Решив, что нужно действовать, Магдалена поднялась со скамьи. Ее охватило желание как можно скорее исправить содеянное. Она спешно прошла по пустынным галереям первого этажа до главного входа, поднялась по ступенькам парадной лестницы и застыла на месте. Агнес Браун наблюдала за ней с мезонина, скрестив руки на выступающем животе. В ее улыбке было что-то пугающее. Казалось, она способна проникнуть в самые потаенные мысли, в самые сокровенные тайники души и зародить сомнения в очевидном. — Мне нужно к ним, — сказала Магдалена, чтобы не растерять уверенности и не повернуть назад. Агнес медленно покачала головой. — Нет. Ты больше не будешь заниматься пациентами первого этажа, — степенно произнесла она. — Я поручу тебе другие дела. Более подходящие твоему характеру. Магдалена вцепилась пальцами в мраморные перила. Ей показалось, что руки стали холоднее мертвого камня. — Пациентами? — возмутилась Магдалена. — Мне нужно туда подняться, — настойчиво повторила она. Улыбка на лице Агнес погасла. — Магдалена, Школа приняла тебя как родную дочь. Нехорошо кусать руку, которая дает тебе пищу. — Я не собираюсь никого кусать, я только хочу помочь. Агнес возвела глаза к небу, и ее подбородок описал в воздухе полумесяц. — А тебе не приходило в голову, что мы здесь все только этим и занимаемся? — спросила она. Магдалена глубоко вздохнула. — Мы им не помогаем. То, что мы делаем, это… так странно. Им нужно другое. Мы должны… Агнес Браун выслушала сомнения своей подчиненной без тени удивления на лице. — Мы четко следуем медицинским предписаниям, — спокойно ответила она. — Кто ты такая, чтобы отрицать эффективность научного подхода? Магдалена промолчала. Она заметила, что вокруг собрались люди. Остальные сотрудники Школы столпились у входа и с осуждением наблюдали за ее демаршем против Правил. — Ты хочешь сказать, что мы с ними плохо обращаемся? — задала вопрос Агнес. Магдалена смотрела ей прямо в глаза. — Нет, госпожа Браун. — Ты хочешь сказать, что мы их плохо кормим и не следим за гигиеной? Магдалена прикусила язык. — Нет, госпожа Браун. — А тогда, святые небеса, к чему весь этот разговор? Было похоже, что она произносит эти слова не впервые. Видимо, Агнес Браун привыкла манипулировать людьми. Теперь Магдалена в этом не сомневалась. — Сестра Браун, им не достает только одного… Самого главного — любви, — проговорила Магдалена. Впервые за время своего пребывания в Школе Магдалена прочитала на лице Агнес Браун неподдельное изумление. — Уединение порой странным образом сказывается на людях, — ответила женщина. — Ты какая-то нервная, меня это беспокоит. Иди к себе и отдыхай. На сегодня ты свободна. Магдалена взглянула на кухарку и одного из рабочих, но не нашла на их лицах и намека на сочувствие. Мари в мокром фартуке безучастно наблюдала за происходящим из-за кухонной двери. — Магдалена, ступай к себе! — повторила сестра Браун. Этот спокойный приказ подействовал на нее сильнее, чем все сказанное прежде. Магдалене стало казаться, что стены Школы смыкаются вокруг нее, воздух остывает, а воля утекает по каплям, как вода с рук Мари. И эмоции замирают. Магдалена отступилась. Не из страха, а из-за того, что оказалась совершенно одна в этой крепости, способной выдержать любой натиск. «Школа — живой организм», — напомнила она себе. И этот организм, защищая себя, отторгает ее как инородное тело. Магдалена ретировалась от враждебных взглядов в свою комнату. Достала со шкафа чемодан и принялась собирать свои скромные пожитки. Естественно, без щедрого жалованья ей придется несладко. Однако теперь у нее не вызывало сомнений, что столь большое вознаграждение — это плата за молчание. Взяв в руки пальто, она застыла на месте. «Молчание поощряет палача, а не его жертву», — сказала она себе. И ее бегство — не что иное, как очередное замалчивание того, что здесь происходит. Повесив пальто на место, она присела на кровать. Под тяжестью ее тела натужно заскрипели пружины. Она их не бросит. Она уйдет отсюда только вместе с ними. Уйдет, а не сбежит. Но ей необходимо время. Время и доказательства. 18 Тишина, царившая в первобытном лесу вокруг Травени, нарушалась лишь редкой капелью и уханьем снега, который порой срывался вниз с отяжелевших еловых веток. Казалось, зима сковала все живое, отсрочив на несколько месяцев другие звуки. Тереза осторожно продвигалась по краю тропинки, намеченной криминалистами, чтобы не затоптать следы. Вслед за ней шел Марини. Пару раз он попытался поддержать ее, когда она поскальзывалась на коварном льду. Но Тереза решительно отпихивала его руку. — Может, это какой-то маньяк, а не наш убийца, — пробормотал Марини у нее за спиной. Тереза не стала тратить время на возражения. Она была уверена в своей правоте, и вскоре, после сравнения цифровых отпечатков с теми, что были найдены на теле Валента, у нее появится тому подтверждение. То, что убийца выслеживает потенциальных жертв, шпионит за ними, отнюдь не означало, что в его действиях присутствует сексуальная подоплека. Скорее это говорило о проснувшемся в нем желании убивать. В подобных делах всегда присутствует вуайеризм: преступник изучает место предстоящей охоты, заходит в дома, когда там никого нет, крадет какие-нибудь вещи… Фетиши, которые питают его фантазии. Хуго Кнаус подтвердил ее догадку: в деревне уже пропадало вывешенное сушиться белье. Эта деталь заинтересовала Терезу. Настораживало и то, что в Травени проживало около тысячи человек, не считая туристов, поэтому, скорее всего, и Валент, и Кравина знали убийцу. Терезу беспокоило, что Лючия постоянно остается дома одна. Нужно поставить дом Кравина под наблюдение, как и жилище Валентов. В лесу уже начало темнеть, хотя до вечера было еще далеко. Дни становились все короче и короче — не самое лучшее время для охоты за убийцей, который ориентируется в горах не хуже лесного зверя. — Предупредим местные власти. Но аккуратно, чтобы не создавать панику, — проинструктировала Тереза инспектора. — Нужно постараться, чтобы это как можно дольше не просочилось в прессу. Не стоит вводить убийцу в раж. — Опасаетесь, что дело попадет на первые полосы? Это было не опасение, а уверенность. История пестрит примерами, когда убийцы вступали в рискованную игру с журналистами — игру, увлекательную для обеих сторон. — Это неизбежно, — ответила она. — Люди с интересом следят за криминальной хроникой. Зло возбуждает. Оно манит и притягивает. Признайся, у тебя ведь тоже участился пульс? Ты прикидываешь, каково это — столкнуться с ним, к примеру, вон за тем деревом. Гадаешь, какое у него лицо, какой взгляд… — Я не боюсь. Тереза остановилась и внимательно на него посмотрела. — Правда? Значит, это не твоя рука дрожала пару минут назад? — съязвила она. Оставив ее вопрос без внимания, Марини показал на ручей среди кустарников плюща. — Криминалисты сказали, что следы теряются вон там, — произнес он. Убийца снова оставил их с носом. За свою карьеру Тереза не припоминала ничего подобного: преступник действовал в открытую, оставляя на каждом шагу свою ДНК, отпечатки обуви на снегу и следы руки — той самой руки, которой он вырвал глаза Валенту. Но в нужный момент исчезал из виду, будто дикий зверь. — Он умен и безумен. Умен и безумен, — шепотом повторила Тереза, вглядываясь в кристально чистый ручей. — Если ваши догадки верны, тогда по деревне бродит монстр, — подытожил Марини. Тереза подула на окоченевшие пальцы. Ее шерстяные рукавицы были в снегу. — Интересно, мне кто-нибудь когда-нибудь объяснит, кто такие монстры? — отозвалась она. — Вот мы их так называем — и точка. Но они такие же люди, как и мы. Это нас и останавливает — мы боимся узнать в них себя. Марини посмотрел на безмолвный лес, видимо размышляя, какие секреты таятся под его сенью и свидетелем каких злодеяний ему еще предстоит стать. — По-вашему, монстр сидит в каждом из нас? — спросил он скептически. — Конечно! Если тебе повезет и тебе уготована мало-мальски сносная судьба, то твой монстр так и не проснется. Монстра из человека делают перенесенные психические травмы и насилие. Марини внимательно посмотрел на Терезу. — Значит, они — жертвы? — недоверчиво обронил он. Тереза привыкла, что ее убеждения зачастую наталкиваются на стену неприятия. Непросто очеловечить монстра — гораздо проще от него откреститься. — Как правило, да, — уверенно ответила она. — Они обречены цепляться за то единственное, что хоть немного способно утолить сжирающий их лютый голод.