а она… Алена брела по коридорам киностудии, размазывая по щекам слезы обиды. Опять ее прокатили, поманили конфетой, а кинули кость. Она будет работать на звездный статус Черной, демонстрировать свою задницу и грудь, а зритель будет уверен, что видит прекрасное тело неувядающей кинодивы. Почему кому-то все, а ей крохи? Это несправедливо. В таком настроении Ланскую перехватил Сорокин. Актер приобнял девушку за талию, ласково заглянул во влажные глаза: — Ты от Сонина? Хочешь угадаю, что случилось? — Отстань, без тебя тошно. — Хорошо быть продюсером, а мы марионетки в его руках. — Тебе-то чего жаловаться? — Завидую. Мне гонорар когда еще заплатят, а Сонин раскрутил спонсора на деньги, и сразу хапнул себе двадцать процентов. — Почему двадцать? — Потому что скромный, остальные берут тридцать. Дать бы ему по рукам. — А лучше в морду, — мстительно процедила Алена, вспомнив равнодушную физиономию продюсера. — Глупышка. Продюсер боится другого — потерять деньги. Он сейф при тебе открывал? — Нет. — В жизни не видел столько денег. Алена остановилась. Слово «сейф» напомнило ей об удачной операции в квартире Чантурия. Сейчас она еще больше утвердилась в мысли, что это было не ограбление, а справедливая месть, материальная компенсация за моральное унижение. Видя заинтересованный взгляд, Сорокин продолжил: