– Ты правда ненавидишь все эти фотографии на стене? – Я ненавижу не их, а тот факт, что на них слишком очевидно, насколько я на вас не похожа. – Значит, ненавидишь меня за то, что я похожа на маму и папу, а ты – нет? – С какой стати мне ненавидеть тебя? Твоей вины в этом нет, ты же не просила тебя рожать. – Знаешь, они никогда бы не стали выбирать между тобой и мной. – Лорен сидела совсем рядом, но ее голос казался очень далеким. – Это не соревнование, Май. Они любят нас обеих. Майя вздохнула. Дайте уже ей спокойно съесть эту несчастную начинку! – Я не переживаю из-за удочерения. Я люблю маму с папой и все такое, просто иногда у меня возникают вопросы, ответить на которые могут только другие люди. – Типа Грейс и Хоакина? Майя пожала плечами. – Мне кажется, когда я говорю о таких вещах, они меня понимают. Глаза Лорен наполнились слезами. – Ох, Лор, – снова вздохнула Майя. – Ну в чем дело? Почему ты плачешь? Лорен вытерла глаза, но плакать не перестала. – Потому что… ты так сильно любила Клер, а потом взяла и оттолкнула ее из-за какой-то пустяковой ссоры… – Не пустяковой. – …А теперь у тебя есть новые брат и сестра, а мама в клинике, и… Я не хочу потерять еще и тебя! Ты моя старшая сестра. Мне все равно, откуда ты и как выглядишь, ты – моя, и все. Кроме тебя, у меня никого нет. – Лор, – тихо промолвила Майя, – ты не потеряешь сестру. – Ты всю неделю со мной не разговариваешь! – всхлипнула Лорен. – Даже не смотришь на меня. Ведешь себя так же, как с Клер! Майя на секунду задумалась, потом соскочила с высокого барного стула, подошла к сестре и обняла за плечи. – Я не… черт. Ладно. Я не ухожу из семьи, слышишь? Не ухожу, – повторила она, когда Лорен разрыдалась еще сильнее. – Я вас не бросаю, хотя мне нравится общаться с Грейс и Хоакином. Я даже не уверена, хочу ли увидеть свою биологическую мать, но в любом случае это не значит, что я тебя не люблю. Лорен шмыгнула носом. – Мне было бы легче поверить в это, если бы ты перестала смотреть на меня как на пустое место. – Ладно, извини. Просто меня выбесило, что ты начала писать Клер. Ты как будто… – Нарушила правила, понимаю. Пообещай, что скажешь мне, если решишь начать поиски. – Обещаю. – И больше не будешь меня игнорить. – А ты больше не будешь писать моей бывшей про мою личную жизнь? – Это было один раз! Хорошо, не буду. – Договорились. – Я тебя люблю, – прошептала Лорен. – Даже несмотря на то, что ты порой и ведешь себя как свинюка. – И я тебя люблю, даже несмотря на то что ты обзываешь меня свинюкой. Не слишком похоже на обмен извинениями, однако в два часа ночи, да еще когда мир вращается с головокружительной быстротой, это можно считать неплохим началом новой страницы, решили сестры. Хоакин Выходные начались для него не лучшим образом. В пятницу после уроков, когда он уже направлялся к дверям, из своего кабинета выглянула школьный психолог. – Хоакин, задержишься на минутку? – сказала она. Он покрутил головой по сторонам, проверяя, нет ли поблизости какого-нибудь другого Хоакина. Откуда она вообще его знает? Обычно школьный психолог занимается новичками и выпускниками, которые планируют поступать в колледж. Хоакин издалека видел кипу заявлений о приеме: народ активно готовился выпорхнуть из гнезда и начать следующий этап жизни. Какая ирония, подумалось ему, все стремятся поскорее покинуть дом, и только он один хочет остаться. – Я увидела это, – сказала психолог, когда Хоакин наконец оказался в ее кабинете и сел, не обращая внимания на развешанные по стенам плакаты, вдохновенно убеждавшие его: «Ты можешь!», – и, конечно, сразу же вспомнила о тебе. Подумала, тебе пригодится! – с улыбкой добавила она. Хоакин взглянул на протянутый ему лист бумаги. Распечатка из интернета, а статья, судя по дате, написана почти пять лет назад. Заголовок жирным шрифтом: «Как выйти из-под опеки. Полезные советы», и ниже: «Что необходимо знать об успешном взрослении… и не только!» Рядом с заголовком – рисунок ракеты. – Вспомнили обо мне, – повторил Хоакин, сдерживая не то смех, не то плач – странное чувство, распиравшее грудь, давившее на легкие. – Именно, – подтвердила психолог. – Ну конечно же. Хоакин прекрасно знал, что через три месяца ему исполняется восемнадцать, и в напоминаниях не нуждался. Он также помнил про льготы, полагавшиеся ему до двадцати одного года: пособие на жилье и питание, возможность получения стипендии, помощь в трудоустройстве. При всем том, однако, Хоакин буквально всю свою жизнь провел в системе, в которой обещанное никогда не выполнялось, так что он не собирался потратить следующие три года на погоню за Белым кроликом. Он всегда считал, что после школы сразу пойдет в армию, но теперь при мысли о том, что придется уехать из дома Марка и Линды, внутри у него все сжималось. Едва выйдя из кабинета психолога, Хоакин выбросил распечатку статьи в урну. Когда он пришел в закусочную на встречу с Аной, их обычная кабинка оказалась занята, к тому же повсюду бегали дети. Хоакину хотелось вывернуться из собственной шкуры, так тесно ему в ней было. – Я отказался от усыновления, – заявил он, как только официантка подала напитки. – Теперь можете кричать на меня весь оставшийся час. Глаза у Аны расширились, и все же она спокойно принялась снимать бумажную обертку с соломинки. – Я не собираюсь на тебя кричать, – сказала она нарочито ровным тоном. – Если таково действительно твое желание, меня это не огорчает. Я даже поздравлю тебя с тем, что ты наконец определился, чего хочешь. – Но? – Но, – продолжала Ана, – я сомневаюсь, что на самом деле это то, чего хочешь ты. Скорее, ты убежден, что этого желают Марк и Линда. Ты боишься их разочаровать и одновременно боишься, что сам в них разочаруешься, поэтому закрываешь тему, чтобы гарантированно избежать боли. – Моя боль меня не волнует, – возразил Хоакин. – Я боюсь причинить боль им. Я не знаю, как среагирую, поэтому… – он сделал отодвигающий жест. – Дистанцируешься? – подсказала Ана. Вместо ответа Хоакин взял свою соломинку и принялся стучать ею по столу, пока обертка не сползла гармошкой. Непонятно отчего ему хотелось задеть Ану, поругаться с ней. – Хотите знать, что я делал в прошлые выходные? – спросил он. – Разумеется, – ответила она с всегдашней невозмутимостью. – Общался с Грейс и Майей. Мы сидели в кофейне, и, пока были там, какой-то знакомый Грейс подошел к ней и обозвал шлюхой. – Хоакин с излишней силой воткнул соломинку в стакан. На лице Аны отразилось удивление. – Почему? – Понятия не имею. Я и спросить-то не успел, сразу прижал этого чувака к стене. – Хоакин до сих пор чувствовал ту пульсацию крови в руке, то удовольствие, которое испытал, напугав Адама так же, как тот напугал Грейс. – Мы не дрались. Я просто велел ему оставить мою сестру в покое, и он быстренько сдернул вместе со своим дружком. Анна глотнула лимонада. – Ты сказал «сестру»? Хоакин кивнул. – И что ты сделал потом? – Я… – Он нервно затряс ногой под столом – так и не избавился от этой привычки. – Убежал. – Куда? – На улицу. – А Грейс и Майя? – Побежали за мной в парк рядом с торговым центром. Я… у меня дрожали руки, я никак не мог унять эту дрожь.