– Ты всерьез намерена молчать? – недоумевала Клер. – Мы практически расстаемся, и ты ни словечка не скажешь? Майя лишь пожала плечами. Порой так держалась во время ссор Лорен, и ее невозмутимость доводила Майю до белого каления. – Господи боже, – хохотнула Клер, – да ты ребенок ребенком. – Она шагнула прочь, затем вернулась. – Знаешь что? Ладно, плевать. Если хочешь порвать со мной, скажи вслух. От меня ты этих слов не дождешься. Майя понимала, что Клер ее провоцирует, но была в таком бешенстве, в таком отчаянии и так злилась на себя, что попалась на этот крючок. – Между нами все кончено, – заявила она, глядя в лицо Клер, которая посерела и съежилась прямо у нее на глазах. – Ты не шутишь? – прошептала Клер. – Черт возьми, Майя, зачем сжигать дом, полный людей? О чем она? Майя понятия не имела. Сейчас ее больше всего заботило, как сдержать слезы и не наговорить чего-нибудь еще. Дома она поплачет как следует, но здесь, перед Клер, ни в коем случае нельзя сломаться. Этого удовольствия она ей не доставит. – Вот что, – сказала Клер, – добирайся домой сама. Я тебя не повезу. – Отлично, – с вызовом бросила Майя. До дома всего несколько километров. Да она скорее кувырком будет катиться до самого порога, чем сядет в машину Клер. Клер снова усмехнулась – резко и горько – и развернулась на сто восемьдесят градусов. Перед тем как скрыться за углом, она с такой силой метнула в урну свой стаканчик из-под кофе, что Майе показалось, будто сейчас он отскочит и ударит прямо по ней. Из них двоих удар держала Клер. Майя не ошиблась: она таки обгорела. Плечи были ярко-красными, нос приобрел пикантный земляничный оттенок. – Вылитый Рудольф, – прокомментировала Лорен, заглянув в ванную, где Майя разглядывала в зеркале свое лицо. – Заткнись. У нас есть алоэ? Лорен зашла в ванную комнату и открыла шкафчик с лекарствами. – Держи, – сказала она. – Кажется, есть еще «Ноксима», в ванной у мамы с папой. То есть в маминой ванной. – «Ноксима» – самый отвратный крем, – поморщилась Майя, пропустив мимо ушей оговорку сестры. – Где сгорела? – полюбопытствовала Лорен, усевшись на закрытую крышку унитаза. – Слишком близко подлетела к солнцу, – пробормотала Майя, пытаясь нанести густую зеленую жижу на нос так, чтобы не измазать все лицо. – Чего-чего? – Ничего. Вышла на улицу, забыла нанести солнцезащитный крем. Ты получила папину эсэмэску? Уперев локти в колени, Лорен кивнула. – Вопрос, – провозгласила Майя. – С какой радости ты ошиваешься в ванной вместе со мной? – По телику смотреть нечего. Майя посмотрела на сестру в зеркало. – Где мама? Лорен пожала плечами. – Лор? – Спит. Майя вздохнула. Спит. В половине шестого вечера. Скорее, в отключке. Фантастика. Она «спала» и вчера, когда Майя пришла со школы. На этой неделе пустых бутылок было больше обычного; Майя и Лорен начали выбрасывать их, уже даже не говоря друг другу. Мама не могла не заметить. Или могла? – Что хочешь на ужин? – спросила Майя. – Пиццу. – Надоела уже пицца. – Ты спросила, чего я хочу. А в греческом ресторане доставки нет. Майя снова вздохнула. Сегодня она уже пережила одну жуткую ссору и ко второй не готова. – Идем, – сказала она сестре. – Поужинаем в ресторане. А мама пускай спит. Мы для нее что-нибудь захватим. – Надеюсь, ты не собираешься приглашать Клер? Майя замерла. – А что? – Собственный голос показался ей полузадушенным. Лорен, однако, ничего не заметила. – Значит, вы двое будете ворковать и обжиматься, а я буду сидеть и хлопать глазами, как последняя дура. Трещина в сердце Майи разошлась шире. – Обжиматься никто не будет, – сказала она. – Клер сегодня ужинает с родителями. – Об этом, кстати, Майя даже не соврала. Лорен пошла за туфлями, а Майя на цыпочках прокралась в родительскую, то есть мамину спальню. Теперь, без папы, комната казалась более просторной, кровать – какой-то пустой. Мама лежала, свернувшись калачиком на дальнем краю матраса, ее дыхание было глубоким и ровным. С минуту постояв, Майя натянула одеяло ей на плечи. После этого она подошла к комоду и выдвинула один из ящиков – знала, что там можно найти несколько двадцатидолларовых банкнот. Взяла две купюры, пересчитала остальные. Если мама собирается спать по вечерам всю неделю, то денег Майе с Лорен хватит как минимум еще на четыре ужина. Даже на пять, если Майя согласится на пиццу. В ресторане сестры уселись за стойкой у окна. Заказали хлебные лепешки, соус цацики и кебаб (говядина – для Майи, цыпленок – для Лорен. Баранину они бы ни в жизнь не взяли. Какая жестокость – поедать милого маленького ягненочка!). Майя вдруг подумала о Грейс и Хоакине: смогла бы она вот так сидеть бок о бок с ними, как сейчас с Лорен, и согреваться мыслью о том, что, несмотря на все проблемы с родителями или девушкой, брат и сестра всегда рядом, что они, словно подставка для книги, удерживают тебя, даже если ты валишься? Когда они вернулись, в доме царила темнота. Майя зажгла свет и отправилась на кухню, чтобы убрать в холодильник шашлык из цыпленка, который они взяли для мамы. – Мам? – позвала она. По крайней мере, машина на месте. Мама же не настолько глупа. – Мама! – крикнула Майя снова. – Просыпайся! Мы принесли тебе поесть! – В глубине душе она надеялась, что при виде ресторанной еды маму с похмелья затошнит. Стоп, когда это она успела стать такой злобной? – Мам? Сверху не доносилось ни звука; потом раздался вопль Лорен: – Мама! Майя на автопилоте выбежала из кухни и взлетела по ступенькам. – Мама! Мама! – кричала Лорен. Ориентируясь на голос, Майя пронеслась по коридору в родительскую ванную. Лорен сидела на полу рядом с мамой, а та лежала, распластавшись, словно выпавший из гнезда птенчик, и вокруг ее головы алела лужица крови. Кровь растеклась по мраморному полу, который обжигал босые ноги Майи ледяным холодом. – Я нашла ее здесь! – воскликнула Лорен. – Надо звонить папе! Майя выхватила у сестры телефон, беспомощно зажатый в руке. – Надо звонить в Службу спасения! – рявкнула она. – Господи, Лорен, чем папа поможет из Нового Орлеана? Девять-один-один ей удалось набрать только с третьей попытки – так сильно дрожали пальцы. Мама у ее ног застонала. Лорен прижимала к маминой голове полотенце. Диспетчер Службы спасения пообещала оставаться на линии до приезда скорой. Майя включила режим громкой связи и положила телефон на столик. – Майя… – слабо выдохнула мама. – Я тут, – отозвалась она, но присесть не рискнула. Не хотела слишком приближаться – боялась навредить. Вместо этого Майя вытащила из заднего кармана мобильник и нажала на экране имя Клер. И тут Майю накрыл холодный шок: да Клер и слышать ее не захочет! – Черт, – шепотом выругалась она. Лорен осторожно гладила маму по волосам, продолжая прижимать полотенце к ее виску. Майя заставила себя собраться. Нельзя сейчас истерить, нужно действовать. Она нашла в контактах другое имя. Слушая сигналы вызова, боялась, что на том конце не ответят, но после четвертого гудка трубку сняли. – Алло. Майя? – Грейс? – сказала она и заплакала. Хоакин Он уже привык время от времени получать эсэмэски от Грейс. «Привет, как прошел день?» – писала она иногда после школы, или вот «Ты уже видел новый фильм?» на тех выходных. Делала она это из искреннего интереса или просто ставила «галочки», реализуя минимальный уровень общения, Хоакин не знал, однако ему в любом случае было приятно. Как правило, он ограничивался шаблонными ответами вроде «спасибо, хорошо. а у тебя?» или «нет, еще не видел». А что еще написать? Грейс все равно для него почти незнакомка. Родная она ему по крови или нет, а встречались они с другой их сестрой, тоже незнакомкой, всего дважды. Не самая теплая и пушистая ситуация. (Эту фразу постоянно повторяла одна из его сводных младших сестер, и Хоакину она запомнилась, хотя звучала по-идиотски.) В воскресенье все изменилось. А началось – с чего же еще? – с эсэмэски от Грейс. Хоакин перекатился в кровати на спину, потер глаза, прогоняя остатки сна. Послушай, – так начиналось сообщение, и Хоакин сразу понял, что оно отличается от всех предыдущих. – Мы договаривались встретиться сегодня в кофейне, но не мог бы ты приехать к Майе?