* * * Ближе к вечеру боль усилилась. Мне снова стало так плохо, что я едва могла говорить. Митчелл, не желая оставлять меня одну, лег со мной рядом, и весь вечер мы провели на одной кровати. Что-то немыслимо приятное заключалось в его близости. Хотелось раствориться в его прикосновениях. Чтобы он был тем элементом, который будет окружать меня всюду, как водород или углерод. Сквозь полудрему, уже после того, как мы погасили свет, я почувствовала, как он снимает мою руку со своего плеча и тихо встает. – Митчелл? – позвала я. – Да? – Останься со мной этой ночью. Побудь рядом. Я знала, что панических атак сегодня не будет. Я была слишком вымотала и обессилена, чтобы чувствовать хоть что-то, кроме усталости. – Не хочу беспокоить тебя, – ответил Митчелл. – Не волнуйся, я буду совсем рядом. Позови меня, если вдруг что. – Все равно хочу, чтобы ты остался. Сегодня мне не будет страшно. Мне так плохо, что любая потенциальная угроза кажется скорее избавлением. Даже если бы меня сейчас бросили в клетку к людоеду, я бы тут же полила себя майонезом и посыпала петрушкой. Мол, ешь и покончим с этим. Митчелл рассмеялся, но спорить не стал. Сходил умылся, принял душ и вернулся ко мне в пижамных штанах и футболке. Я кое-как тоже сумела принять душ, прицепила к трусам самую большую прокладку во вселенной и вернулась в спальню. Я забралась под одеяло, прижалась к плечу Митчелла и вдохнула чистый запах его одежды, дезодоранта с нотками цитруса. Положила ладонь на его грудь, наслаждаясь его присутствием и теплом. Его рука скользнула под мои плечи, притягивая меня к нему. Несколько минут мы лежали в полной тишине, слушая едва различимое трепетание секундной стрелки на часах. Потом, сама не вполне отдавая отчет своим действиям, я запустила руку под его футболку и провела пальцами по коже. Вверх, к яремной ямке. Вниз, к прессу. Снова вверх. Моя ладонь коснулась его соска и нащупала в нем крохотный металлический «гвоздик». – Ого, – прошептала я, – круто. А у меня, кстати, тоже кое-что проколото. – Что? – спросил он. – Клитор. – Серьезно? – спросил Митчелл, вдруг охрипнув. Он и правда на секунду поверил мне. – Нет, – рассмеялась я. – Разве я похожа на женщину, у которой может быть пирсинг в клиторе? – Да. – Ты шутишь. – Если пирсинг в клиторе – это свидетельство раскованности и сексуальности, то я вполне могу представить тебя с ним, так как считаю тебя сексуальной, – ответил он. – Спасибо, – пробормотала я, по-прежнему играя с «гвоздиком» и лаская ладонью его грудь. – Несса, – выдохнул Митчелл, перебирая пальцами мои волосы. – Если ты хочешь, чтобы сон покинул меня, то ты на верном пути. – Прости, – прошептала я, разглядывая в полумраке его лицо. – Не могу остановиться. Твоя кожа как бархат. – Неужели? – Да. Хочешь узнать, на что похожа моя? Его смех прозвучал низко и хрипло. Так мог бы смеяться серый волк, которому ягненок предложил погладить его кудряшки. – Спи уже, пожалуйста, – прошептал он мне в ухо, но цепная реакция уже запустилась: он был заинтригован. Его рука дотронулась до моей и заскользила выше: по плечу, по ключице, выше к шее. Большой палец коснулся моей щеки, потом губ, исследуя и дразня. Мне хотелось, чтобы его пальцы проникли в мой рот и наша игра зашла чуть дальше, чем мы планировали… – Ты – шелк, – прошептал мне Митчелл, убирая руку. – И с тобой нельзя обращаться иначе, чем с шелком. Я чувствовала его эрекцию бедром, он даже говорить не мог толком – так был возбужден. Но стоило мне притронуться к нему сквозь ткань штанов, и он остановил меня. Поймал мое запястье и отвел в сторону. – Я не могу делать все это с тобой, пока ты под таблетками, – сказал Митчелл, перемещая руку на мои лопатки и прижимая меня к себе. – Не хочу, пока ты такая уязвимая. Утром вещи могут выглядеть иначе, чем ночью. Сейчас не время и не место для того, чтобы… зайти так далеко. Он сжал мою руку и уложил ее себе на грудь. Туда, где под его бархатной кожей стучало сердце. – А теперь поспи, – сказал он, ясно дав мне понять, что намерен закругляться. – Можно зайти не очень далеко, – прошептала я. Он рассмеялся, сверкая в полумраке улыбкой. – Пощади меня. – Можно зайти за предел совсем чуть-чуть, – еще тише сказала я. – Окей, давай попробуем, – сдался он. – Закрой глаза. Он подчинился. Я села на постели и сняла с себя пижамный топ. Сверху на мне ничего не осталось. – Теперь ты можешь посмотреть. Митчелл открыл глаза. Его взгляд изменился, зрачки расширились, он замер. Так реагируют кошки на движение в полумраке. Но я не испытала паники. Мне нравилось все, что с ним происходило. Нравилось, как пристально он смотрел… – Это гораздо больше того, к чему я был готов, – сказал Митчелл. Я рассмеялась, наслаждаясь его смущением. Легла рядом. И как только моя голова коснулась подушки, он сделал то, что я ожидала меньше всего: укрыл меня одеялом до самого подбородка. Я снова рассмеялась. Прижалась к его плечу, мозги плавились от этой близости, но я больше не хотела дразнить его. В конце концов, сейчас мы бы все равно не смогли заняться любовью. – Знаешь, что меня больше всего сводит с ума? – спросила я. – Что? – То, что ты джентльмен. * * * Митчелл не отходил от меня, пока мне не стало лучше. Готовил для меня, ходил в магазин и покупал прокладки, витамины и сладкое, сидел со мной на балконе, завернув меня в одеяло. Мы спали в одной постели, я привыкла засыпать на его плече, аромат его одеколона умиротворял меня лучше снотворного. Мне нравилась его ласка, которая влекла меня так же сильно, как умирающего в пустыне влечет вода. Нравилось, как он останавливал меня, стоило нам зайти немного дальше обычного. Митчелл боялся, что ко мне снова вернутся панические атаки, и был осторожен. На пятый день боль отпустила, и я перестала пить таблетки. Сознание прояснилось до пронзительной резкости, и тогда я по-настоящему оценила поступок Митчелла: он был рядом все это время, но не позволил себе воспользоваться мной, пока я не слишком отличалась от овоща. К тому моменту провести с ним ночь уже стало моим самым навязчивым желанием. Признаться в чувствах и будь что будет казалось самым естественным поступком. Благодарность за все, что он делал для меня, трансформировалась в настолько большое и мощное чувство, что иногда становилось страшно, что я вообще способна испытывать настолько сильные эмоции. Митчелл попытался снова перебраться к себе, как только мне полегчало. Я увидела, что он заново застилает диван в гостиной, остановила его и попросила оставить все, как есть. – Тебе нужно твое личное пространство, – заспорил он. – Мне нужен ты, – просто сказала я. Мне показалось, он был рад уступить. Лицо светилось от радости, и мне приятно было осознавать, что я могу так легко сделать его счастливым. Дерека сделать счастливым я так и не смогла, но только повстречав Митчелла, поняла, что в том не было моей вины. * * * Через несколько дней я вернулась на работу. Магда и Эми тут же потащили меня в кафе на завтрак, я даже толком пальто скинуть не успела. – Как ты? Где пропадала? Ты не представляешь, что тут было. Что у вас с Дереком? Вы расстались? – они сыпали вопросами наперебой. – Расстались, – кивнула я, внезапно потея. – А что было? – Он приходил сюда, – шепнула Магда, приближая ко мне свое напудренное личико с большими тревожными глазами. – Как-то прошел через секьюрити на входе, рыскал по всем этажам, искал тебя. Ты не говоришь ему, где ты? Дурное, гадкое чувство шевельнулось внутри, будто я вдруг узнала, что мой сосед – маньяк. – Я ушла от него. – Может вам стоит поговорить? – спросила Эми, отпивая кофе. – Он выглядел странно. Очень злился, и это было заметно. Как будто ты ушла без всяких объяснений. – Он знает, что сделал, Эми. Я не исчезла без причины. У меня был серьезный повод уйти.