Немного погодя Ларс отстегивает меня, чтобы поднять, освобождает от кляпа и наручей… После порки и секса ноги меня не держат, приходится на руках переносить на кровать. Уложив на бок, он осторожно смазывает пострадавшие части и снова прикладывает что-то освежающе-заживляющее. По нижней части тела разливается приятная прохлада. — Дай посмотрю грудь. Он меняет компресс на груди, с удовольствием замечая: — Красноты почти нет и опухоли тоже. Заживает хорошо, быстрее, чем Николас сказал. Встает перед кроватью на колени, заглядывает в мое зареванное лицо: — Как ты? — Хорошо. — Правда, хорошо? Я смущенно улыбаюсь: — Очень. Несмотря на боль, мне действительно очень хорошо. — И ты не заберешь у меня ключ? — Нет. — Я буду приходить каждый вечер… Тут я пугаюсь: — Ты же не будешь пороть меня каждый вечер?! — Пороть нет, а трахать — да. Ты против? Мое лицо явно становится одного цвета с истерзанной попой. — Я спросил: ты против? — Нет. — Не слышу. — Нет, Ларс, ты же прекрасно это знаешь. Что в его глазах, совершенно непонятно, но они не отрываются от моих глаз. — Я хочу слышать от тебя, что ты желаешь, чтобы я тебя трахал. И как можно чаще. — Хочу. — Еще. — Очень хочу. Вот теперь глаза смеются, словно отпустило. Ларс притворно покорно разводит руками: — Твое желание для меня закон. — Ну да? Его лицо близко от моего: — В этом да. Мы с твоим телом заодно. Сговорились. Оно будет мучить тебя, чтобы доставлять мне удовольствие. А твою гордость мы пропустим через такие страхи… Помучаем, заставим скулить от желания. Если ты думаешь, что будешь вот так легко получать секс, то ошибаешься. Это только первый раз. Отныне ты будешь его ждать и зарабатывать. Изводиться от желания, не сможешь думать ни о чем другом… Я снова пунцовая. — Но ты же меня выпорол… — И порку будешь ждать и желать. — Я не мазохистка. Он смеется: — Еще какая! Посмотрела бы на себя во время порки. Кончить от плети… Ты не поняла главного: я разбудил твое тело. Знаешь, чем отличаются извращенцы от остальных? У тех, кто называет себя нормальными, главенствует голова, а у извращенцев она слушает тело. Тебе же приятна порка, несмотря на боль, на страх, приятна. Я тебя порю, а ты ревешь счастливыми слезами. Но разум твердит, что это ненормально, что это извращение, и тело подчиняется. Обиженное тело, заметь. Давай не будем его обижать. Я тебе уже говорил это однажды. — Я помню. — Линн, если ты в состоянии соображать, послушай, если уже нет, просто помотай головой. — В состоянии. — Запомни то, что я тебе сейчас скажу, обдумаешь позже, когда придешь в себя. Помнишь, какими хотят видеть мужчины женщин? На улице королевами, на кухне хозяйками, а в постели шлюхами. Я не исключение и очень хочу, чтобы на королевском приеме ты была королевой, когда занимаемся викингами — умницей, а за закрытой дверью только передо мной настоящей развратницей. Ты именно такая — можешь держаться по-королевски, настоящая умница и настоящая шлюха. Он останавливает рвущиеся из меня возражения по поводу последнего определения. — Шлюха не значит продажная женщина. Пойми, если только для меня, то не просто можно, а нужно. Я хочу и заставлю тебя делать это, чтобы за закрытой дверью наедине со мной ты была бесстыдной и жадной до ласк, чтобы жаждала меня. Для этого нужно освободить тебя от твоих внутренних зажимов. Перед кем-то будь скромной, строгой, сдержанной, от этого я буду заводиться только сильней, а в спальне будь бесстыдной. Но только за закрытой дверью и только со мной. Замечу хоть один взгляд на другого — убью. Ты понимаешь, о чем я говорю? — Да. — По тому, как ты краснеешь, вижу, что поняла. Запомни то, что услышала, обдумаешь потом, когда меня не будет рядом. Но не надейся, что я перестану тебя совращать и развращать. У меня какое-то полусонное состояние, но не потому что поздно, просто слишком много эмоций, боль отступила, удовлетворенному телу слишком хорошо, чтобы я могла о чем-то думать и что-то обсуждать… Ларс тихонько смеется: — В сон клонит? Поспи. Я все уберу и тихо посижу. Но на ночь уйду. Остался бы, но твою грудь нельзя трогать, а я не удержусь. Он укрывает меня, ласково целует в щеку, и я проваливаюсь в сон под нежную музыку. Ларс взял мою скрипку… Сквозь сон я вспоминаю, что в компе не стерты его снимки. В ноутбуке ничего нет, а в том, что дома, есть. Только бы не полез туда… Просыпаюсь утром свежей и довольной жизнью. Грудь почти не болит. Когда звонит Марта с вопросом: «Ну как, жива?», я только смеюсь: — Выжила. — Сильно выпорол? — Не знаю, наверное, я же другого не испытывала. — Чем? — Кошкой. — О, как тебя… Но это не большая плеть, терпеть можно. Мне вчера досталось малым кнутом. Сегодня отлеживаюсь на животе. Оскар следы оставил. Я осторожно трогаю свои ягодицы. Нет, даже прикасаться не так уж больно. Встаю и пытаюсь разглядеть в зеркало. Никаких следов не видно, только покраснение не сошло. Вспоминаются слова Оле, что мне еще повезло, что попала в руки Ларса, а не кого покруче, как планировали сначала. Да уж, явно повезло. Но я бы не позволила Оскару к себе и прикоснуться. Ларс и только Ларс имеет право творить такое со мной. * * * Проходил день за днем, Вангер и Фрида уже успели раскрутить дело со сковородкой, доказав, что папашу ухлопала собственная дочурка, свалив все на мать, а в деле с Кайсой все так и осталось без изменений. Сестру найти пока не удавалось, было ясно, что хитрая бестия и живет под другим именем, и внешность умеет менять, как хамелеон. Фрида выдала жуткую версию: сестра и есть убийца! Вангер понимал, что это возможно, но настаивал на том, что она не одна. Бергман требовал версий, версий и версий! Конечно, странная сестрица это подозрительно, но это не все, в квартире-то она не появилась, а ведь могла бы, как могла уничтожить всю фотографию. Микаэль был убежден, что старшая сестра Стринберг скрывается скорее от родителей, чем от полиции, ведь строгий папаша вполне способен предъявить ей счет за гибель младшей. Приходилось признавать резонность этих сомнений. Бергман держал оборону от газетчиков, которые, к счастью, быстро забыли об этом убийстве и занялись другими. Микаэлю удалось подбросить им в качестве бонуса за невмешательство несколько жареных фактов, отвлекающий маневр прошел успешно, и Вангера пока оставили в покое. Но ему самому странное повешение покоя не давало. Фриде тоже. — Даг, а что если это какой-нибудь любовник из ревности? — Ты когда-нибудь встречала любовников, которые бы не душили, а вешали своих неверных половинок? — Я нет, но бывает же. — Знаешь, чего я боюсь больше всего? Что это маньяк и мы вскоре получим еще такие же трупы.