Режим Nil-per-os – «Ничего через рот». Блю выдвигает вперед подбородок и понимает, что в этой гримасе есть что-то от ее угрюмой бабушки. – Я не откажусь от проклятого «Джелло», Маркус.[3] – Тогда подумай о том… – начинает он, но делает паузу, притворяясь, что задумался. Маркус уже определил следующую тысячу возможных разговоров, и Блю знает, что он делает паузу исключительно для драматического эффекта. – Подумай о возвращении на Землю. Ты можешь оставаться в криогенном сне, а если тебе это не по нраву, Земля оказывает отличную паллиативную помощь. Я не считаю, что человеку полезно тратить свое уходящее время на разработку оружия. Блю ворчит, пока он пытается заботиться о ней. Ее стома изменила форму из-за постоянного пребывания в постели, а область вокруг немного покраснела. Он прав насчет режима, исключающего пероральное питание, но она не позволит этому случиться. Только не сейчас. – Уходящее время? Боже, ты говоришь так, будто цитируешь какую-то древнюю поэзию. Вальтер или что-то в этом роде. У тебя не найдется для меня Уильяма Карлоса Уильямса?[4] Он смущенно смотрит на нее: – Я не хотел этого. Осторожно сняв больничную рубашку с изможденных рук, он начинает обтирать Блю. Когда-то она так гордилась своим телом. Телом, которым поделилась с таким множеством людей. – К тому же, – продолжает Марсалис, – ты – собственность Компании, а я – главный актив. Получается, ты должен убеждать меня остаться, а не улетать. Маркус прикрепляет к ее животу еще один мешок и с доброй улыбкой затягивает крепеж. Затем меняет ее грязную рубашку на чистую. – Прежде всего я запрограммирован обеспечивать твою безопасность. Блю поднимает дрожащую руку с уже атрофировавшимися мышцами и касается его щеки. – А что ты будешь делать, если безопасность – не вариант? – Буду тебя радовать. – Я ученый, – говорит она. – И счастлива больше всего, когда выполняю свою работу, – с этими словами Блю слегка похлопывает его по лбу. – Вот этим местом. Потом она снова вытягивает руку вдоль тела. – Во всяком случае, поставки не будет еще шесть месяцев. Каким образом, по-твоему, я должна вернуться? – Мы могли бы тебя заморозить. Дождаться транспорта. Ты бы проснулась дома, будто времени совсем и не прошло. И ты ошибаешься, если полагаешь, что транспорта нет. Коммандер разрешил сообщить, что через три недели с нами состыкуется аудитор. – Что? Блю бы села, если бы ее брюшные мышцы так не болели. – Прошу прощения, – говорит Маркус. – До сих пор мне не было позволено разглашать данную информацию. Меня волнует количество стресса, которое ты пережила. – Зачем сюда направляется аудитор? – Мне не сказали. Уверен, ничего серьезного, но они, должно быть, обеспокоены медленным прогрессом на «Холодной кузнице». Несколько проектов отстают от графика. – И мой в том числе. – А еще «Серебряная улыбка», – говорит Маркус. – Я уверен, что вы не единственные… Блю качает головой: – Дай мне мой портативный терминал и убирайся. Маркус берет терминал, кладет его перед ней и без лишних церемоний уходит. Глядя на открытый портал, Блю ждет, когда закроется дверь, и она останется в безопасности. Затем разворачивает клавиатуру, ставит терминал на живот и подключается к цифровому тайнику. Ей не следует пользоваться им слишком часто, так как чересчур большое количество исходящих от станции сигналов опасно. Однако приезд аудитора почему-то вызывает мурашки на ее коже.[5] Они не знают, что Блю делала с образцами яиц. «Вейланд-Ютани» наняла ее, чтобы найти способ контролировать странных чудовищ и воздействовать на их ДНК еще в утробе. На Земле она была одним из ведущих генетиков планеты. Но теперь, вдали от дома, увидев рекомбинантную ДНК существ, не чувствует ничего, кроме надежды. Впервые это стало очевидным в момент оплодотворения. Мимолетная теплота молекулярного изменения вспыхнула в пищеводе шимпанзе. Не личинка или червь, а набор сложных химических реакций, которые выходили за пределы того, что когда-либо видел человек. «Вейланд-Ютани» хочет существо, но Блю жаждет получить генетический код. Она уверена, что в нем она найдет ключ к собственному выживанию. Однако поймать момент впрыскивания – все равно что фотографу пытаться запечатлеть секунду, когда зимородок входит в воду, и его клюв встречается с зеркальной поверхностью. Она могла провести десять лет за работой и потратить сотню яиц, не получив никаких результатов. Беда в том, что у Блю нет ни сотни яиц, ни десятилетия. Последний врач сообщил, что ей осталось меньше года жизни. Потом последняя из мышц атрофируется, она перестанет дышать сама, нервная система будет поражена склеротическими тканями, а невропатия одолеет ноги. Блю выбрасывает из головы этот образ. Она не хочет думать об этом, но приезд аудитора не дает ей покоя. В ее руках загружается терминал, и она вводит пароль. Фраза не такая длинная, как хотелось бы, но и ее мышечная память уже не такая, как прежде. Она никогда не подключалась к терминалу, находясь внутри тела Маркуса, – он бы точно запомнил пароль. Ко всему прочему, ей не позволяли пользоваться камерой, поэтому она не могла сфотографировать пароль. Проверив свой почтовый ящик, она находит сообщение от старого школьного друга с прикрепленной фотографией матери Блю, которая умерла десять лет назад. На фото Марсалис обнимает свою мать и улыбается. На заднем плане видны яркие зеленые деревья, а справа простирается поле с зерновыми культурами. Отправивший фотографию друг является независимым контрагентом. Он получает приказы посредника, который в свою очередь принимает их от Элиз Кото, одной из ста двенадцати вице-президентов «Вейланд-Ютани». Если Блю поймают, ее контракт тут же закончится без права на возвращение домой. Ей будет позволено находиться на станции, но без доступа к криокапсуле. Это ее убьет. Блю снимает свой медицинский браслет и со щелчком открывает циферблат с микроинтерфейсным магистральным соединением. Она подключает браслет, функционирующий как одноразовый цифровой шифр Вернама. Фотография ее матери – изображение A227-B, а скрытые внутри пиксели – двадцать семь точных степеней яркости, которых достаточно для алфавита и некоторого интервала. Программа шифрования отображает восемьсот релевантных пикселей и переводит их.[6] Сердце Блю сжимается, когда она читает сообщение: НУЖНЫ РЕЗУЛЬТАТЫ НЕ МОГУ БОЛЬШЕ НАС ПОКРЫВАТЬ УДАЧИ 2. Прибытие Электрополяризационная пленка иллюминатора затуманивает открывающийся перед Дорианом вид приближающейся RB-232. Станция напоминает штангу, поставленную на фоне огненного моря. Как явствует из брифинга, на одной из ее сторон находится жилой отсек, а на другой располагается пункт сбора и обработки секретной информации с особым режимом хранения, или ПСиОСИ. Свет Кауфманна, светила системы, создает вокруг станции зловещее гало. Мозг Дориана быстро проводит параллель между оттенками соединяющихся веществ и масляными красками в этюднике. Гало также обеспечивает станции идеальный камуфляж. Отложив секретные отчеты по RB-232, известной как «Холодная кузница», Дориан с жадностью выпивает еще одну бутылку соленого дерьма, которое обычно дают после пробуждения от криогенного сна. Он привык к этому вкусу, потому что любит крио. С каждым путешествием Садлер все больше отдаляется от родителей, друзей детства, и своей жизни в Бостоне. Это уже двадцатый полет. С каждым билетом он все дальше и дальше отодвигает свое прошлое. Он бы хотел нарисовать транзитную станцию, но это слишком просто – обычная тень на оранжевом фоне. Дориан задается вопросом, как бы она выглядела, если бы теплозащита вышла из строя, а коридоры и балки в течение секунды попали бы под действие сильного излучения. Как бы станция выглядела изнутри? Он проводит следующий час делая наброски и наслаждаясь резким контрастом черного на белом, созданным с помощью карандашей Конте.[7] – Стыковка через пятнадцать минут, шеф, – объявляет через громкоговоритель Кен Райли, капитан «Афинянина». Дориан скучает по своей комнате на Луне. Вот это был пейзаж. Здесь у него только криосон и общественные туалеты. На этом корабле даже нет человека, с которым можно было бы развлечься в постели. Он единственный, от кого не зависит функционирование транспорта. Райли управляет кораблем, Сьюзен Спитери – второй пилот, Монтрелл Лупия отвечает за связь и навигацию. Все они выступают службой безопасности Дориана, пока тот выполняет свой аудит. Он никогда не нуждался в их услугах, но ему часто приходится посещать удаленные районы и доставлять туда очень плохие новости. В глубине души он надеется, что однажды увидит, как Спитери кого-нибудь пристрелит. Это хоть было бы забавно. Пока экипаж усердно пытается подготовить крошечное судно к стыковке, Дориан бездельничает в комнате отдыха. Он достает этюдник и любуется своей картиной, разминая кости после долгого сна. Иногда он думает, что надо было стать художником, но если бы он выбрал этот путь, то ему бы не удалось продлить свою жизнь с помощью постоянного пребывания в криогенной капсуле. Согласно отчетам, на борту станции находятся тридцать два человека. Они участвуют в трех специальных проектах, два из которых отстают от графика. Один из них называется «Блестящее Сооружение», и он испытывает нехватку средств и обеспечения. Поскольку документы отредактированы, Дориан не знает, что это такое и в чем заключается задача проекта, – похоже, какая-то скучная работа по генетике. Он добавляет последний штрих своему рисунку – границы RB-232, пронизанные настойчивыми лучами звезды. Внезапно судно дергается, и его рука теряет хватку. С поверхности бристольского картона на него смотрит толстая неаккуратная линия. Дориан только начал изучать технику изображения форм, но до этого дефекта рисунок однозначно выглядел лучше. Кипя от ярости, Дориан скрипит зубами и раздраженно заштриховывает картину, портя кончик карандаша. Затем он сминает бумагу и бросает ее вместе с карандашом в мусоросжигательную печь. Будет сложно добраться до художественного магазина, находясь за десять парсеков от Земли, но он что-нибудь придумает. У него еще осталось много тюбиков с масляной краской. – Шлюз закреплен, сэр, – информирует Кен. – Мы состыковались. – Мягкая посадка, капитан, – говорит Дориан. – Благодарю вас, сэр. Капитан не понял сарказма, и Дориан сожалеет о том, что не добавил в свой тон больше яда. Садлер идет в уборную для экипажа и моет руки, после чего вытирает их белым полотенцем, размазывая по ткани черный уголь. Подойдя к зеркалу, он завязывает многослойный галстучный узел, которому позавидовал бы даже председатель совета директоров «Вей-Ю» Ван Левен. Расправив квадратные плечи, он долгое время смотрит на свое отражение. Дориан расчесывается, приглаживает волосы с помощью какого-то средства и удостоверяется, что восходящий изгиб его щеки перетекает прямо в линию прически. – Сэр? – голос Кена снова слышится через интерком. – Они ждут встречи с нами в ближайшее время. – Они могут подождать, капитан, – отвечает Дориан, приглаживая одну непослушную прядь. – Мы были в пути целый год. Они проживут без нас еще пять минут. – Понял. Это самый уклончивый ответ, который только можно дать на корабле.