— Слушаю и повинуюсь. — Выполняйте. Ларс свои обещания выполняет. Днем я посмотрела в Сети статьи про боди-арт, попыталась представить себе, как по моему телу будет ползать кисточка или фломастер, поняла, что это садизм еще тот и все оставшееся до вечера время провела в приятном возбуждении. Вечером Ларс потребовал: — Сними рубашку. Странно, я представляла себе боди-арт, как роспись всего тела… Он видимо понял мои ожидания, рассмеялся: — Я не художник, потому рисковать и сразу превращать все твое тело в выставку шедевров сюрреализма не буду. Сегодня обойдемся только верхом. Мало того, я кое-что заготовил… Ларс достал из сумки небольшой пакет, оценивающе оглядел меня и вдруг помотал головой: — Нет, не так. Вот так! — мои глаза оказались завязаны, а руки наручниками прикреплены поднятыми вверх и в стороны к косяку двери. — Джинсы снимать не будем, поскромничаем… Тебе удобно? Змий-искуситель! Что он там собрался делать? Когда глаза завязаны, остальные чувства сильно обостряются. Заметив, что я прислушиваюсь, Ларс снова рассмеялся и… на мою голову оказались надеты наушники. Теперь и не слышно, остались только тактильные ощущения, зато каждое прикосновение на весь золота. Я сразу подумала о том, сколького мы себя лишаем, предаваясь ванильной любви. Он что-то приклеил на уровне моего солнечного сплетения, над грудью, на грудь и ниже нее. Снял пленку… Потом тела коснулся фломастер. От щекотки я заелозила. Ларс приподнял один наушник: — Будешь крутиться — привяжу. — Щекотно! — Придется распять полностью. — Что сделать?! — Распять. Некоторое время спустя я уже стою у стенки в позиции руки-ноги в стороны, затянутый на талии пояс тоже к чему-то прикреплен, на глазах повязка, на голове наушники. Конечно, никаких джинсов, только крошечные трусики и босоножки на самом высоком каблуке, который только нашелся в шкафу. Все это делалось при завязанных глазах, потому я возбуждена до предела, а сама роспись еще только предстояла. Ларс что-то рисовал, обводил, раскрашивал… Я изо всех сил старалась терпеть щекотку и не крутиться. Потом последовал лак, видно для закрепления шедевра, и, наконец, тихий довольный смех: — Линн, великолепно! Ты бы на себя посмотрела сейчас!.. Тебя сфотографировать на твой телефон? — Да. Сделав снимки, Ларс развязывает мне глаза, но освободить руки и ноги не торопится. — Постоишь еще так? А я воспользуюсь твоей беспомощностью… — Так нечест… Договорить не позволяет поцелуй. Оторвавшись от меня, Ларс смеется: — Честно! Ты только посмотри, разве можно не воспользоваться вот этим, — он показывает мне снимок на телефоне. Я ахаю, но не столько от вида собственного распятого тела, сколько от того, что вижу на себе. Он показывает вторую фотографию, на которой на моем теле, словно зажатый между грудями, расположился Санта-Клаус. Его ручки лежат на груди, ножки болтаются внизу, а весь вид выражает полнейшее блаженство. — Вау! — Вот тебе и вау. Я заслужил награду за такую придумку? — Конечно. — Тогда не сопротивляйся. Можно подумать, что без боди-арта я бы сопротивлялась… Игры, игры… Остается вопрос: а что дальше? Но думать о «дальше» категорически не хочется, я счастлива каждым прожитым днем. Оле злится, что я до сих пор ничего не узнала о БДСМ. Анны не видно. Курт привычно возится с официальными данными, Улоф занимается хакерством. Марта отлеживается после очередной жесткой порки. Понятно, что ничего до Рождества мы разузнать не успеем. С Ларса подозрения сняты, но вопрос-то остался. Если честно, мне совершенно не хочется возвращаться в этот интернет-журнал и даже в этот офис. Мне так хорошо рядом с Ларсом, что и вспоминать об Анне и Оле нет желания. Мы уже практически две недели рядом, сейчас не каждую минуту, у него тоже дела, в которые Ларс вовсе не намерен меня допускать. В Университете на меня смотрят так, словно я выиграла главный приз, я даже рада, что все сдано досрочно и больше нет необходимости появляться перед придирчивыми взглядами наших красавиц, недоуменно вздернутые плечи которых ярче любых слов выражают их мысли, вернее, одну: что он во мне нашел?! А сердце почему-то ноет, словно в предчувствии беды. Я знаю: все очень хорошо долго не бывает, жизнь полосатая… — Квартиру на Эстермальмсгатан уже привели в порядок, туда можно съездить посмотреть. В его взгляде какое-то напряженное ожидание, я смеюсь в ответ: — Конечно! Где еще может быть квартира у Ларса Юханссона, как не в «Квартале жаворонков»? — Зря смеешься. Почему я не могу иметь там квартиру? Тоже очаровательный район, ничуть не хуже твоего СоФо. — Я знаю, что не хуже, только безумно дорого. — Это квартира деда. — Мой тоже жил в центре, у бабушки там осталась квартира, но, конечно, не у Энгельбректчюрки. — А где? — На Библиотексгатан. — Красная ковровая дорожка по улице менее помпезна чем «Квартал жаворонков»? А почему ты не там? — Я больше люблю СоФо. — Не знай я тебя, заподозрил бы в определенных пристрастиях. — Каких, например? — Я делаю честные-пречестные глаза, словно и не догадываюсь ни о наркотиках, ни о сексуальных изысках своего района. — Любви к вранью. — Какому это? — Ты так стараешься скрыть от меня свои мысли и эмоции… Я откровенно смущена. Что он знает или о чем догадывается? — Что, так заметно? — Угу, — он расстегивает мои джинсы. — Ларс, я… — Я не трону твою грудь. Обойдемся нижней частью. Нужно же посмотреть, не осталось ли следов от порки. И не ври, что не хочешь меня, иначе придется тебя наказать. Я ловлю себя на мысли, что мне… хочется наказания! — Ее и нельзя. Ларс, у меня критические дни… — Как жаль, я надеялся, что их не будет… месяцев девять. Я краснею от такого предположения. Взор Ларса становится настороженным: — Только не говори, что ты пьешь таблетки, чтобы не забеременеть от меня. — Не пью, но…