При мысли об этом он улыбнулся. Взглянул на часы: может, ботанический сад еще открыт. 32 Нить была блестящей и прочной: такую не сыщешь в лесу. Деревенские жители ловили на нее рыбу в озере и речке. Поначалу, глядя, как рыбины, выпрыгивая из воды, замирают в воздухе, он не верил собственным глазам. Но потом разглядел, как нитка поблескивает в лучах солнца, и догадался, что она бесцветна и прозрачна, словно воздух в ясный день. Смочив нитку во рту, чтобы лучше скользила, он продел ее в маленькое отверстие и крепко затянул. Кости, привязанные одна к другой, громко клацнули. Почерневшие от времени, они походили на куски высохшего дерева. Он очистил их от следов пыли и крысиных зубов. С приходом зимы в нем просыпалось желание найти себе пару. Порой он ощущал себя лисом и нуждался в стае и самке. У него было много общего с этим зверьком, рыжим и шустрым, смелым и осторожным, который от зимы к зиме приспосабливался к любым условиям. Случалось, голод гнал его из леса поближе к людям в поисках пропитания. А иногда он чувствовал себя свободной и одинокой рысью. Острые когти этой дикой кошки оставляли большие отметины на стволах деревьев, по которым она карабкалась. Он взглянул на свои руки. Длинные и прочные ногти торчали из толстой, как кора, кожи. Он точил их каждый день камнем, как летом в поле крестьяне точат блестящие на солнце косы. Это были руки, его руки, забывшие, что такое рукопожатие. Он потрогал связку с шелковистыми на ощупь костями, пахнувшую сухой землей. Сжал в руке и перенесся в то время, когда сжимал не кости, а живую руку. 33 — Опять пытаешься меня задобрить? Тереза взглянула на чашку кофе, которую Массимо поставил перед ней на рабочий стол. На лице инспектора не дрогнул ни один мускул. Он догадался, что комиссар принадлежит к породе тех, кто лает, но не кусает. — А у меня есть шансы? — ответил он вопросом на вопрос. Она швырнула сумку на пол и не слишком изящно (мягко говоря) задвинула ее ногой под стол. — Ни единого! — ответила она. — С сахаром? — Вам же нельзя! — Блин, какого черта ты добиваешься? Ее манеры покоробили инспектора. — Неужели нельзя спросить без… — Дерьмо! Я обляпалась. Так какого черта ты добиваешься? — перебила его Тереза в поисках салфетки, которую он тут же ей протянул. После секундного колебания она все же взяла салфетку. — Личная жизнь не складывается? — поинтересовалась она. — Почему вы так думаете? — Да потому, что ты обхаживаешь такую старуху, как я. Учти, повышениями тут ведаю не я. Массимо решил не тратить время на пререкания. Теперь он понимал, что именно этого Тереза и добивается — словесной перепалки, чтобы снять напряжение. Он подождал, пока она допьет кофе. — Я все думаю, почему вы настаиваете на профиле серийного убийцы, если у нас всего одно убийство, — проговорил он. — Вчера я не обратил на это внимания. Он произвел на комиссара впечатление: она впервые посмотрела на него не как на пустое место. Окинула его внимательным взглядом и откинулась на спинку кресла. — Вижу, ты проштудировал тему, — пробормотала она, роясь в недрах стола в поисках леденца. Затем бросила один инспектору. — Вы же сами этого хотели! — ответил Массимо, поймав конфету на лету. Тереза рассмеялась. — Ничего я не хотела. Дело я и сама раскрою. Это был просто совет. Тебе во благо. Массимо решил, что случай безнадежный: комиссар не может обойтись без выпадов в его адрес. — И я ему последовал. Так все-таки: почему серийный убийца? — настаивал он. Тереза взмахнула рукой. — Ну, ритуальность, ампутация, инсценировка. Продолжать? Похоже… похоже на начало. — Начало чего? Она взглянула на него так, словно ответ был очевиден: — Начало серии смертей. Он сел напротив нее. — Думаете, он убьет снова? Тереза медлила. Должно быть, прикидывала, стоит ли посвящать его в свои опасения. — Именно этого я и боюсь, — наконец проговорила она. — Поэтому не могу заснуть ночью и вскакиваю от каждого звонка. Рано или поздно это случится. Ее слова прозвучали зловеще, хоть Массимо и не ожидал иного ответа. — Так чего мы тут сидим? — спросил он. — А что нам остается? Прочесать вдоль и поперек двадцать тысяч гектаров леса? Обыскать сотни домов и допросить тысячу-две человек? Ты это предлагаешь? Массимо понял, что сморозил глупость. — Неужели это неизбежно? — проговорил он. — Если только преступник не сделает какой-нибудь промах… — А он промахнется? — Ты просишь меня погадать на кофейной гуще? — Нет, просто хочу понять, насколько он ловок. — Дело не в ловкости, а в жестокости. А возможно, и в том и в другом. Волку охотиться помогает ловкость или то, что он волк? Массимо вспомнил о недавнем разговоре около дома Кравина. — По-вашему, выходит, он такой, какой есть, и ничего с этим не поделаешь, — резюмировал он. — Плохо, очень плохо. Тереза улыбнулась. Она выглядела уставшей, а возможно, ей просто наскучило объяснять очевидные вещи не слишком понятливому новичку. — Может, они понимают этот мир лучше нас, — пробормотала она. — Они видят ад под ногами, а мы замечаем только цветы на земле. Тяжелое прошлое лишило их фильтра, который есть у каждого из нас. Впрочем, это отнюдь не значит, что им позволено убивать и что у них есть оправдание. — А что тогда это значит? — То, что в прошлом они страдали, и именно страдание сделало их такими. Я стараюсь никогда об этом не забывать. Впервые эта женщина заговорила о личном и слегка приоткрыла дверь в свой внутренний мир. Массимо ухватился за эту возможность, пока она не передумала и не захлопнула ее у него перед носом. — Стараетесь не забывать? Но о чем? — продолжил он, боясь переступить грань дозволенного, но не в силах остановиться. Казалось, ее мысли витали где-то далеко. — Просто я, как и они, вижу не только цветы. Я вижу ад, — задумчиво пробормотала Тереза. Ее слова упали в тишину. Тиканье настенных часов за их спинами напомнило о том, что время доверительных разговоров подошло к концу. Массимо почувствовал, что наступил подходящий момент для сюрприза. Он извлек его из кармана и положил на стол. Тереза почесала лоб, затем надела очки и поднесла к лицу ветку с резными толстыми листьями, усеянную красными ягодами.