А потом произошло довольно странное событие, которое, как оказалось, имело впоследствии серьёзное значение. Хотя в процессе представлялось какой-то глупостью. Глава 18. Подарок Мы с Грачёвым, дурачась и толкаясь, скатились с другого конца спортивной площадки. Прокувыркались по сугробам до самого низа, до поля, на которое и выкатывалась наша ледяная горка. Но только сильно в стороне от неё. И я там внизу наткнулся на лежащего пацана. Пацан был совершенно пьянющий, спал и, разбуженный, двух слов связать не мог. Мы довольно быстро опознали в нём одного из первокурсников. Недалеко от него лежала пустая бутылка шампанского, которую он, очевидно, спёр и сам в одиночку вылакал. Непонятно было, как он здесь оказался и как давно тут на морозе валяется. А подмораживало неплохо, пощипывало. Одет он был вполне добротно, позаботился — и перчатки, и шапку не забыл. Мы сразу с Серёгой поняли, что своим дурачеством спасли пацану жизнь. Но теперь непонятно было, что делать дальше. Если он сильно поморозился, то его нужно было тащить к доктору. А если не поморозился, а к доктору мы его притащим? Ведь последствия для парнишки, скорее всего, будут катастрофические. Вряд ли Школа ему такое забудет и простит. И мы, недолго думая, решили первым делом затащить его наверх и, не привлекая внимания, поднять к нам на этаж. Там осмотреть и уже принять решение. Если всё нормально — засунуть под душ и пусть там отходит. Поднять его вверх по склону оказалось делом непростым. Стоять он не мог, постоянно заваливался. Вроде что-то там соображал, но отвечал невпопад и заплетающимся языком нёс какую-то пургу. Я его и по щекам похлопал и потормошил. В итоге завалили его поудобнее, взялись вдвоём за воротник и потихоньку заволокли наверх, увязая в сугробах. Виктора Робертовича с нами не было. Он, как и в прошлый раз, на Новый год уехал и должен был появиться только второго числа. Но мы и без него неплохо справлялись. Делали всё то же самое, что делали бы и при нём, ничего себе особенного не позволяли. И спать ложились по часам, и вставали, и в столовую ходили. Громозека иногда нас проверял, но редко. Может, и ещё кто-нибудь присматривал незаметно, мы помнили про Крым. Но, в принципе, всех нас и так распорядок устраивал, а для того, чтобы выпускать лишний пар, вариантов хватало и без нарушений. Первым нашим нарушением за это время выходило то, что мы этого пацана к себе потащим, не уведомляя взрослых. Мы с Серёгой понимали, что это нарушение может быть квалифицировано как серьёзное и, затащив пацана на гору, посовещались ещё разок. Мне почему-то было его жалко, хотя сотворил он дурь дурацкую и, по сути чудом сегодня коньки не отбросил. По идее — мы уже сделали для него очень много. Действительно много. С другой стороны — спасать, так уж до конца? Принять ответственность. Так что всё-таки я решил нарушить правила. Я бы и Серёгу отпустил, чтобы он не подставлялся, но один я это чудище к нам затащить, наверное, не был способен. Хотя попробовать было можно, если б Серёга помог мне пристроить его на закорки. Всё это я и выложил ему. Грач пацан был хороший. Мы же и сидели с ним за одной партой, часто общались. Отношения у нас были почти что дружеские. Почти, потому что Серёга на своей волне был, со своими понятиями, которых твёрдо придерживался. Меня это иногда раздражало. Как я и думал — он с негодованием отверг идею о том, что я потащу пацана один, а он мне его подсадит и растворится в ночи, и в продолжающемся празднике. А праздник-то продолжался вовсю. В столовой гремела музыка, народ шастал туда-сюда, возле ледяной горки царила суета. Серёга сказал, что варианта только два — или мы сдаём пацана взрослым или вместе тащим к себе. И он лично склоняется к тому, что пацана надо сдать. Но если я считаю по-другому, то ок. Поможет. Но может всё-таки сдать его? Я отрицательно покачал головой. — Нет, — сказал. — Давай всё-таки попробуем. А если что — прикинемся дурачками. У меня это нормально получается. Типа, просто посмотреть поскорее хотели, что с ним. А то пока тут всё зашевелится? Народ же празднует? Вообще можем сказать, что доктор бухим показался, потому и решили быстренько сами осмотреть. А? Если что? — Нет. На доктора наговаривать не будем, — решительно сказал Грач. — Но в целом звучит правдоподобно. Как потащим? Мы попробовали так и эдак. Наиболее удобно и безопасно в плане незаметности показалось закинуть его руки к нам на плечи и между собой его волочь. Паренёк был не очень высокий, так что если крепко держать его за руки, то ногами он до земли не доставал. Так взялись и потащили, стараясь держаться в тени. Потихонечку дошли до нашего корпуса, до входа, осмотрелись и шустро проволоки его вверх на наш этаж. Там тоже пока было пусто, и мы, не останавливаясь, устремились к душевой. Этот идиот всё порывался поболтать по дороге, но хорошо, что выходило это у него не очень громко. В душевой опустили на пол, отдышались и стянули с него перчатки. По идее, первыми же пальцы у него должны были отмёрзнуть? Пальцы на вид были нормальные, не белые, хотя мы и не представляли, как должны выглядеть обмороженные пальцы. Стянули шапку, ботинки, а потом и целиком раздели. Трусы только не стали снимать, ну его. Заволокли под душ и пустили воду. Поспорили немного о том, какой она должна быть. Серёга говорил, что вначале холодную надо. Я логики не понимал. В итоге пошли на компромисс и пустили тёпленькую, хотя я хотел погорячее. Он что-то там мычать начал и пытался отползти. Пришлось придержать и прикрикнуть. Взгляд у пацана уже был более осмысленным временами. Тут дверь в душевую открылась и внутрь просунулась довольная морда Корнеева. — Вы чего тут? — С любопытством спросил он. — А? Бгатцы? — Непохоже, — проворчал я. Корень, после того как научился правильно выговаривать «р», периодически пытался вспомнить свой прежний выговор, но получалось не так. Без изюминки. — Мне сказали, что видели вас. А это что такое? Он подошёл ближе, разглядывая пациента. — Кто сказал? — настороженно спросил я. — Не помню, — с равнодушием отреагировал Димон. — С первого курса, что ли? Откуда взяли? — В сугробе нашли, — осторожно сказал Грачёв. — Замёрз. Отогреваем. Корнеев обошёл сбоку, чтобы на него не брызгало, присел на корточки, взял парня за подбородок и повернул лицом к себе. — Как-то странно он замёрз, — заметил, не пытаясь больше картавить. Парнишка вдруг выдал длинное матерное ругательство в адрес Корня и слабенькой рукой попытался оттолкнуть его руку. — Наглый, — с удивлением сказал Димон. — И бухой явно. — Ну да, — пришлось мне признаться. И я рассказал ему, как было дело. — Прикольно, — сказал Корнеев. — Знаете, примета такая есть — как Новый год встретишь, так и проведёшь? Теперь весь год придурков всяких спасать будете… Ну чё, помочь его наверх оттащить? Пусть его там протрезвляют? — Димон, — сказал я. — Знаешь, что с ним за это сделают? — Не-а. А не похрен? — Мне нет. Спасать — так до конца. Немного напыщенно это у меня прозвучало. Корнеев оживился. — Ну да, — сказал он. — Надо до конца спасать. А то весь год будете спасать разных придурков не до конца! И захихикал. Похоже, он тоже шампанского отхлебнул нормально, я только сейчас понял. — Хорош стебаться! — не выдержал Грачёв. — Неправильно делаете, — сказал Димон и поднялся. — Вот как надо! И врубил холодную воду на полную. А горячую выключил. Парнишка сразу зашевелился, заёрзал. Снова начал ругаться. Ругательства теперь были отрывистые и односложные. Взгляд с тревогой шарил по нам, осмысленности в нём явно прибавилось. — Это с одной бутылки его так растащило? — удивился Корнеев. — Что до сих пор не прочухается? — Может, и не с одной, — подумав, сказал я. Корень был прав, надо было скорей прочухивать товарища, пока ещё кто-нибудь не заявился. — Слышь, — сказал я парню. — А ну заткнулся!.. Ты кто такой? Как зовут? Парнишка сфокусировался на мне. — Ни… Никита, — произнёс с усилием. — Хватит! — жалобным голосом проблеял, ёжась и попытавшись посмотреть наверх. В лицо ему полетели струи и он отвернулся отплёвываясь. — А фамилия как? — всё тем же грозным тоном спросил я. — Б… Борзов. — Ну вот! — удовлетворённо воскликнул Корнеев. — Я ж сказал, что борзый! — Отпусти! — крикнул Никита, пытаясь подняться и выдернуть своё плечо из-под моей руки. — Терпи! — строго сказал я, у меня самого уже рука замёрзла держать его. — Ещё немного. Пошевели пальцами! Нормально кончики чувствуешь? — А? — посмотрел он на меня. — Холодно! Пусти! — Хватит, наверное, — заметил Грачёв. Я открыл горячую воду и прибрал холодную. Пусть погреется. — Встать сможешь?.. Давай вот так, на колени. Можешь сам? Горячая вода ему понравилась. С моей помощью он встал на колени, ловя спиной горячие струи, но самостоятельно долго не продержался, завалился набок и скорчился в позе эмбриона. Начал глухо постанывать. — Хреново ему, — констатировал Корнеев. — Башка, наверно, раскалывается. От шампанского, говорят, всегда сильно болит, если перебрать. — Что-то по тебе незаметно, — с ехидством заметил я. — У меня никогда не болит! — с гордостью сказал Димон. — В смысле?! — спохватился он. — Я немного выпил! Ты чё! Как все. Никита зашевелился, перевернулся снова на колени, содрогнулся и его вырвало. — Ну вот, — с удовлетворением сказал Корнеев. — И не жрал ничего. После того как парнишку вырвало, он стал приходить в себя буквально на глазах. Несмотря на горячий душ, его, похоже, знобило. Он гораздо внимательнее оглядел нас. Оглядел душевую. Она была похожа на их душевую, но плитка немного отличалась. Различия он углядел. — Где я? — спросил, поочерёдно переведя взгляд на каждого из нас. — Где я? — повторил уже непосредственно мне.