— Глухой, что ли? — нагло спросил я его. Дыхание моё почти восстановилось. Парень явно оторопел от подобной наглости. Он был выше меня и значительно старше, лет на 25 выглядел. Симпатичный, ревниво подметил я. И одет неплохо. Не хуже меня. Брюки красивые, не триковина. Вообще-то, он на боксёра не был похож. Скорее на какого-нибудь дизайнера. Задрота компьютерного. Но на бокс же ходит? Занимается же? Значит, умеет кое-что. Парень огляделся. Посмотрел быстро себе за спину. Он чувствовал подвох, но не понимал, в чём тот состоит. Вышедший из арки Грач посмотрел, сверкнув стёклами очков и пошёл в другую сторону. А подвох был вот тут. Рядом совсем стоял. Но меня он как угрозу, похоже, не воспринимал. — В чём дело? — наконец спросил он. Тут я почувствовал некоторое замешательство. Парень этот мне, в принципе, был симпатичен. Явно не жлоб какой-нибудь. Совершенно не хотелось его оскорблять. — Краснов, чё ты тянешь? — пробурчал наушник. Грачёв стоял невдалеке, стараясь не попадать в поле зрения парня. — Гондон, — неуверенно выдал я заготовочку. Парень прищурился. Он, похоже, даже не расслышал. — Гондон, — повторил я, прежде откашлявшись для уверенности. — Ты больной, что ли? — с недоумением спросил он. — Ты извини, мне идти надо. Он шагнул мимо, слегка подвинув меня плечом. Я снова его обогнал и перегородил дорогу. — Ты это… — начал я, но он, не слушая и лишь участливо покачивая головой, снова отодвинул меня плечом. Что делать? Хотя бы схватить его за плечо? Пихнуть? Но Весёлый сказал руки вообще не подключать. Это будет считаться? Или это незачёт получится? Хорошо хоть, что микрофона нет и он не слышит, что я тут мямлю. — Краснов! Что ты телишься! — прогремело в наушнике. Я снова обогнал парня и встал у него на пути. — Знаешь, — сказал он мне, доверительно наклонившись. — Мне правда идти нужно, извини. И снова прошёл мимо. Я смотрел ему в спину, пытаясь подобрать слова. Ничего не подбиралось. Как назло. Сбил он мне, короче, весь настрой. Да ну нахрен! Я рысцой отправился к Грачёву. У него в очках был микрофон. — Краснов, — говорил мне по дороге наушник. — Ну это незачёт у нас получается, ты же сам понимаешь? Со всеми вытекающими. — Михаил Иванович, — взмолился я, добравшись наконец до Грача. — Я… Он… Ему идти надо! Не получалось никак! У него… Мать болеет у него! Ему к ней нужно! Он к матери спешит! Дайте ещё возможность! Пожалуйста! Другого кого-нибудь! — К матери? — задумчиво переспросил Весёлый. — Ну к матери, конечно, другое дело… Только сдаётся мне, что развёл он тебя, дружок! — Михаил Иванович! — Ну ладно. Слишком я что-то сегодня добрый… Ладно, Краснов. Будет тебе другой. Но смотри! — Всё сделаю, Михаил Иванович. Нормального только дайте! — Ладно. Грачёв — на позицию. А ты держись от него поблизости, а то долго ходишь! … — Ну вот, — довольно скоро сказал наушник. — Вот тебе и нормальный. Как заказывал. Краснов! Чёрная майка. В твою сторону движется. Давай. Теперь-то не облажайся! Я вгляделся повнимательней в приближающуюся фигуру и почувствовал, как мой позвоночник встал колом. Это был кавказец лет тридцати пяти — сорока, ростом немного выше меня, с широкими плечами и длинными почти до колен руками, которыми он энергично отмахивал в такт движению. Руки были мощные, волосатые, в татуировках и буквально завораживали. Лысый череп сверкал в лучах солнца, а лицо густо заросло даже на вид колючей чёрной бородой. — Хороший какой, — комментировал его приближение Весёлый. — Образцовый прям. Даже жалко тебе, Краснов, такого красавца отдавать. Что, Корнеев, тебе бы такого, да? Ну извини, брат. Видишь, Краснов у нас сегодня везунчик. Я сглотнул и пошевелил плечами, пытаясь хоть немного размять закостеневший со страху позвоночник. Пробно покачал головой, выдохнул и пошёл навстречу. — Гондон! — решительно сказал я, остановившись перед ним. С фантазией у меня в тот день явно были проблемы. В его небольших глазах мелькнуло недоумение. Но мелькало оно совсем недолго. Здоровенный кулак стремительно полетел мне в лицо. Даже слишком стремительно. Одновременно я услышал короткий спортивный выдох. Вот это уже было делом привычным. Только кулак был непривычных размеров. Я коротко качнул головой. Практически сразу послышался ещё один спортивный выдох, и я снова качнул головой. В глазах кавказца опять мелькнуло недоумение, которое сменилось интересом. Снова спортивный выдох и я снова качнул головой. Но только в этот раз в моей голове будто что-то взорвалось. Перед глазами густо заплясали тёмные искорки, и я попятился. Хорошо, что в последний момент буквально на инстинкте успел наклонить голову, и тяжёлый кулак заехал мне в лоб, попав, к счастью, немного вскользь. — Повторяешься, Краснов, — сказал наушник. — Внимательней давай. Их учат бить на опережение, я ж предупреждал. Дальше всё закрутилось-завертелось очень быстро. Короткие спортивные выдохи у кавказца перемежались нечленораздельными азартными вскриками. Он давно уже скинул с плеча рюкзачок и подключил запасную руку. Я крутился подгорающим ужиком. Уклонялся, подныривал под его руки, отшатывался, заскакивал ему за спину. Он довольно шустро разворачивался, практически без перерыва выбрасывая удары. Хорошо было, что он всё время старался вкладываться в удары, даже запасной рукой. Очень хотелось ему хорошенько попасть. Такие удары лучше видны. И много таких не покидаешь. Кавказец дышал уже довольно тяжело, с ударами не частил и коротких спортивных выдохов больше не производил. — Ладно, Краснов. Закругляйся, — наконец сказал наушник. — Зачёт сдан. Укатал абрека. Я вытянул руку вперёд, растопырив пальцы. — Погодите, — сказал. — Погодите. Погодите. Кавказец остановился. Грудь его вздымалась, руки опущены и слегка растопырены. В глазах — ненависть. Если будет хватать, мелькнуло у меня в голове — отскочить точно не успеваю. Только в ноги нырять и как повезёт. — Извиниться хочу, — быстро сказал я. — Извините меня, пожалуйста. Я вас с другим человеком спутал. С нехорошим. Недоразумение, понимаете? — Что за челавек? — после довольно долгой паузы спросил он. Руки его, которые я с тревогой старался удерживать в поле зрения, расслабились и спокойно повисли вдоль тела. — Нехороший, — ответил я. — Гондон. Маму мою обидел. Клинило меня что-то на материнской теме. Может, после этой мамаши на детской площадке? — За мать убивать надо! — сказал он. — Харашо двигаешься, брат… Памочь тебе, может, гниду эту найти? — Да не, — ответил я. — Не надо. Спасибо. Сам разберусь. Извиняете меня? — Нэ вопрос. Харашо размялись. Давай, брат. Он протянул мне руку. — Краснов! — строго сказал наушник. — Не ведись! Я протянул руку в ответ. Силища в его лапе чувствовалась неимоверная. И я вдруг понял, что всё. Допрыгался. Но кавказец уже разжал свои тиски, отпустил мою руку и повернулся, ища отброшенный рюкзак. — До свидания, — пролепетал я и пошёл к микроавтобусу. — Ну ты и придурок, Краснов, — говорил наушник. — Ну и придурок. Он бы тебя поломал! Мы бы склеивать тебя замучились! Все видели? Курсант Краснов показал нам, как делать нельзя ни в коем случае! Работать надо до конца! Не расслабляться! Не подставляться! Краснову повезло, что противник адекватный попался. Это большая редкость, запомните! Люди зло хорошо помнят и унижения своего не прощают! Я, Краснов, слово своё назад не возьму, зачёт ты сдал. Но за то, что команды не выполняешь — ты у меня ответишь. Точно тебе говорю. От угроз Михаила Ивановича мне стало очень не по себе. Да и прав он был, глупо я себя повёл. Хоть и красиво в итоге получилось. Но я шёл к нашему микроавтобусу и одновременно чувствовал огромное удовлетворение. От себя. От хорошо выполненного дела. От осознания своих возможностей. И мужика этого я мог свалить. Реально, мог. Несколько раз он вообще сильно горло подставил. Ну надо же, каким я крутым стал, с недоверчивым восхищением думал я про себя. Но ночной зачёт поправил меня. Глава 6. О важном