Мы не стали смотреть следующий Забег первокурсников, пошли вниз готовиться. Следующий выход был наш. А молодец Никита, думал я, спускаясь по лестнице. Не пропадёт, похоже. Хотя как сказать? Чуть не пропал ведь неделю назад? Так пропадёт или не пропадёт? Непонятно. А он тут как тут. Поджидает меня внизу у лестницы. Довольный, улыбается. Я сделал лицо посуровее и прошёл мимо. — Молодец, — коротко бросил ему, не удержался. Никто больше вроде бы не слышал. Никита просиял, я краем глаза заметил. Захотелось дать ему пару советов по тактике. Этого делать было, конечно, нельзя. И плюс я тут же подумал, что вообще смешно — пацан выиграл, а тут какой-то лузер ещё и начнёт его учить выигрывать. Мы надели красные шлемы и построились на базе. На трансляциях, когда меня представляли, комментаторы употребляли слово, похожее по звучанию на «крикет». Я пока не узнал, что оно значит — словарей на складе не было. Зажигалки такие есть, это я знал, но что слово значит — понятия не имел. Обидное, наверное, что-то, так мне казалось. Явно ничего героического. В очередной раз вспомнил об этом, когда поднимал руку. Какая, казалось бы, разница, как тебя какие-то балаболы называют? Но лучше б я не знал этого. — Что, — сказал мне Мочка ещё когда мы наверху стояли. — Повторишь подвиг другана своего? Пройдёшь по краю? Такой вот, в общем, у нас план получился. Тоже бесхитростный. Я не стал ничего доказывать и объяснять. А если край будет непроходимый? А план «Б»? Хотелось уже просто лично не облажаться, а там как получится. Не было у нас в пятёрке единодушия, не было и явного лидера, хоть Мочка и претендовал. На четвёртом курсе мы должны были выбрать лидера, и он получал шлем с номером «1», ну а пока что давалось время, чтобы определились. — Внимание… Начинаю отсчёт. Пять, четыре, три, два, один. Вперёд! По краю, так по краю. Я побежал решительно и быстро. Так же, как и Ипполит. Ему, похоже, такую же задачу поставили. Мы уже все научились различать друг друга моментально, по мельчайшим деталям, я бы даже затруднился назвать каким в каждом конкретном случае. Не нужно было видеть номер на шлеме, даже особенности фигуры я мог не успеть заметить, а вот сразу уже понимал, что это, например, Данченко, или Козлов. А вот тут, например, был Ипполит. Очень опасный противник. Более, наверное, сильный боец, чем я. И оставались только какие-то доли секунды на то, чтобы принять решение. Была у меня одна заготовочка. Против Игоря, например, она бы точно не сработала, мы её вместе с ним придумали, а тут… Можно было попробовать. Поведётся он? Повёлся. Но потом произошёл один крайне неприятный момент. Получилось у меня всё как по писаному, Ипполит был отыгран и вообще оказался стоящим на карачках прямо задницей ко мне, а у меня открылся прямой ход на их базу. И что меня дёрнуло? Зол я на него был до сих пор, конечно. И плюс поза эта. Короче, я чуть задержался и двинул Ипполиту ногой снизу по яйцам. Совершенно необязательный был удар. Бил не сильно, без остервенения, но там особо сильно и не нужно ведь. Не удержался, короче. Впрочем, может быть, никто ничего и не заметил, успокаивал я себя после нашей победы. Движение получилось почти естественным. Сверху, может, так и вообще незаметным. Долго ли Ипполит страдал, мне было неизвестно, я сам не видел, а после Забега он выглядел вполне нормально, на меня не смотрел. Пацаны меня хвалили, флаг я передал. Я улыбался, но вёл себя чересчур суетливо, неестественно. Прекрасно понимал, что сподличал. И самое хреновое — снова начал думать, заметил кто или нет. Наверх, на мостики, старался не смотреть, как последний трус. И заметно ли с камер будет? — думал. То есть, вот это меня больше всего тревожило. Как только я это осознал — вообще пакостно на душе стало. И непонятно было что делать? Вот именно сейчас? Всё уже сделано. Идти к Ипполиту извиняться? Да я бы, может, и пошёл, потому что чувствовал, как меня накрывает, но только я настолько отчётливо представлял себе его реакцию, видел его лицо, что мне это совсем невыносимым казалось. Да и всё равно не простит он. Ухмыльнётся презрительно, и всё. Да и пошёл он! Сам заслужил! Конечно я перевёл это всё в злость. Так оно полегче стало. И конечно на Ипполита. Стал поспокойнее, стал похожим на себя, но каменюка внутри засел неприятный, тяжёлый. И на этой злости я помог затащить наш следующий Забег. Помог существенно, дрался как чёрт, не жалея ни противников, ни себя. Так что теперь нам засветила встреча с третьим курсом. Перед ней меня внизу перехватил Никита. Надо отдать ему должное — сделал он это деликатно, заметил, видимо, что я нервничаю, когда он при свидетелях со мной общается. — Здорово! — сказал. — Здорово! Красиво! И попытался пожать мне руку. А я и забыл совсем про него, и Забеги его не смотрел. Руку себе пожать не дал. — Не надо, — сказал. — Убери. Он опустил руку, смотрел на меня растеряно. Вот он был подходящий момент послать его. Отвадить. Злости на это вполне хватало. Но я не смог снова по яйцам ударить. И как только осознал это именно в таком свете, то моментально сдулся. — Не надо, — сказал. — Руку мне пожимать… И никогда таким гондонам руки не давай, понял? — Но почему? — изумился Никита. Не было сил объяснять ему, но я всё же наскрёб. — Потому что… — начал я, но тут сзади подскочил Грачёв и потащил меня. — Пойдём скорее! Ты чё?! Сейчас уже объявлять будут! — Потом объясню! — крикнул я обернувшись. — Обязательно! — Что ты ему объяснять собрался? — с подозрением спросил Серёга, пока я напяливал шлем. — Да так, — ответил. — Про устройство вселенной. … Забег мы слили. Я был никакущий, помогать нормально не мог. Но никто особенно и не расстроился, кроме Мочки. Он очень хотел хоть раз выиграть у третьего курса. … — Ух ты. Неплохо, — прокомментировал Виктор Робертович. — Изящно. Как раз про этот наш стык с Ипполитом. На общем плане было видно, как тот после него скорчился на боку, сжавшись в комок. Виктор Робертович досмотрел до момента взятия флага, а затем снова включил этот стык с другой камеры. — А чего это он так? — шлёпнул по пробелу и оглянулся на нас, стоявших позади. — Разобрал ты его красиво, Краснов, а потом не пойму. С моей камеры и с камеры Ипполита вообще ничего было не разобрать в эпизоде. А больше свидетелей и не было. — Есть претензии? — он нашёл глазами Ипполита. — Претензий нет, — спокойно ответил тот. — На нет и суда нет, — столь же невозмутимо отреагировал Робот. — Я тоже ничего не вижу. Поехали дальше. — А у меня есть претензии! — громко сказал я. Поскорее нужно было это сказать. Потому что искушение казалось огромным и непреодолимым. Ведь так всё гладко, так гармонично получается. Шито-крыто лучше не придумаешь. Может и действительно всё по делу было? А Ипполит реально заслужил, за то, что отравил мне жизнь, собака. И что — взять и сломать сейчас вот это? Эту гармонию? Да ты в своём уме, вообще?! Молчи, дурак! — К кому? — поинтересовался Виктор Робертович, снова обернувшись. — К себе! — Какие? — Такие… Я специально его ударил. Вы что, сами не видите?! Включите ещё раз!.. Нет, с верхней камеры!.. Вот, смотрите! Он уже отыгран, а я его ударил! По яйцам сзади! Отмотайте!.. Вот! Смотрите, видите, я дёрнулся?! Вот! Я торжествующе тыкал в экран. Пацаны смотрели на меня с жалостью. Похоже, они думали, что у меня крыша потекла. — Ну, не знаю, — сказал Виктор Робертович. — Неочевидно. Такие удары у нас не запрещены… Ипполитов, что скажешь? — У меня претензий нет, — снова ответил тот. — Краснов, ты загоняешься, — Робот неодобрительно покачал головой. — Ну как же? — я огляделся с недоверием. — Вы что, тоже не видите? Да вы слепые все, нахрен, что ли?! Я чувствовал обиду. И чувствовал, что ситуация получается совершенно дурацкая. Я был смешон. Отвратительно смешон. — Короче! — сказал я. — Требую, чтобы правила Школы были выполнены! Вы не видели, он не видел, а я видел! И я знаю! Этого что, мало?! Виктор Робертович?! Свидетельства одного человека мало? — Достаточно, — сказал он. — Ну и всё! Разойдитесь! Я развёл перед собой руками, и пацаны расступились. Прошёл вперёд и стал на карачки возле доски. Как же это было нелепо! Как же всё это было нелепо! Мне казалось, что ещё немного и я сойду с ума. — Виктор Робертович?! — взмолился я. — Ипполитов! — коротко бросил тот. — Исполняй! Пацаны расступились ещё сильнее, оттекли в стороны, пропуская его. — Ну! — рявкнул Виктор Робертович, и я почувствовал волну благодарности к нему, за то, что он хочет скорее прекратить этот мой позор. — Живо! Ипполит сделал несколько мягких шагов, я поспешно отвернулся и затем скорчился от боли. Робот встал со стула и достал из кармана трубочку с нашатырём. — Надо? — показал мне. Я отрицательно помотал головой. — Виктор… Робертович, — сказал с трудом. — Давайте… добавку… скорее. — Да ладно тебе, Краснов! — с раздражением откликнулся он. — Случай неочевидный! Достаточно!