– Прекрасно, – облегченно вздохнул хозяин. Мне почудилось в нем нешуточное внутреннее напряжение, но так ли это, судить не берусь – я его видел впервые в жизни, а первые впечатления о незнакомом человеке часто оказываются ошибочными. – Озерную Деву ты уже знаешь, – сказал Грайт непринужденно. – А этот молодой человек с некоторых пор получил прозвище Красный. Знахарь уставился на меня с неприкрытым любопытством: – Интересное прозвище, многозначащее… Уж не потому ли дано, что он тоже из того мира, где кровь у людей красная? Или это тайна? – Ну какие от тебя могут быть тайны, Знахарь? – усмехнулся Грайт. – От тебя-то? Смешно и подумать… Да, он именно оттуда. Сразу замечу – в данном случае золото не в игре. Он из страны Усатого Короля. Ты там не был, но немало о ней наслышан… – Еще бы. Действительно, в той стране высшей ценностью считается отнюдь не золото… что меня только привлекает в Усатом Короле и его подданных. Но что же мы стоим? Садитесь. Вина или прохладительного? Я прикажу готовить ужин, распоряжусь, чтобы Барлон сбегал за кухарем, он обитает недалеко… Он потянулся к большому колокольчику на столе, но Грайт мотнул головой: – Не стоит лишний раз утруждать слугу… Мы хорошо поужинали в корчме у городских ворот, так что ничего не нужно. – Он усмехнулся: – Конечно, это нешуточное оскорбление хозяину – когда гости едят и пьют в корчме, прежде чем явиться в дом. Но извиняет то, что мы не вполне обычные гости, а ты не вполне обычный хозяин. Не правда ли? – Разумеется, Свинцовый Монумент! Он вернулся за стол, а мы уселись в стоявшие близко к нему кресла – массивные, неподъемные, не способные служить подручным средством в дискуссии с неожиданными оппонентами, если таковые нагрянут. Знахарь сказал с тем самым внутренним напряжением: – Я так понимаю, события разворачиваются по намеченному? Красный должен сопутствовать Лаусу? – Ты, как всегда, проницателен, – без выражения сказал Грайт. – Все именно так и обстоит… Кстати, о Лаусе. Что стряслось? Что-то ведь определенно стряслось. Гокель сказал, что Лауса «нету», и лицо у него при этом было какое-то странное… Вот теперь я убедился, что мне ничуть не показалось: на лице хозяина явственно изобразилось замешательство, даже тревога. С вымученной улыбкой он сказал: – Грайт, так уж все обернулось… Лаус ушел. Совсем. – Вот незадача! – воскликнул Грайт. Алатиэль медленно изменила позу, чтобы ее рука оказалась как можно ближе к голенищу сапога, – а я и не подозревал, что у нее есть засапожный нож, пока Грайт не сказал… Напрягся и приготовился к любым поганым сюрпризам. Плохо, что я, как и мои спутники, сидел спиной к двери – впрочем, ее ни за что не распахнешь бесшумно… Дверь не распахнулась, и никто в лабораторию не ворвался. – Да уж, незадача… – промолвил Знахарь. – Но я ничего не мог поделать. Он именно что ушел, сказал, что не собирается выполнять поручение и совесть у него чиста, потому что он до сих пор не взял у нас ни единого золотого… Видишь ли, он решил, что отыскал гораздо более подходящий вариант устройства своей судьбы. Хочет мирно жить в этом городе… – Объясни, – с ледяным спокойствием сказал Грайт. – Ясно уже: случилось нечто из ряда вон выходящее, чего мы не предусмотрели. Лаус неглупый человек и прекрасно понимал: слишком плохо он знает наш мир и нашу жизнь, чтобы устраиваться в ней собственными трудами. К тому же нужны веские причины, чтобы человек его склада характера отказался от груды золота… – Все верно, – с той же вымученной улыбочкой отозвался Знахарь. – Но ты не удивишься, когда услышишь старую истину: от груды золота нетрудно отказаться при виде еще большей груды… к тому же в ситуации, когда золото можно получить без малейшего риска… – Ты не мог бы выражаться яснее? – спросил Грайт. – Ты ведь здесь не раз бывал, знаешь таверну «Золотой рукав»… – Ну еще бы, – усмехнулся Грайт, повернулся ко мне. – Красный, чтобы тебе было понятно… Самое дорогое заведение в городе, только для дворян и бялок высокого полета. Куча уютных комнат, где иные высокородные дамы коротают время не только с равными себе, но и с платными красавчиками из самого что ни на есть простонародья. Те же бялки, только в штанах… Болтают даже, что к услугам любительниц самых утонченных развлечений хозяин обустроил уединенный домик, где содержит штуня. Не было нужды эту сплетню проверять без необходимости… – Все так, – кивнул Знахарь. – Ты же сам передал мне наставления: сделать все, чтобы Лаус в свободное время развлекался, как только захочет. Вот Рыжий на второй же день, расспросив, что Лаусу больше по вкусу, отвел его в «Золотой рукав», и Лаус стал там завсегдатаем. К концу недели он свел тесное знакомство с Олайти Парской… Грайт снова повернулся ко мне: – Одна из самых богатых дворянок в округе. Молодая вдовушка, причем сплетничают, что мужа-старичка свело в могилу неумеренное потребление возвращающих мужскую силу снадобий. И одна из самых завзятых шлюх, по тем же слухам, способная вогнать в краску законченных повес… – Очень точное описание, – кивнул Знахарь. – Лаус очень быстро стал ее постоянным другом. Как он сам хвастал, подвыпив, у него имелись некоторые достоинства, прямо-таки восхитившие Олайти при всем ее богатом опыте. А два дня назад у нас с Лаусом состоялся откровенный разговор. Он рассказал, что Олайти предложила ему законное супружество, что в его положении может отказаться только идиот, а он кто угодно, только не идиот. Заверил, что никаких тайн Братства выдавать не собирается – и не давал никаких клятв верности, и никто ему не грозил смертью за нарушение устава Братства. Его просто наняли для определенной работы, а теперь он передумал и уходит. И ушел. Свинцовый Монумент, я ничего не мог поделать. Удерживать его силой было бы бессмысленно, и он это прекрасно понимал – не тот случай, чтобы добиваться своего принуждением… И то, что он мало знает о нашем мире, его нисколечко не пугало: он сообразил, что для жизни в качестве законного супруга Олайти и не нужно, в общем, знать наш мир в совершенстве. Со временем наберется нужных знаний… Ты об этом не мог ничего знать, разумеется. Я вчера отправил Братству зашифрованное донесение с нашим обычным курьером, но они, сам понимаешь, не знают, где тебя искать… Вот так дело и обстоит. Случайность, которую никто не мог предвидеть… Некоторое время стояло напряженное молчание. Потом Знахарь сказал с расстановкой, лишенным эмоций голосом: – Ну что же… И в самом деле, ничего тут не поделаешь. Убивать этого скота бессмысленно, он не собирается никого предавать или что-то выдавать. Должен прекрасно понимать: если он пойдет к ватакам, не получит и монетки, а вот кожу наверняка сдерут… И он прав: не думаю, что решат его убить, махнут рукой, в конце концов, не он первый… – Действительно, – кивнул Грайт. – Махнут рукой, учтут, что он, если разобраться, был взят в наш мир помимо своего желания. Крайне смягчающее обстоятельство. Что тут сказать… Печально, конечно, что все именно так обернулось. Однако ровным счетом ничего не потеряно. Разве что у нас не двое людей с красной кровью, а один. Но я совершенно уверен, что Красный не отступит, даже оказавшись в одиночестве. Так что все продолжается по задуманному. – Вот о задуманном я и хотел бы поговорить… Свинцовый Монумент, может быть, мы побеседуем с глазу на глаз? Грайт, как обычно, был непроницаем, и все же мне показалось, что он удивлен. Однако его голос звучал ровно: – Зачем? У меня нет тайн от моих спутников. Озерная Дева – такая же Посвященная, как мы с тобой, а в Красном я уверен полностью. Наконец, я в толк не возьму, отчего вдруг понадобился разговор с глазу на глаз? О чем в данной ситуации говорить с глазу на глаз и с какой стати? – Я просто хотел, чтобы молодые люди оказались в стороне от неприглядных сторон жизни… – Такая забота о молодых душах делает тебе честь, – усмехнулся Грайт. – Однако эти молодые люди мало похожи на нежные цветочки из теплицы. И прекрасно знают о неприглядных сторонах жизни. Ну и молодость – недостаток, который всегда проходит со временем… – Возможно, для молодых людей то, что они услышат, покажется слишком сложным, ошеломит, и они в силу молодости не смогут обдумать все трезво… – Не беспокойся, Знахарь, – в голосе Алатиэль был металл. – Я уже вышла из детского возраста и умею рассуждать трезво о многих вещах. Думаю, Красный то же самое может сказать о себе. Так что отправлять нас за дверь, как напроказивших детей, не стоит. Что бы ни услышали, в обморок не упадем и в истерику впадать не будем. – Она добавила с нескрываемой насмешкой: – Может быть, ты боишься? Не бойся, наше оружие осталось в прихожей… – Мне кажется, Озерная Дева права, Знахарь, – сказал Грайт. – Она сумеет держать себя в руках, что бы ни услышала. А Красный тоже не впечатлительный мальчишка, он сюда попал со страшной войны, какую ты себе и представить не можешь. Тоже не дитя малое. Знаешь, ты меня всерьез заинтриговал, скажу больше – удивил. То, что ты говоришь, мне кажется предельно странным, ты, право же, на себя прежнего нисколечко не похож… С той же вымученной улыбкой Знахарь произнес: – Мне эти мысли тоже сначала показались не просто странными – ошеломительными, неприемлемыми. Но потом… – Может быть, перестанешь говорить загадками? – Изволь… Хочу сразу уточнить: я в первую очередь буду обращаться к тебе. Во-первых, ты командуешь этим делом. Во-вторых, я не сомневаюсь, что эти молодые люди неглупые и отважные, но уверен: Озерная Дева никогда не задумывалась о многих сложностях жизни и не рассчитывала ничего наперед. Ну а Красный – пришелец из другого мира, он наверняка имеет о нашей жизни самое смутное впечатление… Итак. Убедительно прошу сначала дать мне высказать все, а уж потом возражать и давать волю чувствам. Разумеется, ты по ходу разговора можешь высказывать свои мысли, я к этому готов… – Слушаю внимательно, – сказал Грайт. – Молодые люди тоже не станут тебя прерывать. – Он посмотрел на нас. – Уяснили, молодые люди? Мы с Алатиэль кивнули – он здесь командовал. – Итак… – сказал Знахарь, явно чуточку волнуясь. – Свинцовый Монумент, тебе никогда не приходило в голову, что свержение ватаков принесет стране и людям неисчислимые бедствия, превосходящие нынешнее положение дел? Что лекарство окажется неизмеримо хуже болезни? – Никогда, – сказал Грайт. – Развивай свою мысль, я весь внимание. – Предположим, Красный разрушит Мост, и мы уничтожим отрезанных от своего мира ватаков. А что потом? Если правы те, кто считает, что с исчезновением ватаков исчезнут и Светоносные Изгороди? Наши рубежи окажутся совершенно беззащитными, и соседи, наверняка все трое, пошлют войска? Испокон веков так и было – когда кто-то ослабевал, к нему вторгались соседи, иногда просто грабили и жгли, иногда отрывали целые провинции. А мы окажемся не просто слабы – абсолютно беззащитны. Войска у нас нет уже тридцать лет. Те командиры с военным опытом, что еще живы, – глубокие старики или пожилые люди, давно растерявшие прежние умения и позабывшие прошлый опыт. Кто сумеет подготовить из не обученных военному делу людей мало-мальски боеспособную рать? Нам попросту не дадут для этого времени. Стражники умеют только поддерживать порядок, завидев неприятельское войско, они попросту разбегутся. К тому же давно уничтожена большая часть производивших оружие мастерских, те, что остались, делают лишь оружие для стражников и дворян… которые большей частью не умеют им владеть, разве что на поединках, большей частью носят мечи исключительно в силу старинных привилегий. Наша славная панцирная дворянская конница давно исчезала, в краткие сроки ее невозможно возродить… не говоря уж о том, что нет ни единой мастерской по изготовлению доспехов, состарились те оружейники, что владели этим умением. Нет славных отрядов лучников, когда-то наводивших страх на любого врага, луки остались только у дворян-охотников, а их слишком мало, не наберется даже на одно знамя. А вот все соседи, я уверен, сохранили и войско, и оружейные мастерские. Мы очень мало знаем о том, что делается у соседей, но не сомневаюсь, что именно так и обстоит, война в основе человеческой природы. У двух из трех соседей – сильный военный флот, а у нас вообще нет морских кораблей. Та же картина: давно состарились корабельщики, потеряли навыки строители кораблей… Наконец, кроме соседей, есть еще и Заморье. Сколько раз они нападали на побережье, наше и соседей, жгли и грабили… Даже ты мальчишкой слышал о таких набегах, а я гораздо старше тебя, я видел один такой… Словом, если мы и избавимся от господства ватаков, то только для того, чтобы очень быстро попасть под соседское, гораздо более тяжелое и разорительное. Что скажешь? – Что ты преувеличиваешь и сгущаешь краски, – ровным голосом ответил Грайт. – Есть средства успешно отразить любое вражеское нашествие, и ты по своему положению в Братстве должен это прекрасно знать, хотя и не занимаешься прямо этими делами… – Ну разумеется! А как же! Оружие, которое вы принесли из мира Красного… Я его никогда не видел, но верю тем, кто описывает его поразительное действие: металлические стрелки, летящие быстрее, чем их может увидеть человеческий глаз, штуковины, стреляющие гораздо быстрее, чем лучшие лучники прошлого… Вот оно в чем дело, подумал я. Они и без меня додумались таскать из нашего мира огнестрельное оружие. Обучиться им владеть – нехитрое дело, особенно при полном отсутствии соперника. Потому Грайт и отнесся так равнодушно к моему предложению – запоздало… – Оружие великолепное, не спорю, – продолжал Знахарь. – Но вряд ли его очень уж много, как и тех, кто умеет им владеть. Силы все равно будут неравны. Возможно, враг и разбежится в панике… но быстро поймет, что имеет дело с результатом труда человека, а не с молниями бога Гюлеша. И успеет вдоволь пограбить, сжечь, убить и угнать массу народу. Ты же читал книги по военной истории, о войне наших древних королей с горцами Тембината? – Доводилось, – сказал Грайт. – Помнишь, как обстояло с луками? У королевского войска они были во множестве, а горцы луков не знали. И поначалу посчитали оружие, убивающее на дальнем расстоянии, злым волшебством. В жуткой панике разбегались, не принимая боя. Но очень быстро сообразили, что к чему, выработали тактику борьбы с лучниками, а там, еще на протяжении жизни одного поколения, сами начали делать луки, и война стала совершенно другой, прежнего преимущества королевское войско лишилось. Это лук сделать очень просто даже тому, кто с ним познакомился совсем недавно: подходящая гибкая палка, тетива – и готово. Я прекрасно понимаю: никто в нашем мире не сможет сделать ни оружие из мира Красного, ни тот горючий порошок, что мечет металл. Я не о том. Я о том, что абсолютного преимущества оружие из другого мира нам не даст… – Ну это мы еще посмотрим, – сказал Грайт. – В конце концов, от нас потребуется продержаться до тех пор, когда сможем вооружить и обучить обычное войско. Для этого потребуется время, но все же не целая жизнь. Можно еще, пока соседи не успели проникнуть в суть дела, самим нанести по ним такие удары, чтобы зареклись на нас нападать и опомнились очень не скоро. Многое можно придумать, члены Братства, когда-то служившие в войске, разные варианты придумывают. – Хорошо, не будем больше о военных делах, – сказал Знахарь. – Перейдем к лекарским. Ты сам прекрасно знаешь: ватаки покончили и с эпидемиями, и с серьезными хворями из тех, что либо убивают больного, либо превращают его в калеку. Подарили нашим лекарям великое множество разнообразнейших лекарств и обучили ими пользоваться. Сколько эпидемий прокатывалось в прошлом и сколько жизней они уносили… От некоторых у наших лекарей вообще не было лекарств, а от некоторых они помогали, но плохо, и половина заболевших не излечивалась. Что далеко ходить, ты сам мальчишкой застал нагрянувшую в ваши места синюю потрясучку. Сколько тебе тогда было, девять? – Восемь. – Помнишь? – Такое не забудешь, – сумрачно сказал Грайт. – Все семейство со слугами затворилось в замке, неделю вокруг него сплошной полосой днем и ночью горели костры: когда кончились дрова, извели всю мебель начисто, занавески, портьеры, постельное белье, даже часть одежды – все, что могло гореть. Замок был пуст, как пустая бутылка в кабаке, дедушка даже бросал в костры наименее ценные книги из библиотеки – тут уж было не до почтения к печатному слову… Хорошо еще, были запасы провизии. И ведь помогло, хвороба в замок не прорвалась, не сумела, как обычно, преодолеть высокое пламя. Помню, как в деревне чуть ли не кучами лежали мертвые, как их потом сжигали на кострах… – Вот видишь… – сказал Знахарь. – А от бешеницы и смешливой смерти не спасало и пламя, вообще ничего не спасало. В иных городах вообще не оставалось живых… А ползучая плесень? А… Ну ты знаешь. Лекарства ватаки приносят из своего мира, люди их делать сами не умеют. Я не один год пытался, как и многие, изучить их состав, – он кивнул в сторону ближайшего стеллажа. – И оставил всякие попытки, как и остальные, – мы просто не понимаем, что там за ингредиенты, не говоря уж о том, чтобы самим получить подобное. Теперь – об инструментах ватаков. С ходу не перечислить, сколько они подарили разнообразных инструментов, облегчив труд превеликого множества мастеровых. Молодые и не представляют, что можно работать иначе, старинными орудиями. И множество вещей, невероятно облегчивших жизнь людям. Ты никогда в жизни не брился обычной бритвой, не чистил одежду обычной щеткой. Новые бритвы, щетки, кипячение воды, камни для прикуривания трубок, метлы, стирка… Всего не перечесть. Люди, от дворян до последних крестьян, очень уж привыкли к дарам ватаков. Все это они опять-таки приносят из своего мира, мы не то что не умеем сами делать такие вещи – мы просто не понимаем, как они работают. Ватаки несказанно облегчили нашу жизнь, одолели болезни, избавили от войн… – Послушать тебя, ватакам нужно сапоги целовать, – усмехнулся Грайт. – Знахарь, ты всю жизнь прожил горожанином, а я вырос в деревне, сызмальства знаком с жизнью крестьян. Ну да, справный хозяин умеет заботиться о животине и птице: хорошо кормит, лечит, содержит в холе… до той поры, пока не придет пора резать. Так и ватаки. Они себя показали справными хозяевами, заботятся о домашней скотине – берегут от болезней, от войн, голода. А потом все равно режут… – Неудачное сравнение, – спокойно возразил Знахарь. – Ничего общего. Это в деревнях в сезон сбора урожая режут весь скот, кроме молочного и того, что оставляют на расплод. Это и я знаю, хотя в деревне не рос и почти там не бывал. Ватаки всего-навсего запретили общую грамотность, не посягая на все остальное. Если подумать, это затронуло ничтожную часть людей. Крестьяне и до того были неграмотными за редчайшими исключениями. Да и у мастеровых и всех прочих низших грамотность была не в чести. В том числе и у дворян – и до Вторжения их было много неграмотных. Что далеко ходить, ты сам когда-то рассказывал, что твой старший брат не пожелал учиться грамоте, как многие, считал, что это не дворянское дело… Поголовно грамотными были лишь купцы, чиновники, мастера некоторых цехов, лекари и, конечно, ученые. Но все они и сейчас не бедствуют… да и ученые не перевелись окончательно. А то, что некоторые науки пришли в упадок, большую часть людей оставило глубоко равнодушными. – Жребий и Поварни, – бесстрастно сказал Грайт. – Да, разумеется… Но так ли уж они страшны для подавляющего большинства людей? Я давно уже сделал расчеты. Понимаю, ты в силу известных причин не можешь освоить математику, но должен прекрасно знать значение слова «неизмеримо». За тридцать лет число тех, кто подвергается Жребию, нисколько не увеличилось, остается прежним. И оно неизмеримо меньше тех, кто за год погибал от вражеских нашествий, эпидемий, голода. Неизмеримо! Так что Жребий можно рассматривать и как неизбежную плату за благополучие большинства. Своего рода стихийное бедствие вроде наводнений, ударов молнии в грозу и градобития… вот, кстати, о посевах. Кроме лекарств для людей, ватаки покончили и с хворями растений, плодовых деревьев, больше нет тех катастрофических неурожаев, что раньше часто вызывали голод, от которого, случалось, вымирали не то что деревни – целые провинции. Я подвожу к нехитрой мысли: свержение ватаков и уничтожение Моста вызовет неизмеримо больше жертв, чем Жребий и все ему сопутствующее. Это не голословные утверждения, все легко подтвердить расчетами, и они у меня есть. Тебя они не убедят из-за твоего незнания математики, но многие ее знают… Свинцовый Монумент, мы часто, много и охотно повторяем, что нами движет забота о благополучии людей. Но мы никогда не интересовались мнением самих людей, а ведь у слишком многих будет свое мнение на этот счет, отличное от нашего! Что будут думать лекари… и все остальные, когда лишатся лекарств? Крестьяне – эликсиров от болезни растений, деревьев и домашней скотины? Мастеровые и крестьяне – инструментов? Купцы – летающих лодок? Неужели поставят памятники членам Братства и воздадут ему хвалу? Подозреваю, будет как раз наоборот, и противников будет слишком много, чтобы истребить их поголовно… И, наконец, еще одна позабытая угроза. Мятежи. Вместе с войнами, эпидемиями и голодом вернутся и мятежи. И вовсе не те, что будут направлены против нас, – хотя я уверен, что случатся и такие. Вся история человечества пестрит разнообразными мятежами, часто приносившими не меньше жертв и разрушений, чем большие войны. Вот какие забытые напасти к нам вернутся – войны, эпидемии, голод, мятежи. Не лучше ли ради блага людей ограничиться нынешними, неизмеримо меньшими жертвами? Покосившись вправо, я видел, что Алатиэль уставилась на Знахаря с нешуточной ненавистью. Ее пальцы касались голенища, за которым прятался засапожник, но она дисциплинированно молчала, не получая приказов от Грайта. Что до меня, я без труда отыскал аналоги в нашей недавней истории – без особого труда и малейших натяжек. Этот Знахарь – классический меньшевичок. Соглашатель. Существующий порядок плох, но не стоит на него покушаться из опасения еще больших потрясений. У нас эта точка зрения не прошла – а вот в Германии социал-демократы, тамошние меньшевики, из тех же побуждений расчистили дорогу Гитлеру. За что вскоре и поплатились… В общем, как сказал бы Остап Бендер, старик – типичная сволочь. – И что же ты предлагаешь, Знахарь? – все так же бесстрастно спросил Грайт. – Я тебя знаю давно. Ты никогда не тешился умозрительными рассуждениями. Все, что ты сказал, выглядит продуманным. У тебя просто обязан быть свой план действий, отличный от прежнего, не может не быть… – Ты прав, план есть… В первую очередь это касается тебя – потому что ты руководишь этим делом, а молодые люди – не более чем исполнители… хотя и они имеют право на свою точку зрения после того, как все это услышали и получили пищу для ума… Ты все равно пробудешь у меня до утра, пустишься в дорогу только на рассвете. Подумай как следует над всем, что я говорил, отбрось всякие эмоции и рассуди трезво, стоит ли разрушать Мост. Ты же умница и эмоциям никогда не поддавался, отсюда и прозвище. Я мало общался с Озерной Девой, но слышал, что она умна. И, наконец, вы, Красный. Вас это касается даже больше, чем ваших спутников: они не могут преодолеть Светоносную Изгородь, а вы можете, значит, и разрушать Мост предстоит вам. Подумайте, нужно ли это делать. Я верю Свинцовому Монументу, что вы не наемник, идущий на риск ради золота. Помыслы у вас, конечно, самые благородные, я немного наслышан о вашей стране, где в чести не золото, а как раз заботы о благе людей. Только будет ли это благо или получится совсем наоборот? Вы ведь должны знать математику… – Имею некоторое представление, – сказал я.