– Да, все хорошо, – ответила я, хотя на самом деле мне хотелось разрыдаться прямо тут. Мою грудь сдавило ощущение страха – я представила себе, что будет с Меган в ближайшие месяцы. Я знала о раке достаточно, чтобы понять, что вылечить ее будет очень трудно. И придется пройти через все круги ада, чтобы потом ей стало хоть чуточку легче. Но Меган всего лишь ребенок. Сможет ли она когда-нибудь справиться со всем этим? А как с этим буду справляться я? – Вы сказали, что сразу же хотели бы начать лечение, – произнес Майкл, наконец найдя слова. – А что, если мы против? Если мы хотим посоветоваться еще с парой врачей? Я быстро взглянула на мужа, удивляясь ноткам упрека, которые услышала в его голосе. – Вы, безусловно, имеете право проконсультироваться с другими врачами, – спокойно ответила доктор Дженкинс. – Но я настаиваю на немедленной госпитализации Меган. Промедление опасно для ее жизни. Майкл встал и начал ходить по кабинету. Казалось, он хотел махать кулаками. – Все так ужасно? – спросила я. – Неужели подождать нельзя совсем? Взглянув в глаза врача, я ощутила доверие к этой женщине, а та, в свою очередь, постаралась меня утешить. – Конечно же, у вас есть время, – сказала доктор Дженкинс. – Но лечение должно быть начато своевременно. Кроме того, важно, чтобы вы смотрели на ситуацию с оптимизмом. У вас впереди трудная битва, но надежду терять не стоит. Показатель эффективности лечения лейкемии у детей – более семидесяти пяти процентов. Как только Меган будет госпитализирована, мы подготовим наиболее подходящий из возможных вариантов лечения. Она сильная девочка. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы болезнь перешла в стадию ремиссии. – Спасибо, – сказала я, мой голос дрожал совершенно бесконтрольно. Я встала и вышла из кабинета в оцепенении. Майкл остался поговорить с доктором. А я в этот момент думала, каким образом смогу объяснить все это Меган. Глава 7 В мире нет ничего такого, что можно сделать или сказать, чтобы облегчить шок родителя, только что узнавшего, что у его ребенка – рак. Самое сильное желание каждого родителя – и самая глубокая внутренняя потребность – защитить от бед собственное дитя. Но когда речь идет о такой болезни, как лейкемия, вы становитесь бессильны. Нет никакого способа, чтобы ее остановить, и все, что вы можете сделать, – отдать своего ребенка в руки врачей и медсестер, которые станут упорно трудиться, чтобы спасти жизнь. Вы беспомощны, напуганы, убиты горем и озлоблены на весь мир. А еще через какое-то время все начинает казаться вам плодом вашего собственного воображения. Кошмарным сном, вот только вы почему-то все никак не можете проснуться. * * * За первые пару дней в больнице было сделано бесконечное множество рентгенов, взято анализов крови, поставлено капельниц, и, наконец, весьма болезненный поясничный прокол – чтобы выявить наличие раковых клеток в спинномозговой жидкости. Мало того, что нам с Майклом пришлось разобраться во всех анализах и процедурах, мы еще и были вынуждены изучить все эти пункции спинного мозга, способы химиотерапии и ее побочные эффекты, выяснить про облучение и трансплантацию стволовых клеток. Кроме того, нужно было сообщить друзьям и семье эту печальную новость. Все поддерживали нас и старались помочь – за исключением, разве что, моего отца, который, конечно же, предпочел сохранить дистанцию и в этом случае. Просто послал открытку с пожеланием скорейшего выздоровления Меган. И все. Я постаралась не думать о нем, потому что мне нужно было быть сильной для дочери. Я пообещала себе, что никогда не стану плакать в присутствии своей девочки. Поэтому рыдала только в больничной душевой (я не уезжала домой) или когда Майкл отправлял меня купить что-нибудь поесть. Во время этих коротких вылазок за пределы онкологического отделения я пряталась где-то на пару минут и рыдала, как раненый зверь, а потом спешила в столовую, чтобы перекусить. Медсестры каждый день говорили, что мне нужно поддерживать свое здоровье. Необходимо регулярно есть. Сейчас, во время терапии, Меган очень восприимчива к инфекции – если у моей дочери подскочит температура, это может ее убить. Так что я ела. Каждый день. * * * Майклу было трудно справиться с тем, что обрушилось на нашу семью. Может быть, все это напомнило ему о трагедии, случившейся с братом. Бывали дни, когда он заявлялся в больницу только поздним вечером, и пару раз от него пахло алкоголем. Однажды ночью мы спорили о том, нужно ли сказать Меган, что ее может тошнить. Майкл был категорически против, я была другого мнения. Настаивала на том, что не стоит ничего скрывать от дочери. Меган нужно знать: мы никогда не будем ей лгать и всегда будем рядом, как бы плохо ей ни пришлось. Мы так и не пришли к единому мнению, но я все равно сказала дочери правду. Весь следующий день Майкл со мной не разговаривал. * * * – Я не хочу, чтобы у меня выпали волосы, – сказала мне Меган однажды. Мы ждали медсестру, которая должна была вколоть моей дочери необходимые лекарства. – Хочу домой, – тихо продолжила Меган. Мне понадобились все мои внутренние резервы, чтобы произнести ответ без дрожи в голосе. – Я знаю, будет трудно, дорогая, – сказала я. – Но у нас нет выбора. Если тебя не будут лечить, то тебе не станет лучше, а нам обязательно нужно, чтобы ты поправилась. Я обещаю, что буду здесь с тобой все время. Я люблю тебя. Ты храбрая девочка, и мы вместе пройдем через это. Ты и я. Она поцеловала меня в щеку и ответила: – Хорошо, мам. Я прижала Меган к себе так крепко, как только могла, поцеловала в макушку и молилась, чтобы лечение не было для нее слишком болезненным. * * * Волосы у Меган все же выпали, и от химиотерапии ее очень сильно тошнило, но через четыре недели наступила полная ремиссия. Никогда не забуду день, когда пришли результаты анализов. На улице лил дождь как из ведра, а небо было цвета золы. Я стояла у окна детской комнаты в больнице, глядя на потоки воды, стекавшие по стеклу, а Меган играла со своей куклой за столом. Я сказала себе – что бы ни случилось, мы это переживем. Мы будем бороться дальше. И мы обязательно победим болезнь. Потом в комнату вошла доктор Дженкинс с планшетом под мышкой и улыбнулась мне. По одному ее взгляду я поняла: новости хорошие, и мне стало так хорошо, что аж дыхание перехватило. Я упала на колени, обхватила голову руками и заплакала. Это был первый день за все время лечения, когда я не стала скрывать своих слез от Меган. Она перестала играть с куклой и положила свою маленькую нежную ручку мне на спину. – Не плачь, мам, – сказала она. – Все будет хорошо. Вот увидишь. Я засмеялась, глядя на нее снизу вверх, и заключила дочь в объятья. Глава 8 После короткого периода восстановления Меган начали делать постремиссионную терапию – ей регулярно вводили еще несколько химиотерапевтических препаратов, чтобы предотвратить рост отдельных раковых клеток. Я хотела бы думать, что наша жизнь вернулась в нормальное русло, но перед лицом угрозы смерти Меган знала – прежнее понятие «нормальный» исчезло для нашей семьи навсегда. Жизнь изменилась в гораздо большей мере, чем мне казалось. С этого дня я стала любоваться окружающей меня красотой чаще, чем когда-либо до этого. Я лелеяла каждый момент, находила радость в мельчайших удовольствиях, потому что поняла, насколько удивителен этот дар под названием жизнь. Я наслаждалась счастьем, пока мы были вместе, зная, каким оно бывает драгоценным и хрупким. Иногда смотрела на небо и наблюдала, как облака несутся по бесконечному голубому небосклону, и мне хотелось плакать от этого величественного зрелища. Мы жили в прекрасном мире, и я чувствовала себя такой счастливой, что у меня есть Меган. Я узнала, что я сильнее, чем раньше о себе думала, и Меган тоже. Она победила в этой сложной борьбе и стала моим героем. Я уважала и восхищалась ею – больше, чем я кого-либо уважала или кем-либо восхищалась. Я была в восторге от нее. Кроме того, друзья и семья помогали и поддерживали нас, и я увидела, как мне невероятно повезло с их щедростью и состраданием. Все это было для меня так удивительно, и мне казалось, что на меня снизошло благословение свыше. Может быть, сейчас я говорю что-то странное, но я иногда чувствовала, что рак Меган, несмотря на то что ей было больно, все же принес что-то хорошее. Он научил нас так многому в жизни. Я выросла как личность – и Меган тоже, – и я знала, что мы с ней обе изменились глубоко в душе и наше будущее теперь будет иным.