Кевин и молодые люди расселись по кругу. Напротив каждого стояло по антикварной чашке из тонкого, почти прозрачного фарфора, наполненных дымящимся чаем, с ароматом луговых трав. – Итак, давайте сразу перейдем к делу, – Кевин шумно отпил чай и отставил чашку, – я знаю, что вам нужно, но не совсем уверен, что это сработает. Впрочем, попытаться, конечно же, стоит. Он выложил на стол странный кулон, ярко светящийся в полумраке комнаты. – После Первого Убийства в человеческом мире появился и самый первый, мощнейший артефакт, – Кевин рассказывал это для Анжелы, ведь Крис и Дэймон явно знали всю историю, но, тем не менее, слушали, не перебивая, – точнее, даже два. Едва первая капля крови невинно убитого человека упала на землю, земля впитала ее в себя и застыла, превратившись в камень, черный, словно ночь, не отражающий ни капли света. Это и есть первый артефакт. Анжела невольно бросила взгляд на медальон Дэймона, цепочка которого тускло блестела на загорелой коже. Кажется, когда-то он говорил ей об этом. Сейчас казалось, что это было не меньше ста лет назад. – Поскольку Авель был самым первым подопечным Самаэля, – Кевин бросил взгляд на пустой стул, стоявший за столом, – его кровь влияет на всех Ангелов Смерти, кроме самого Самаэля, ибо он и есть причина его появления. Анжела невольно поморщилась. На ее взгляд, было кощунственно называть жертву Самаэля его подопечным. Впрочем, девушка не понимала до конца много из ангельского мира, столь отличного от мира земного. Кевин продолжил, ничего не заметив: – Сейчас этот артефакт носит на себе Аластэйр. Второй же предмет несколько иного свойства, и он мало связан с Ангелами. После Первого Убийства, Ева, узнав, что ее горячо любимый сын Авель мертв, горько разрыдалась. Ее слезы, впитавшись в землю, слились с ней и размягчили ее. Кевин взял со стола кулон, и вытянул его вперед, давая возможность рассмотреть поближе. Теперь Анжела видела, что это сложно было назвать даже камнем, хотя оно и было огранено в такую же серебряную оправу, что и медальон Дэймона. Это больше напоминало каплю воды и, будто бы, было подвижно. Анжела вопросительно посмотрела на Кевина. Тот утвердительно кивнул, и она протянула руку. В открытую ладонь ей упало что-то теплое, даже горячее. Анжела осторожно взяла цепочку и пальцем дотронулась до предмета. Кроме тепла ничего не чувствовалось, но капля будто бы вмялась. Когда же она убрала руку, капля приняла прежнюю форму. Девушка аккуратно вернула медальон Кевину. – И какие у него свойства? – спросила она, задумчиво покусывая губы. Это ощущение тепла вызвало у нее массу непонятных эмоций. Оно было таким знакомым, мягким, обволакивающим и заботливым, если тепло, конечно, может быть заботливым. Дэймон и Крис молчали, допивая уже остывший чай. Кевин же задумчиво смотрел в потолок с самым сосредоточенным видом, будто решал какую-то очень сложную задачу. Вопрос Анжелы отвлек его. Он встрепенулся, как разбуженная птица, и его движения вновь стали живыми и немного суетливыми. – Свойства? – переспросил он, – он исцеляет любые раны. Но это не самое главное. Это очень сильный артефакт, и кроме телесных ран, он так же залечивает раны душевные. Превращает непроглядную черную тоску в светлую и легкую печаль, жгучую ненависть в дружелюбие, а ярость в любовь. И поэтому он поистине бесценен. Ну, а кроме того, он может спасать души. Последнюю фразу Кевин произнес трепетным шепотом. – Как это? – с удивлением спросила Анжела. Она еще не понимала, что они тут делают, и как все это поможет остановить приближающийся Апокалипсис. – Слезы матери Первого Убийцы на этой Земле. Матери, помнящей райские кущи, знающей и верующей, – произнес Кевин с таким выражением, будто после этой фразы Анжела должна была ударить себя рукой по лбу, и сказать: «Ах, да! Конечно же, это все объясняет!». Но девушка все так же непонимающе хлопала глазами, и Кевин счел нужным пояснить: – Мать может простить своему дитю даже самый страшный грех. Даже, если это дитя не покается. Поэтому это уникальный артефакт, единственный в своем роде. Ведь он дарует прощение. Надевший его будет защищен от воздействия всех Падших Ангелов. Ну а если кулон будет на нем во время смерти, то его душа будет навсегда спасена, какой бы темной и греховной она не была. Отчасти это несправедливо, но такого его свойство. И именно поэтому, сейчас он хранится у меня. – Дарует прощение, несмотря на все совершенные деяния? – переспросила Анжела, посмотрев на Дэймона. Кажется, она начала кое-что понимать. – Именно, – кивнул Крис, и обратился к Кевину, – поэтому мы здесь. Есть шанс, что надев его, Дэймон получит прощение и, примирившись со Светом, перестанет быть Войной. Дэймону явно не понравилось то, что о нем говорят в третьем лице. Он бросил на Криса неприязненный взгляд, но промолчал, хоть и с трудом смог сдержать себя от едкого, язвительного комментария. Вывести его из себя с каждым разом становилось все легче. – Поэтому, мы просим отдать его нам, Смотрящий, – спокойно продолжил Крис, не заметив неприязни. – Да, просим, – подтвердил Дэймон, наконец, погасив свой взгляд. И Анжела с удивлением отметила, что он действительно просит. Обычных, требовательных ноток в его голосе сейчас не было. – Я отдам его. Но не столько вам, сколько ей. И не потому, что давно тебя знаю Аластэйр. Ведь ты изменился, и теперь совсем не тот. И, как я уже говорил, я сомневаюсь, что он чем-то поможет тебе. Иначе, здесь стояла бы целая очередь из Падших. Хотя, конечно, Апокалипсис вещь совершенно уникальная, но все-таки. Я даю его Анжеле, потому что ей он нужен, как никому другому. Ведь она выбрала тебя, но душа ее еще чиста. И я не желаю ей помутнеть от твоей близости, – произнося это, Кевин кардинально изменился. Исчезла живость и суетливость. Голос стал суровым и величественным. На мгновенье Анжеле показалось, что за его спиной она увидела громадные, гораздо больше, чем у Дэймона, Криса, или даже Самаэля крылья. – Храни его, Анжела, – Смотрящий вытянул вперед раскрытую ладонь, в которой лежал медальон. – Спасибо, – девушка осторожно, двумя пальцами, взяла его за цепочку, не касаясь самой капли, теплой и пульсирующей. Крис и Дэймон молча кивнули Кевину, выражая свою благодарность. Тот кивнул в ответ, всем троим, включая Самаэля и, так же молча, проводил их до парадного выхода. На этот раз, они вышли на яркую, оживленную улицу, по которой, плотным потоком шли люди. Анжела обернулась. Ей стало интересно, как же выглядит вход в квартиру Смотрящего, хранившего столь ценные вещи. Но кроме глухой стены старинного здания она ничего не увидела. – Ну что, попробуем? – голос Дэймона был полон энтузиазма, но на лице ясно читалось напряжение. – Конечно, попробуем! Я уверена, это поможет! Девушка аккуратно выпустила медальон в его открытую ладонь. Едва капля коснулась голой кожи, как Дэймон, сжав кулак, упал на колени. Он с трудом сдерживал крик. От руки пошел дым, остро запахло паленой плотью. Дэймон изо всех сил старался не разжимать кулак. Дым становился гуще, на руке от напряжения вздулись вены. Он смог продержаться не дольше минуты, после чего упал на аккуратно мощеную мостовую. Рука разжалась и, тихо звякнув, медальон выкатился из ослабевших, покрывшихся копотью пальцев. Люди спокойно обходили упавшего Дэймона, Анжелу полную ужаса, и напряженного Криса стороной, словно не замечая, что вот на тротуаре лежит человек, которому явно нужна медицинская помощь. Очевидно, Самаэль вновь выключил свою защиту, сделав их буквально невидимыми. – Что с тобой? Что это было? Что с рукой? – девушка присела рядом, поддерживая его. Дэймон, уже очнувшийся, потряс головой, пытаясь взбодриться. Ладонь еще саднило. Он хмуро сжал и разжал кулак, проверяя его работу. Ожог заживал прямо на глазах, но по-прежнему жутко выглядел. Еще бы, ведь медальон прожег его ладонь до самой кости. – Кажется, я понял, что он имел в виду, говоря про Падших, – он усмехнулся и, спрятав руку в карман, попытался подняться, но смог лишь присесть, – не видать мне прощения. – Но почему? Почему это не помогло? Почему все так вышло? – Анжела вот-вот готова была расплакаться. Она подняла кулон с земли. Капля все так же радостно и ярко переливалась, испуская тепло. – Потому, что Ангелы, это не люди. И Первый Падший появился еще до Евы. Но блестяшка все равно бы не помогла. Войной тебя делает не твое падение, – рядом, усмехаясь, стоял Люцифер. Он говорил медленно, словно объясняя ребенку очевидные вещи. – Ты уже перешел черту, и тебе не вернуться назад. Нарушив Его решение, ты стал Войной и, даже если он простит и примет тебя обратно, ты вновь спасешь эту девчонку. Вновь пойдешь против Его воли. – Кажется, он прав, – Дэймон поднялся, отряхнув колени, – я думал, что меня вывернет наизнанку, если не отпущу его. – Знаешь, почему он помогает людям? – Люцифер усмехнулся, – я так давно на Земле, что начал понимать кое-какие тонкие нюансы. Человек, даже с самой черной душою, в ее глубине жаждет прощения. Он ХОЧЕТ быть спасенным. И камень чувствует это, откликается на зов. Тебе же вовсе не светит обратно. Твое место здесь, ты это понимаешь, и даже самый сильный артефакт будет бессилен. А вот нашей крошке этот камешек может очень даже помочь. Одень его. Анжела растеряно перевела взгляд с Криса на Дэймона, но те кивнули. Тогда она осторожно, словно опасаясь того, что с ней может быть то же самое, что и с Дэймоном, одела его на шею. На душе сразу стало уютно и тепло, будто ее мать, Элизабет, встав за ее спиной, распростерла свои объятия. Ушло даже то жуткое, разрывающее на куски разочарование от того, что им вновь не удалось остановить Апокалипсис. Мир вокруг обрел новые краски, став ярче и радостней, будто ей только что сняли с глаз пелену, с которой она ходила всю свою жизнь. – Можешь радоваться, Война, – Люцифер слащаво улыбнулся, – теперь крошку Беллз могу поцеловать даже я. Ее душе ничего не угрожает. Он пошло подмигнул.