— Кто-то запустил петарды, — доложил по рации Де Карли. Марини спустился в толпу и попытался навести порядок, объяснив причину шума. И все же толпа угомонилась только через несколько минут. Тереза за это время упустила из виду подозреваемого. — Я его не вижу, — рявкнула она в рацию чертыхаясь. — А я вижу, — отозвался Марини. — Подозреваемый идет в сторону церкви. Он уходит. Думаю, с добычей. Он что-то прячет под одеждой и придерживает руками. Тереза привстала на цыпочки, но из-за толпившихся вокруг людей ничего не смогла рассмотреть. — Иди за ним! Я догоню, как только смогу, — прокричала она. Вызвав подкрепление, Тереза приказала никого не выпускать из деревни. Блокпосты установили еще до начала праздника. Затем она обратилась к Марини: — Ты его не упустил? — Нет. Он возле церкви. — Смотри не вспугни его. Я скоро. Благодаря усилиям Кнауса и его людей толпа поредела, и Тереза догнала Марини. Лукас Эрбан был всего в десяти метрах впереди. Он шел скорым шагом, видимо, торопился. Раз-другой он настороженно обернулся. — Он нас засек, — проговорила Тереза. Вдруг Эрбан бросился наутек. Марини догнал его за пару секунд и схватил за шиворот. Эрбан споткнулся, упал на землю и обезумевшим взглядом окинул свой раздутый как барабан живот. Под верхней одеждой что-то было. — Комиссар! К ним подбежал запыхавшийся Де Карли. — Пропал ребенок! — воскликнул он. — Его украли прямо из коляски, когда мать на минуту отвлеклась. Тереза посмотрела на Эрбана и его неестественно огромный живот. Распахнула полы пальто и застыла на месте. — Я нашел это на земле! Клянусь! — божился Эрбан. Он украл фотоаппарат и женскую сумочку. Ребенок же словно в воздухе растворился. 53 Тереза проснулась от собственного крика. Дышалось с трудом, шея, как и все тело, затекла. Под щекой лежал открытый дневник. Подняв голову, она почувствовала, как в груди бешено колотится сердце. Острая боль пронзила поясницу: сон сморил ее прямо на рабочем месте. Судорожно сглотнув, она поняла, что в горле пересохло, а губы запеклись. Нужно было срочно выпить воды. Прошло несколько секунд, прежде чем она сообразила, где находится, и растерянно огляделась: в кабинете для совещаний в полицейском участке Травени никого не было, свет едва горел. На вешалке висел берет Кнауса, а рядом — куртка Марини. В полном смятении Тереза взглянула на часы. Стрелки показывали начало одиннадцатого, значит, она проспала не менее получаса. Кто-то набросил ей на плечи куртку. Разозлившись на себя за столь непростительную слабость, она ощутила стыд: что о ней подумают подчиненные? Взглянула на дневник и почувствовала, как щеки стали пунцовыми. Если кто-то прочитал содержимое и прознал о ее физическом и моральном состоянии — ей конец! Однако беспокоиться не стоило — дневник был открыт на странице с записями, сделанными наспех по текущему делу. Вздохнув с облегчением, она закрыла руками лицо и с удивлением обнаружила, что плакала во сне. Когда она вспомнила разбудивший ее кошмар, ко рту подступила тошнота, а из глаз чуть снова не покатились слезы. — Господи, — обессиленно пробормотала она. Руки сами опустились на живот в попытке отыскать то ощущение, которое со временем не исчезало и постоянно напоминало о себе. Как такое забудешь? Во сне она ощущала, как ребенок легонько толкается у нее в утробе. Проводя по животу рукой, она чувствовала его тепло. Ощущение было настолько явственным, будто кто-то и вправду прикасался к ней изнутри. Она отдала бы все на свете, лишь бы это происходило наяву. Сон обернулся сущим кошмаром, когда Тереза почувствовала, как кто-то хочет отнять у нее ребенка. В этот момент она с криком проснулась. Тереза поднялась на ноги, после кошмарного сна ей было трудно дышать. Вытерев остатки слез тыльной стороной ладони, она глубоко вздохнула. Сейчас был неподходящий момент, чтобы оплакивать самую большую в жизни потерю. Тут она услышала, как из коридора доносится какой-то шум. От звука вскриков, переросших в безудержный плач, сон как рукой сняло. Тереза догадалась, что за дверью в отчаянии рыдает мать похищенного ребенка. Она прислонилась лбом к стене и закрыла глаза. Эти крики острым клинком проникали прямо в сердце, не давая возможности выстроить хоть какую-нибудь спасительную преграду. Так кричала во сне и она. Ребенка украли не у нее, а у другой женщины, которая находилась там, за стеной, и она — Тереза в том не сомневалась — скорее предпочла бы умереть сама, чем потерять самое дорогое. Только сейчас Тереза заметила у себя на руке повязку. Не веря собственным глазам, она тщательно осмотрела руку — где она умудрилась пораниться? Собственная забывчивость пугала. В дверь постучали. Затем в кабинет осторожно заглянул Марини и, убедившись, что комиссар не спит, с облегчением сообщил: — Комиссар, прибыл заместитель прокурора. 54 — Лукас Эрбан идеально подходит под профиль нашего убийцы, — сказал Гардини, просматривая рапорт Терезы. Заместитель прокурора сразу же примчался в Травени, как только узнал о задержании и похищении младенца. Тереза же пока хранила молчание. Она понимала: написанные ее рукой слова дают надежду, что дело близится к завершению. Эрбан многое знал от отца об охоте на зверей. Знал, как освежевать тушку, и соседи часто видели, как он бродит по округе и подглядывает в окна за молоденькими девушками и их семьями. Эрбан был изгоем, неудовлетворенным жизнью из-за нищеты и физических изъянов, которые старался скрыть, пряча руки под столом. Тереза подозревала, что они имеют дело с психопатом, однако верны ее догадки или нет, станет понятно только после результатов психиатрической экспертизы. Парни, на которых преступник напал в лесу, не могли с уверенностью опознать в Эрбане нападавшего. Незнакомец был в гриме, бесформенная одежда скрывала его с головы до пят, да и молодые люди перед этим перебрали спиртного. Даже когда фото Эрбана показали Давиду Кнаусу, который разглядел нападавшего лучше всех, тот не смог сказать ничего определенного. — Глаза точно другие, — неуверенно произнес он, понимая, что на его слова нельзя полагаться. Он не мог воссоздать в голове все подробности происшествия, из-за которого чуть не погиб. Сейчас его волновало другое. После разговора с ним Тереза поняла: парень догадался, что нападавший в действительности совсем не безжалостный воин, каким казался. Она подозревала, что у парня развился своего рода стокгольмский синдром. Давид был благодарен преступнику за «подаренную жизнь» и чувствовал себя у него в долгу. — Лукас Эрбан идеально подходит под профиль убийцы, но он не убийца. — Когда Гардини прочитал последние умозаключения Терезы, на его лице застыло выражение разочарования и уныния. — Это не он. Вне всяких сомнений. Эрбан просто неудачник, — еще раз повторила Тереза. Руки Эрбана были исполосованы ужасными шрамами, оставшимися от ожогов после устроенного им в школе пожара. Поэтому в доме не обнаружилось его отпечатков: у него их в принципе не было. Кожа на подушечках пальцев была гладкой и со временем загрубела от ручного труда. Время шло, а новых зацепок в деле о похищении ребенка не появлялось. Никто не заметил, как из коляски похищали младенца. Однако среди пеленок обнаружили белые следы. В довершение этого злосчастного дня пришло известие о смерти Абрамо Визеля. Тереза взглянула на первобытный лес, опоясывавший Травени. — Снимите блокпосты, — распорядилась она. — Он не пользуется дорогами. — Обыщем территорию, — предложил Гардини. Тереза закрыла глаза и задумалась. Перед ее мысленным взором встали тысячи гектаров леса, ущелья и извилистые горные тропы. Он вместе с ребенком прячется там, а не в чьем-нибудь доме, не в Травени. И что мне предпринять? Все ее тело сотрясала невидимая дрожь. В соседней комнате ждали родители и брат похищенного мальчика. Тереза пока избегала встречи с ними, вместо этого она ознакомилась с их письменными показаниями. Эти люди были для нее как раскаленный предмет на расстоянии вытянутой руки. Она ощущала идущий от них жар и боялась, что это отразится на ее работоспособности. Хуже поисков убийцы в ее ремесле были только поиски похитителя детей. — Тереза, всё в порядке? — позвал ее Гардини. Находясь в плену у собственных страхов, Тереза не ответила. Ребенок жив, подумала она. Нужно в это верить, хотя она старалась никогда не питать напрасных иллюзий. Она заметила, как ее рука снова опустилась на живот, туда, где во сне ощущалось биение новой жизни, туда, где иногда ныл рубец. Это было невероятно и все-таки порой случалось. Так и не рожденное существо не желало уходить в небытие и противилось здравому смыслу, ходу времени и физическим законам Вселенной. Тереза не сомневалась, что мать ребенка за стеной испытывает похожие чувства. От ее криков сжималось сердце, а от плача опускались руки. Однако теперь Тереза понимала, что все это было не выражением покорности, а зовом, ниточкой, связывавшей ее с сыном, страстным призывом поскорее его отыскать. Женщиной двигал инстинкт. Тереза просто не имела права паниковать. Она перевела взгляд на Гардини.