– Хоакин, они тебя любят, – пробормотала Майя. – Ты поэтому против усыновления? – вдруг спросила Грейс. – Боишься, что они откажутся от тебя, как Бьюкенены? Хоакин вытер глаза и посмотрел ей в лицо. – Плевать, если откажутся. Просто я слишком сильно их люблю и не хочу причинить вреда. Ни им, ни кому-либо вообще. Одного случая мне хватило. Обе сестры как-то разом привалились к нему всей тяжестью. – Ох, Хоакин, – вздохнула Майя. – Нет, – перебил он, прежде чем она начала бы объяснять его чувства. – Вам все равно не понять. Видели меня с тем уродом? Злость выскакивает из меня сама собой, я не могу сдержаться. Я ведь на самом деле мог ему навредить. – Не навредил же, – возразила Грейс. – Не навредил. Хоакин, ты защищал меня. Он нарочно сказал гадость, нарочно обидел, а ты меня защитил. Это совсем не одно и то же. Кстати, – добавила она, не дав Хоакину открыть рот, – помнишь, я говорила, что побила одноклассника? Хоакин молча ждал продолжения, и только потом его осенило: – Так это был он? Грейс мрачно кивнула. – Ого. Ничего себе. – Хоакину чуть полегчало: не зря он хотел убить Адама. – Тогда он еще больший придурок, чем я думала! – воскликнула Майя. – Слушайте, я тоже хочу ему врезать! Хоакин улыбнулся, и Майя обняла его, прижавшись лицом к плечу. – Не считай себя плохим, Хок, – прошептала она. – Ты не плохой. – Я бросил металлический степлер в маленького ребенка. – Хоакин надеялся, что содеянное окажется не столь чудовищным, если он произнесет это вслух – резким движением сорвет с раны пластырь, – однако вышло с точностью до наоборот: слова обожгли его губы, точно острое лезвие. – Ты бросил степлер, потому что был напуган, – поправила Грейс. – Ребенок просто проходил мимо. Это несчастный случай. Мистер Бьюкенен не должен был набрасываться на тебя. – Ты и сам был ребенком, – поддержала Майя. Хоакин закрыл глаза. Он как будто бы погружался под воду, и сестры были тем спасательным буем, который не давал ему утонуть. Его сестры. Охренеть. – Ничего, что я так сказал? – Хоакин посмотрел на Грейс. – Как? – нахмурилась она. – Ну, ты слышала. Назвал тебя сестрой. Уголки рта Грейс дрогнули в улыбке. – Все норм. Я же на самом деле твоя сестра, так? Майя, сидевшая с другого бока, положила голову ему на плечо. – И я, – тихо сказала она. После того как к Хоакину вернулся дар речи, он вытер слезы рукавом футболки. Будь здесь Линда, она протянула бы ему упаковку бумажных салфеток. – Получается, я монстр. – Он хотел произнести это небрежным тоном, чтобы все трое снова выплыли, едва не захлебнувшись приливной волной, но получилось натужно. Он сам себе не верил. – Мне кажется, у любого, кто перенес столько боли, должно быть просто огромное сердце, – задумчиво проговорила Грейс. – В любом случае, мы с Майей от тебя не откажемся. – Ни за что, – подтвердила Майя. – Товар обмену и возврату не подлежит. Хоакин слабо улыбнулся. – Но что, если… – Нет! – отрубила Грейс. – Слышал, что сказала Майя? – Но, может быть… – Нет! – в один голос воскликнули девушки, и Хоакин рассмеялся. Смех, искренний и чистый, зазвенел в прохладном воздухе, эхом отозвался в ушах Хоакина и наполнил его изнутри. Грейс Грейс нервно трусила ногой в приемной кабинета психолога. На столе перед ней лежал незаконченный пазл, но собирать оставшиеся детали было неинтересно. Вот бы все прошло как можно быстрее, чтобы наконец убраться отсюда! Мама, сидевшая рядом, наклонилась к дочери и мягко положила руку ей на колено. Тогда Грейс затрясла другой ногой. Этой встречи она со страхом ждала почти всю неделю. Знала, что придется говорить о Персик, о своей биологической матери, брате и сестре – откровенно говорить с чужим человеком практически обо всем, что ворвалось в ее жизнь за последние месяцы, – а все, чего хотела Грейс, – отгородиться от окружающих стеной и вернуться домой, под защиту своей комнаты и своего одиночества. Слабым утешением служило лишь то, что родители явно чувствовали себя так же неловко, как и она. Жаль, что Рейфа здесь нет, подумалось Грейс, он хотя бы ее рассмешил. К тому времени когда они вошли в кабинет, Грейс уже тошнило. И как только Хоакин выдерживает это каждую неделю? Вспомнив Хоакина в их последнюю встречу, она снова расстроилась. По дороге домой Грейс на полпути остановила машину, чтобы выплакаться после его рассказа. Как бы ей хотелось знать Хоакина еще с тех времен, знать его всю жизнь! Может быть, тогда он не чувствовал бы себя таким потерянным. Она снова подумала про Алису в стеклянном пузырьке, которым играют суровые океанские волны. Психолога звали Майкл, и он показался ей довольно приятным человеком. Такой безупречный виндзорский узел, которым был завязан его галстук, Грейс видела только на картинках в интернете. От этого она почему-то стала доверять ему чуть больше. Самую капельку. – Итак, Грейс, – начал Майкл, как только они сели, – твои родители уже немного рассказали о тебе, когда приезжали договариваться о нашей встрече. Судя по всему, год у тебя выдался сложный. Грейс скептически приподняла бровь. – Да, я отфутболила собственного ребенка, если вы об этом. Прикрыв ладонью глаза, мама застонала. – Что? – раздраженно спросила Грейс. – Мам, разве ты чего-то не знала? Именно это и произошло. Майкл, надо отдать ему должное, сохранял полную невозмутимость и этим понравился Грейс еще чуточку больше. – Твои родители также сказали, что ты отдала малышку на удочерение, верно? Грейс кивнула. – Да, ее взяли Дэниэл и Каталина. Они хорошие. – И ты не против этого решения? – Дело сделано, так ведь? – пожала плечами Грейс. – Даже если бы я захотела забрать дочку обратно, мне никто бы этого не позволил. – То есть ты хотела бы ее забрать? – Это не… – Она сделала глубокий вдох и заставила себя удержать руки на коленях. – Я очень скучаю по Пе… Милли. Конечно, я хотела бы ее забрать. Она была со мной почти десять месяцев… Но сейчас у нее есть хорошая семья, лучше той, что я могла бы ей дать. Я поступила правильно. Мама и папа считают так же. – Твоя мама упомянула, что недавно ты общалась с мальчиком, и, когда родители попытались обсудить это с тобой, ты немного расстроилась. – Чуть дом не разнесла, – уточнил папа словно бы в шутку. Грейс не засмеялась. – Я просто озверела, – сказала она, метнув взгляд на отца, – потому что Элейн, наша соседка, позвонила им и настучала на меня. Сказала, что я сижу в кафешке с парнем, как будто это какое-то, блин, преступление! – Грейс, – подала голос мама, – мы не собирались тебя ругать. Мы за тебя волнуемся. Ты… Солнышко, ты сама не своя. – Разумеется, сама не своя! – крикнула Грейс. – Я родила ребенка, а потом от него отказалась! Я вообще уже не знаю, кто я! Вы ведете себя так, точно я должна вернуться в школу и жить как обычно – танцы, бал и все такое, – но в моей жизни ничего этого нет! Стоит мне выйти в магазин, как люди за моей спиной начинают шептаться и обзывать шлюхой! Вы хотите вернуть дочь, которой у вас больше нет. – Милая, мы знаем, как сильно тебя обидел Макс, – начал было папа, но Грейс рывком развернулась на стуле и вскинула руку. – Не произноси это имя, – прошипела она. – Даже не упоминай. Я его ненавижу. – Пойми, мы не хотим, чтобы ты прошла через такую же боль еще раз, – произнесла мама. – Считаем, тебе нужно время, чтобы оправиться от этой травмы. – Нет, это вы поймите! – взвизгнула Грейс. – Я никогда от этого не оправлюсь! Вы ведете себя так, словно я бомба с часовым механизмом! Думаете, если будете молчать, то я забуду о своей дочке… – слово застряло в горле, и Грейс едва ли не поперхнулась, – и все будет в порядке! Вы всегда так делаете! Притворяетесь, что чего-то попросту не случалось, и в конце концов все забывают, что на самом деле это было! Вы и со мной так поступили! Тишина, воцарившаяся после этой вспышки, казалась особенно громкой. – Что ты имеешь в виду, Грейс? – спросил Майкл. Грейс и забыла о его присутствии. Наверное, уже жалеет, что согласился на встречу, подумала она.