В этот момент приемник, словно сам собой мигнул зеленым глазком индикатора и расписанный фантастическими цветами динамик отчетливо произнес: - Внимание!.. – и после минутной задержки с хрипотцой выплюнул – Красная площадь… Всеволод Николаевич вздрогнул и снова посмотрел на часы. - Вся Москва в радостном волнении, – сообщил диктор. – Все глаза обращены к Спасской башне. – Тут снова вмешались помехи и дальше Волков услышал только – Чере… …уту начнется …рад! Потом ударили куранты. Но в их привычную с детства мелодию вплетался какой-то посторонний звук – глубокий и всеобъемлющий. - Бьют куранты, – пояснил диктор. – Вы слышите, товарищи, как в храме Ленина звонят в гонг. Всеволод Николаевич чуть не подавился папиросой. «Где?!! Куда?!!» - С первым ударом курантов и гонга на трибуну Мавзолея поднимаются руководители Партии и Правительства, – выдал комментатор радостно. – Впереди всех – Великий Учитель Товарищ Сталин! Ура! Банзай! Волков почувствовал, что сходит с ума. Храм Ленина?!! Банзай Сталину?!! Интересно, какие еще сюрпризы готовят ему парад и демонстрация? «Эх, жаль сына рядом нет! – Он огорченно прицокнул языком – Он бы не так поражался: он-то не помнит тех парадов…» Отрешенно прослушал речь Ворошилова, отметив про себя, что подобные речи он слышал в детстве и юности. «Красная Армия, Воздушный и Военно-морской флоты зорко и грозно стоят на рубежах советской земли, готовые каждый миг к действию…» Заинтересовало его только упоминание Японских вооруженных сил, что «плечом к плечу со своими братьями из СССР сражаются за великое дело Ленина». Потом командовавший парадом Буденный отдал всем известную команду: «Побатальонно! На одного линейного дистанция! Первый батальон прямо, остальные – напра-ВО! Шагом… МАРШ!» и из динамика раздался слитный, подобный шуму морского прибоя, грохот сапог. Диктор сообщал, какая часть проходит сейчас мимо Мавзолея, и Всеволод Николаевич снова удивился, услышав: «Мимо Мавзолея проходит сводный батальон первого пехотного полка Красной Японской Армии. Возглавляет батальон командир орденоносец товарищ Масахару Хомма[4]! Командуя полком, товарищ Хомма отличился во время обороны Мукдена, показав врагам, что такое пролетарская защита! Что такое красный удар!» Знавший, что Масахару Хомма разделал янки на Филиппинах похлеще, чем бог – черепаху, Волков не сомневался, что этот товарищ показал китайцам места зимовья раков, а также познакомил их с методами Сидора по воспитанию коз. Гудели двигатели автомобилей, диктор старательно перечислял, что в настоящий момент везут по брусчатке Красной площади. Пушки, гаубицы, зенитные орудия… Звенела мостовая под ударами копыт – скакала конница, рычали двигателями танки… - Слышите? – поинтересовался динамик. – Это истребитель. За ним еще один, и еще… Опять вмешались помехи, а потому, когда снова появился голос, считавший: «сорок три… сорок четыре… сорок пять…», Всеволод Николаевич не сумел понять: считает ли диктор самолеты, пролетающие на Кремлем или танки, ползущие по площади? После частей Красной армии на площадь вышли колонны демонстрантов, а над ними со звуком рвущейся парусины неспешно плыли тяжелые бомбардировщики. Судя по восторженным воплям диктора это были какие-то новые самолеты. «Странно, – подумал Волков. – ТБ-1 уже не в первый раз должны пролетать, а для ТБ-3 вроде как рановато…» И тут снова загремели гонги. - На площадь выходит колонна трудящихся Социалистической Японской Империи, – радостно воскликнул диктор. – Над колонной реют транспаранты, на которых написано: «Слава великому учителю, товарищу Сталину! Слава братскому народу Советского Союза! Да здравствует Первое мая!» Тут его комментарии утонули в диких воплях «Банзай!» Волков ошалело прикурил папиросу от мундштука и выдавил: - Вырвите мне язык, но я должен это видеть…[5] Ему до одури захотелось в Москву. Посмотреть родной город, в котором он родился и вырос, но таким, каков он здесь и сейчас, Всеволод-старший видел его только на фотографиях да в старых кинофильмах. А ведь сейчас в Москве можно пойти посмотреть постановки Мейерхольда, в живую увидеть игру молодой Марецкой, Грибова, Яншина, Масальского – тех мэтров, которых он если и видел, то только на экране, да и уже в солидном возрасте. «Решено, – думал Волков. – Вот летом будет у меня отпуск – не поеду ни на какое море и ни на какой Кавказ, а рвану в Москву! Недельку-другую проведу в столице, сам все своими глазами увижу, своими руками все пощупаю…» Тут ему в голову пришла шальная идея: ведь в Москве он может отыскать своих молодых предков: бабушек и дедушек. Причем сейчас они – совсем еще юные ребята, комсомольцы, активисты, студенты… «Можно было бы рассказать им, что будет с ними потом… если бы я сам знал, что именно с ними будет! Вот же чертовщина…» Он мечтательно улыбался, когда услышал звон дверного колокольчика и следом за ним – голос Груши. Девушка с кем-то коротко переговорила, потом по дощатому полу дробно застучали каблучки и… - Всеволод Николаич! – Груша влетела в комнату цветастым ситцевым вихрем, – Всеволод Николаич, телеграмма для вас! Она протянула Волкову узкий синий конверт, на котором красовался штамп «Срочная. Служебная». Внутри оказалось распоряжение ВСНХ[6] в кратчайший срок прибыть в Москву, во Всехимпром[7]. «Бойся своих желаний – они имеют тенденцию сбываться, – усмехнулся Всеволод-старший про себя. – И за каким, интересно, я потребовался этому… хм-м прому?» Разумеется, объем знаний у него такой, что хоть сейчас шагай за нобелевкой, вот только внедрить все что он знает, в настоящий момент не представляется возможным. Хоть удавись. А ведь станут требовать еще чего-то. Как же: обычный инженер, да еще не самого передового завода – и вдруг предлагает новшества для армии. Причем аргументы предсказуемы: «Вы же, товарищ Волков – коммунист. Значит, должны понимать… Вот она – обратная сторона награждения. «Темная сторона силы...» Ладно, как-будь отобьемся, лишь бы в прошлом моем копаться не начали…» Тут перед мысленным взором возник товарищ Регер, и словно наяву прозвучали слова: «Таким кадрами разбрасываться нельзя. Нам, дорогой товарищ, этого Советская Власть не простит!» - Ах, ты ж, б…ь! – в сердцах выругался Всеволод-старший. – Не было у бабы заботы – купила баба порося! Праздничное настроение прошло, как и не было. За обедом он сидел задумчивый и не разговорчивый. И Груша, и пришедший к ней Вася, разумеется, обратили на это внимание, но лезть с расспросами не рискнули. И только потом, уже на кухне, готовя самовар, девушка шепнула жениху: - Телеграмму Всеволод Николаичу принесли. Служебну. Он ее как прочитал, так хмурой тучей и сидит, – и непроизвольно поежилась. Козельцов принялся ее успокаивать, поясняя, что на службе всякое бывает, и что Всеволод Николаевич не таковский человек, чтобы какую беду допустить, но сам тоже заволновался. А ну как что стряслось? А вдруг настоящие виновники попробуют на Волкова свои ошибки спихнуть?.. Однако, уже за чаем Всеволод Николаевич оттаял, а после пары рюмок коньяку даже повеселел. Попросил Василия отыскать ему трость – в Москву вызывают, а ходить ему еще тяжело. Козельцов решил этот вопрос за час с небольшим: просто зашел в местное отделение милиции и попросил коллег о помощи. Так что на следующее утро, несмотря на ставшие уже привычными причитания Груши, Волков, опираясь на массивную палку с резным костяным набалдашником, отправился на завод. А к обеду, очень удивленный, вернулся домой имея на руках требование на билет до Москвы. Быстро собрал вещмешок – чемоданом за этот год он так и не озаботился, да и зачем? Чмокнул Грушу в щеку, попросил быть умницей, пообещал сразу же по прибытию в Москву прислать координаты для связи и уехал в Ярославль на вокзал. А еще через четыре часа уже сидел в купе мягкого вагона и азартно резался с соседом в заботливо прихваченные тем шашки… Заместитель помощника заведующего нефтяного отдела, уполномоченный по переработке нефтяного сырья[8] Всехимпрома ВСНХ СССР Серебрянцев Михаил Александрович (урожденный Зильберман Меир Аронович) Казалось бы, на тринадцатом году Советской Власти, можно даже сказать – на четырнадцатом, все должны быть грамотными. Но. Для кого, спрашивается, в приемной висит художественно оформленный плакат: «Без дела не входить»? Люди, кажется, работают, заняты серьезными делами, а тут – лезут. Причем норовят без доклада. Ну раз уж пришел – доложись, секретарю, объясни: зачем пришел. Секретарь запишет, потом доложит, потом согласуем и направим тебе ответ. Так нет же ведь! Сами норовят пролезть! Вот хоть прямо сейчас… Только-только взялся за отношение из Гелиевой комиссии Редэлема[9], как в приемной шум и чуть ли не крик. Секретарь, товарищ Бородаева надрывается: - Товарищ Серебрянцев заняты! Зайдите позже! А в ответ негромкое «быр-быр-быр», только дверь вдруг распахнулась. Я приосанился, френч свой одернул и подумал, что сейчас наглецу окорот дам. Да только вижу: входит такой же как мой френч. Вот только на этом – орден! - Здравствуйте, товарищ Серебрянцев, – говорит орденоносец. И руку протягивает. Я ему так, глазами указываю на плакат: «Рукопожатия отменяются». Он за взглядом проследил, хмыкнул, и к столу. Подошел, стул придвинул, сел и на меня уставился. Представляется: - Я – Волков. С Тутаевского завода. Которого вы телеграммой вызвали. Прибыл. И опять смотрит на меня. Ждет. Я в ответ: - Прибыли? Замечательно, – а сам припомнить стараюсь: что за Волков такой? И на кой, извините, черт, его вызвали? Нет, все-таки, какая эта служба хлопотная. Вот в крайкоме, где я секретарем вместе с товарищем Эйхе[10] работал – вот там спокойнее было… А этот, наверное, партийный секретарь завода, если по одежде судить. Ну, тогда… - Что же это у вас, товарищ Волков, партийная работа отстает? - Почему отстает? Насколько мне известно, вовсе не отстает. Я, правда, хотя и член Партии, но в ячкоме не состою, и точных сведений дать вам не смогу. Это вам с нашим партсекретарем, товарищем Куприяновым, переговорить бы – он вам все с цифрами и фактами изложит… Ай, как нехорошо вышло! Промашка! Так он, верно, директор? Ну, точно! Вроде же на Тутаевском фамилия директора как раз на букву «вэ»… - С партсекретарем это пусть райком говорит, а мы с вами, как с руководителем… - Так это вам уж лучше с директором нашим, товарищем Власовым, пообщаться. И улыбочка у него по губам скользнула. Нехорошая такая, ехидная… Боже ж мой! Но если он не директор и не партсекретарь, так зачем же его вызывали? Да еще телеграммой? Может, наградить за что-то хотели? А для чего в Москве? В Иваново-Вознесенск вызвать не могли? А улыбка мне его решительно не нравится. Он, верно, за собой силу чувствует, что очень неприятно. Эдак еще и на парткомиссию[11] попадешь… Надо что-то срочно придумать. Вот только что?.. - Но вы ведь, товарищ Волков, тоже не рядовой работник, а заслуженный, отмеченный орденом… – Ну, кто ты там? Попробуем так… – Вы – грамотный специалист, и должны по своему положению и со всей партийной ответственностью разбираться во всех проблемах вашего завода, так? - Так, – соглашается проклятый Волков и начинает обстоятельно выкладывать все проблемы завода. Да когда ж этому конец будет? Эх, вот бы ты сейчас провалился б куда-нибудь… А он, негодяй такой, все мне рассказывает. И про нехватку топлива, и про насосы, что каждую неделю из строя выходят, и про то, что уровень подготовки работников ниже нижнего, а средств на курсы подготовки и какого-то «повышения квалификации» Всехимпром не отпускает… Это он что же? Под меня копает?.. - …Кроме того, на втором кубе сложилась совершенно недопустимая ситуация с ремонтной бригадой, которой, можно сказать, и вовсе нет. Хорошо еще, что у нас сильные партийная и комсомольская ячейки, и в выходные коммунисты и комсомольцы добровольно участвуют в проведении планово-предупредительных ремонтных работ... Что еще за «планово-предупредительный ремонт»[12] за такой? Вот наберут старорежимных спецов, а нам, честным партийцам, потом разбирайся: что они там несут? - …недочеты приводят к тому, что заводские трубопроводы из-за смешения фаз часто входят в режим пульсации. Иной раз труба прямо скачет! А все наши предложения по установке устройств, рассеивающих энергию пульсации натыкаются у вышестоящих на стену какого-то непонимания… Еще бы! Боже мой, о чем он вообще говорит?! Какая-такая «пульс… плюс… акция» и что это такое?!! - Ну вот и все, если вкратце. Наконец-то! Прекрасно! Ну, и что с этим Волковым прикажете делать? Наговорил тут, нагородил черте чего, а ведь надо какое-то решение принять. Средства им выделить? Как же! Эдак всем давать придется, а это недопустимо. Совершенно недопустимо! Нужно запасец иметь, на всякий непредвиденный, а заводы так и рвутся все разобрать… - Спасибо вам, товарищ Волков. Большое спасибо! Вот как хорошо, когда вот так: кратко, сжато, но всеобъемлюще… – Боже, что я говорю?!! – Разумеется, все эти вопросы нам известны по отчетам и справкам, но там они как-то размазаны, а вот вы – верно, коротко и по существу. Немедленно займемся, примем соответственные решения. Особенно по вопросу плюсации… Ишь ты! Улыбается. Доволен, значит. А ведь придется его вопросы поднимать. И как прикажете докладывать про эти предупреждения плановой плюсации?.. А что если?.. Только надо говорить по тверже, посолиднее… - Вот что, товарищ Волков. Есть мнение – да, есть мнение послать вас в командировку. В Японию. На комбинат. Химический. Осмотритесь, подучитесь, – опять улыбается. Но это уж ты, Волков, зря. У япошек есть чему учиться... – А уж потом… - Спасибо, – произносит орденоносный Волков, вставая. – Спасибо, товарищ Серебрянцев. Постараюсь оправдать ваше доверие. - Не сомневаюсь, товарищ Волков. Даже уверен, что не подведете. Давайте мы с вами так сделаем: сейчас идите отдыхайте. Секретарь свяжется с «Метрополем» – устроим там для вас номер. А завтра – завтра придете, отдадите секретарю документы – заполним, оформим, подготовим. И – в добрый путь! Велел товарищу Бородаевой проводить Волкова, получить талоны на питание, и сел за бумаги Редэлема. А кто таков этот Волков и зачем его вызывали, весь день вспоминал-вспоминал, да так и не вспомнил… Две следующих шестидневки вышли у Всеволода Николаевича довольно насыщенными и разъездными, но, как ни странно – спокойными. Никуда не бежишь, никого не подгоняешь… Съездил обратно в Тутаев и выправил себе заграничный паспорт. Зашел на завод, передал дела и пообещал, что как только вернется – сразу назад. Договорился с домохозяином, что квартиру оставляет за собой, на всякий случай внес плату за два месяца вперед. И, наконец, успокоил Грушу, объяснив, что она как была их домоправительницей, так и останется. Это оказалось сложнее всего, но Волков справился и с этой задачей. И снова отбыл в Москву, где его уже ожидали билеты и командировочные. В результате, через двенадцать дней Всеволод Николаевич, изрядно вымотанный, но довольный собой уселся в мягкий вагон поезда Москва-Владивосток и курьерской скоростью двинулся туда, где восходит солнце… [1] Жаргонные названия веретенного и индустриального масел соответственно. [2] Вплоть до середины тридцатых годов не существовало единого термина «танк», в результате чего часто использовались слова «танка» или «танока», с соответственным изменением по числам и падежам. [3] До 1934 г. в СССР существовала система «партийного максимума», при которой член Партии просто не мог получать выше определенного процента от суммы оклада. Так заработок квалифицированного инженера на заводе мог достигать 800 рублей, но партийный максимум позволял получать только 193 рубля 40 копеек. Зарплата И.В. Сталина составляла 225 рублей. Остальная часть оклада направлялась в равных долях в пользу государства и в партийную кассу, причем этот факт не избавлял от необходимости платить партвзносы. [4] Масахару Хомма (1888-1946) – один из лучших японских генералов времён Второй мировой войны, Разгромил превосходящих по численности и вооружению американцев на Филиппинах. Объявлен американцами военным преступником и казнен. [5] Фраза из старого анекдота. Приходит любовник к жене и говорит: «Давай раздевайся, я придумал новую позу, ща будем экспериментировать. – Не могу, муж купил говорящего попугая, тот все расскажет. – Не волнуйся, накроем клетку – ничего не увидит. Ты вставай у стола, нагнись вперед, а я залезу на люстру, раскачаюсь, и все будет, как надо». Вдруг бешеный вопль из клетки: «Вырвите мне язык, но я должен это видеть!» [6] Высший совет народного хозяйства – наименование центрального государственного органа управления народным хозяйством в советских республиках и СССР. [7] Всесоюзное объединение химической промышленности.