Абрамо Визель работал школьным сторожем в Травени. Разведен, детей нет. Раз в неделю ужинал у сестры Катерины, которая проживала вместе с семьей на плоскогорье, за деревней. Чтобы добраться туда, Терезе с Марини пришлось дожидаться снегоуборочную машину. Их автомобиль полз за ней следом черепашьим шагом, взбираясь вверх по крутому серпантину. Сконцентрировавшись на дороге, Марини молчал, а Тереза смотрела в окно. С самого начала подъема они утонули в низких облаках, опоясывавших гору тесным кольцом. Окружающий мир застыл неподвижным нимбом посреди туманного марева, льда и темноты. Через поворот-другой снегоуборочная машина остановилась. Водитель опустил стекло и замахал им рукой. Заглушив мотор, они вышли из машины. Воздух казался тяжелым от влаги. Они вдыхали облака. Водитель указывал на неподвижный предмет посреди дороги. В сотне метров от них в сплошном тумане горели две фары. — Закройтесь изнутри и ни в коем случае не выходите из машины, — бросил Марини водителю. Тот не заставил просить себя дважды. С оружием наготове они осторожно двинулись к машине. Двигатель джипа работал, выхлопные газы сливались с туманом. Они шли, косясь на тени по сторонам, и каждый раз вздрагивали, когда с тяжелых веток срывался снег. — Внутри кто-то есть, — пробормотал Марини. В салоне виднелась чья-то голова в шапке. Номерной знак автомобиля совпадал с объявленным в розыск. Марини позвал Абрамо Визеля, но фигура в салоне не шевельнулась. Тереза указала на снег под дверцей водителя. Он был алого цвета. Из машины все еще капала кровь. Тереза на мгновение прикрыла глаза. «Опять слишком поздно», — подумала она. Марини открыл дверцу и выругался. На водительском сиденье — труп, руки привязаны к рулю бечевкой. — Странно, вся кожа в крови, а одежда чистая, — заметил Марини. Тереза почувствовала, как в ее руке дрожит пистолет, и опустила оружие. — Это — не кожа. Убийца ее содрал. Затем одел труп. Чтобы прийти в себя, она отошла от машины. Осмотрела место преступления. Фары высвечивали сугроб посреди дороги. В радиусе двух метров снег не был белоснежным. Мучнистая субстанция напоминала клубничное мороженое. От этого невольного сравнения к горлу подступила тошнота: снег, окрашенный гемоглобином. Кровью. Именно здесь преступник вершил свой ритуал. Тереза присела на корточки и разгребла снег. Из-под сугроба показалась звериная шерсть. — Похоже, именно так он их останавливает, — повысила она голос, подзывая Марини. Тот подошел. В его глазах отражались тревога и беспокойство. Убрал остатки снега и с трудом перевернул звериную тушу. Это был кабан. — Лапы связаны веревкой, — констатировал он. — Животное угодило в силки. Убийца не стрелял, а свернул зверю шею… Для этого нужна недюжинная сила. Тереза кивнула. — Наш убийца не жалует оружие. Охотится и убивает голыми руками. — Однако энергии тратит при этом порядочно. — Это рискованно. Нельзя недооценивать то, на что способна отчаявшаяся жертва. Но им плевать. Марини посмотрел на нее. — Кому это им? — спросил он. — Таким, как он. Они обожают кровь. Эд Кемпер [3], например, расчленял тела своих жертв, чтобы позабавиться с внутренними органами. — Меня сейчас стошнит! — Только, пожалуйста, не на улики. — Думаете, наш убийца тоже этим занимается? — Ты о чем? — Я не вижу кожи. Он захватил ее с собой? Тереза тяжко вздохнула. Она чувствовала себя настолько уставшей и разбитой, что не было сил даже как следует разозлиться. — Звони в участок, — приказала она. — Вызывай криминалистов. С трудом поднявшись на ноги, Тереза заметила в нескольких метрах от себя окровавленный камень. Еловые ветки надежно укрывали его от метели. Судя по всему, именно этим камнем убийца оглушил жертву, нанеся удар по затылку. Вернувшись к трупу, Тереза принялась осматривать голову. Она попыталась заглянуть под меховую шапку, ни к чему не прикасаясь: волосяной покров тоже отсутствовал. Легкое движение воздуха коснулось ее лица. Воздух был теплым. Непонимающим взглядом Тереза уставилась в распахнутые глаза жертвы. От неожиданной мысли, пришедшей ей в голову, она чуть не упала в обморок. — Он жив! — закричала она. 49 Бергдорф, 12 ноября 1978 г. 94-й день наблюдений На первый взгляд объекты выглядят здоровыми, без недомоганий и серьезных патологий, несмотря на постоянные симптомы того, что коллега Шпиц называл «анаклитической депрессией». Я бы определил их состояние как летаргическое. Стоит отметить, что один из индивидов ведет себя иначе, чем остальные. Этот объект демонстрирует активность даже при полном отсутствии стимулов. Дважды сотрудница характеризовала его взгляд как «осмысленный», хотя у него, как и у других, не развита лицевая мимика. Как я и предполагал, он начал отвергать любой физический контакт, проявляя признаки агрессии при сближении. Сотрудница уверена, что остальные объекты подпадают под его негативное влияние. Несмотря на отсутствие научного обоснования, ее догадка, основанная на суеверии, косвенным образом подтверждает мою теорию: у объекта присутствует «первичный альфа-элемент». Он, как сказал бы Фрейд, настоящий «отец» — властный самец, индивид, наделенный необычайной мощью, которая позволяет властвовать над толпой и подчинять себе первобытную орду — наиболее примитивную форму человеческого общества. «Отец» наделен некой загадочной силой, которую можно назвать животным магнетизмом. Словно гипнотизер, он воздействует взглядом. В гипнозе, если вдуматься, есть нечто зловещее: это овладение без разрешения, вторжение без приглашения. Так вот, описываемый мной подопытный обладает тем, что Фрейд называл маной. Приняв во внимание соображения сотрудницы, я пронаблюдал за объектами, находившимися в непосредственной близости от «альфа-самца». На данный момент я могу сказать лишь, что их состояние ухудшается не так стремительно. Складывается впечатление, что эта разновидность общения помогла им преодолеть одиночество и дала возможность набраться сил (от «отца»?). В какой-то мере это перекликается с последними выводами Шпица: социальные взаимодействия необходимы человеку для выживания. Всем, кто полагает, что объект еще слишком мал для поведенческой модели «отца», я хотел бы ответить словами Фрейда: «Первобытный человек все еще живет в нас, поэтому любая группа людей может превратиться в первобытную орду». Что, собственно, сейчас и происходит. 50 Комиссар Батталья решила сопроводить скорую с Абрамо Визелем до самого города. Массимо сел за руль и со всей мочи понесся следом за завывающей сиреной. По дороге оба молчали. Он делал вид, что сосредоточен на управлении машиной, она смотрела в окно и уничтожала леденцы, которые Массимо терпеть не мог. Ему было невдомек, почему Тереза так легкомысленно относится к собственному здоровью. Она неспешно засовывала их в рот один за другим, оставляя ему время для проявления недовольства. Однако Массимо не попался на этот крючок. Он чувствовал себя настолько паршиво, что молчание его вполне устраивало. Ему казалось, что комиссар читает его мысли, да и он догадывался, что у нее на уме. Наконец их что-то связывало, что-то ужасное: они стали свидетелями зверства, от которого оторопь брала. Спустившись во тьму, они выбрались наружу с желудочными коликами и тяжелым сердцем. Они подъехали к больнице в тот момент, когда парамедики поспешно выгружали из скорой носилки. Вскоре Абрамо Визель исчез за автоматическими дверями приемного покоя, и вокруг опять стало тихо. — Ты иди, — проронила комиссар. Массимо открыл было рот, чтобы возразить, но Тереза его опередила: — Здесь подежурю я. А ты иди домой, отдохни пару часиков. Я тебе позвоню. Эти слова означали не просьбу, а приказ, произнесенный усталым, едва слышным голосом. Массимо проводил взглядом фигуру своей морально и физически измотанной начальницы до самого входа. Он понимал, что с ней что-то происходит. Какая-то внутренняя проблема выбивает ее из колеи. Однако, как бы то ни было, она крепко держалась на ногах.