– Один с рыжей бородой, другой низкорослый с волосами, зачесанными вот так, – я поводила руками перед лицом, изображая пышную челку. – Они сказали, что зайдут снова. Я так дрожала, что Митчелл обнял мои плечи и принялся растирать их. – Несса, все в порядке. Подожди секунду. Он пошел к двери и распахнул ее. Я кинулась за ним с паническим шепотом: «Остановись! Что ты делаешь? Митчелл!» Он высунулся в коридор и – позвал их. Окликнул парней в форме, матерь божья. Те еще не ушли и вернулись обратно. А потом Митчелл и вовсе пригласил их к нам в дом, и те вошли, посмеиваясь и похлопывая Митчелла по плечу. Прямо воссоединение трех мушкетеров. – Ванесса, это Райан и Джон, – представил мне их Митчелл. – Мы вместе играем по выходным в регби в местном клубе. – Мы тут соседний район патрулировали и решили зайти на чай, – сказал рыжебородый по имени Райан. Волна облегчения чуть с ног меня не свалила. Но лицо залило таким жаром, что мне пришлось убежать в ванную комнату, чтобы прийти в себя. – Вот это преданность, старина. Береги ее, – услышала я слова второго полицейского, Джона. – Боюсь, даже моя жена не прикрыла бы меня так, как твоя девушка, а мы с Мэри уже двадцать лет вместе! – Ванесса забыла, что я дома. Я собирался уйти на работу, – пояснил Митчелл. – Мы добропорядочные граждане. Просто святые. Ну, вы и сами в курсе. – Да никаких сомнений, приятель, мы ни на что не намекаем, – заговорили те, хихикая. – Да в задницу идите, – рассмеялся Митчелл. Он пришел ко мне в ванную и обнял. – Несс, ты в порядке? – спросил он, с улыбкой разглядывая мое лицо. – Боже, я так испугалась, Митчелл. И мне так стыдно, что я подумала, что ты мог снова нарваться на проблемы с полицией. Я не знаю, почему я соврала им. Это был просто… неконтролируемый порыв защитить тебя, клянусь, я не считаю, что ты до сих пор делаешь что-то противозаконное! – Тихо, тихо, – сказал он, обхватив мое лицо ладонями. – Ты не сделала ничего, что могло бы меня уязвить. Наоборот! Господи, моя девушка готова врать полиции ради меня! Да я просто на седьмом небе от счастья. – Правда? – буркнула я, пряча лицо у него на груди. – Да. Идем я представлю им тебя. Они слышали о тебе уже не раз, осталось познакомить. – Теперь они будут думать бог весть что обо мне! – Или завидовать мне! – рассмеялся он. – И уж поверь, если они смогли записать в друзья бывшего наркокурьера, то твой нимб их просто ослепит. – Нимб, конечно, – закатила глаза я. – Значит, они в курсе, что у тебя был срок? – Да. Но их больше волнует мое умение забивать мяч в ворота, чем мое прошлое. Парни скорее отмажут меня перед законом, чем лишатся игрока в команде. – Шутишь… – Шучу. Идем. Возможно, они будут подкалывать тебя на эту тему, но это невинные шутки. – О, господи, надеюсь не будут. Мы с Митчеллом вышли из ванной, и я тут же услышала: – Полиция, вы арестованы! Все смеялись так громко, что я снова покраснела. Райан протянул мне руку и сказал, что рад знакомству. Я пожала его ладонь, нервно улыбаясь. – Если бы можно было умирать от смущения, то я бы уже давно лежала вот тут посреди гостиной, остывшая, – сказала я. – О нет, мисс, спасибо, но нам такого добра и так хватает, – оглушительно рассмеялся Райан. Мы долго гоняли кофе и говорили – в основном о регби и чемпионате среди непрофессионалов, в котором их клуб тоже решил поучаствовать. Мне понравилось, что у Митчелла есть друзья среди полицейских. Что он не записал Гарду в список личных врагов и не пытался убедить всех вокруг, что он – ангел небесный, когда-то несправедливо брошенный за решетку, а полиция – подонки, испортившие ему жизнь. В Митчелле было качество, которое мне безумно нравилось: ответственность за себя, свою жизнь и свои поступки. Здоровое, критическое отношение к себе и полное отсутствие самовлюбленности. В нем вообще не было нарциссизма или самолюбования. Он ни разу не выделывался передо мной, не рассказывал, как он крут, не пытался казаться кем-то, кем он не был. Не самоутверждался, принижая других. Не старался возвыситься, доказывая, что все вокруг – мусор, а вот он – золотой соверен. Я так привыкла к тому, как вел себя Дерек, что Митчелл просто сводил меня с ума своей адекватностью. Я таяла от восторга, когда вместо того, чтобы жаловаться на правительство, или судьбу, или соседей, или налоги, или полицию, или обвинять кого-то в своих бедах, он просто говорил, что жизнь не сахар – но это не повод расстраиваться. В нем был огромный резерв силы и веры в лучшее, к которому хотелось подсоединиться и больше никогда не терять. * * * В пятницу я взяла выходной и решила посвятить весь день приятным хлопотам: купила красивое нижнее белье, сходила в салон и, чтобы снять нервозность, успела помедитировать, сидя на коврике посреди гостиной в квадратике полуденного солнца. В планах осталось только навестить отца, которому стало настолько лучше, что его выписали домой. Родители позвали меня в гости тоже именно в пятницу, и я решила не отказываться, хотя встречу трудно было впихнуть в график. Я предупредила их, что времени у меня будет немного и заглянуть я смогу всего на часик в районе шести. Митчелл уже забронировал столик в ресторане на восемь вечера, а после ужина мы планировали отправиться сразу в гостиницу. Все мои мысли были уже там – под балдахином нашей супер-кинг кровати, где он окончательно излечит мою душу. С родителями мы встретились в шесть. Мама нервничала, без конца предлагала всем чай и перекладывала столовые приборы с места на место. Ее платье мелькало по всей кухне, не задерживаясь нигде ни на секунду. Отец тоже был странно суетлив. Слишком часто потирал лицо. Бродил по гостиной, словно ему вдруг в голову пришла некая математическая задача. Когда мы наконец уселись за стол, мама налила всем чая. Я заметила, что ее руки трясутся так сильно, будто она стоит босиком на льду. Мы пили чай всего минут пять. Едва мне показалось, что разговор начал завязываться, как отец снова поднялся и сказал: – Милая, я хочу показать тебе кое-что в саду. – Что именно? – спросила я. – Есть один… фрукт, который я хочу… посадить. Отец ненавидел садоводство, поэтому все это прозвучало так нелепо, что я рассмеялась. Да еще эти паузы, которые он делал после каждого слова, – я испугалась, уж не нарушилась ли у него речь после приступа. Он протянул мне руку и кивнул на сад. По дороге он захватил свой ноутбук, и мы вышли на веранду, уже овеянную вечерней прохладой. Сели за столик, и он принялся рассказывать мне о саде, растениях и о том, как это хорошо – начать наконец отличать полезное растение от бурьяна. Что они все могут быть ужасно похожи, и что только опытный глаз сможет отличить одно от другого. Отец вывел меня сюда, чтобы наконец рассказать, что за проблемы у нашей семьи, и я ждала, когда он наконец соберется с мыслями. Я надеялась, что это не будет что-то действительно дерьмовое, потому что в тот вечер я хотела сбежать от любых проблем. В тот вечер я хотела быть абсолютно, стопроцентно счастливой. Митчелл глядел на меня в окно, кивая тому, что говорила моя мать. Он улыбнулся мне, и я помахала ему. – Так что за фрукт ты хотел посадить? – спросила я. – Это страшная дрянь, – ответил отец, нашел мою руку и сжал. – Тогда зачем сажать? – спросила я, все еще не понимая, к чему он клонит. – Чтобы он сгнил в тюрьме. Это человек, Ванесса. Я хочу посадить человека. Пожизненно. Целую минуту я сидела молча, пытаясь привести в порядок дыхание. У меня проскользнула мысль, что он накопал что-то на Митчелла и сейчас выложит мне целую тонну компромата. Вывалит ее на меня, и я останусь погребена под ней. Смертельно. Навсегда. – И что это за человек? – спросила я, теряя голос. Отец встал. Достал из кармана сигару, раскурил ее и принялся так нервно втягивать дым, что казалось, вместе с дымом сейчас втянет в себя весь воздух в саду. – Это Дерек. Я хочу посадить Дерека. И посажу. Вопрос только в том, на сколько. Я испытала что-то вроде облегчения. Боже! Это не Митчелл! Но облегчение тут же утонуло в лавине тревоги. Отец обожал Дерека, был просто без ума от него. Если его так резко перемкнуло с плюса на минус, то значит случилось что-то действительно страшное. – Что произошло? – спросила я, сцепив под столом руки – так крепко, что заболели пальцы. – Он… Он… – отец попытался начать говорить, но вдруг его горло словно судорогой свело. Ему пришлось умолкнуть, чтобы успокоиться. – Папа, все хорошо, – ласково сказала я. – Мы все живы, здоровы, остальное наладится. – Все наладится, это точно. Когда я посажу эту тварь, тогда все и наладится. – Что он сделал? Это из-за него ты тогда оказался в больнице? – озарило меня. Отец не ответил, потер лицо, будто пытаясь привести себя в чувство. Но я поняла, что мои догадки верны. Это из-за Дерека он так переволновался, что чуть не умер! – Дело в том, что после твоей передозировки и возвращения из больницы мы страшно боялись, что ты можешь сделать что-то неадекватное, – начал он. – Сбежать или навредить себе, или еще что-то… – Папа, я была под такими сильными препаратами, что не помню те дни. – Знаю, знаю. Мы пытались подстраховаться. Даже слишком. – И? – Мы с мамой заранее установили камеру в твоей комнате. Нам нужно было знать, что ты в порядке. Нам было очень страшно после того, что с тобой случилось. После той передозировки я узнал, что такое настоящий страх за ребенка, поэтому держать тебя дома на успокоительных, пока этот Митчелл не отвяжется, или ты от него, – казалось наилучшим решением. Тогда мы с мамой были уверены, что вся проблема в нем. Что он – корень всех твоих бед… – П-продолжай, – сказала я, вдруг начав заикаться. – В общем, мы установили камеру. Спрятали в светильнике так, что ее даже детектив не нашел бы. После того, как Митчелл забрал тебя, мы вытащили все файлы с домашнего сервера, на который шла запись. С ними нужно было что-то сделать, либо сохранить, либо стереть…