Краснова застыла, а потом, медленно произнося слова, призналась: — Я так и знала, что этим кончится, — и повторила, — так и знала. — Откуда такая уверенность была? Варвара молчала, раздумывая над ответом, а потом решила признаться: — Помните, вы меня о ножике спрашивали? Я еще чего-то крутить пыталась, чтобы незамазанной остаться. Так вот, этот ножик мне Артем подарил, сказал, что это антикварная вещь — маленький морской кортик, будто бы он наследнику царя принадлежал. Врал, конечно. А потом, когда я его поперла отсюда, так он свой подарок обратно забрал — слямзил то есть. Просто зашел в мой кабинет и забрал. За это и огреб. Не только за это… Но тогда я ему сама пару раз по роже съездила — признаю. А потом, когда я узнала, что эта вещь замазана на убийстве, вот тогда Холодец его уже по-настоящему метелил. — Именно это я и предполагал, — произнес Павел, — а с той убитой в поселке девушкой что у него было? — Говорил, что завис на ней. Я-то ее тоже видала здесь. Сначала решила турнуть, а потом думаю, пусть. Мужики к ней липли, заказывали для нее напитки, а потом для себя… Как же это называется, когда специально обученные девчонки клиентов на бухло раскручивают. Не проституция… Специально слово такое иностранное есть. Как же? — Консумация, — подсказал Кудеяров. — Во! — обрадовалась подсказке Краснова. — Оно самое! Ну я и думаю, пусть отрабатывает. А потом она с Илонкой моей закорешилась. — Варвара Григорьевна — родная тетя убитой этой ночью учительницы Полуверовой, — объяснил Павел. — Да ладно! — не поверил такому совпадению Пономарев. — Увы, — вздохнула Краснова, — на свете, брат Горацио, есть… Но Кудеяров не дал ей показать всю глубину познаний зарубежной классической литературы. — Так что вам сказал Головкин, когда вы с Холодцовым проводили с ним воспитательную работу? — Он много чего сказал. Говорил, что теперь и сам в страхе будет жить, и даже не потому, что менты по кинжалу этому на него выйти смогут, но, главное, он скулил, что у нас в Ветрогорске убийца-маньяк обосновался, который мочит людей просто так, ради удовольствия. Сказал еще, что кортик тот оставил как раз этой, которую убили потом. — Вот так прямо и сказал? — встрепенулся начальник районного Следственного комитета. — Вы ничего не путаете? — Не путаю, потому у путаных путь один — в путаны, а я себя уважаю и всегда говорю правду. Артем не подарил, а дал ей на время, потому что она попросила ножик на время для самообороны. У нее был баллончик, но баллончик, сами понимаете, вещь ненадежная: можно на себя прыснуть и в доме пользоваться невозможно. В зал вошел Францев, покрутил головой и, увидев угловой столик, за которым сидела небольшая компания, направился к нему. Подойдя, снял с себя форменную куртку и положил на свободное кресло. Потом переложил на другое и сел на это место сам. — Можно докладывать? — спросил он и посмотрел на Краснову. Та поняла, что лишняя здесь, и поднялась. — Я пошла, — посмотрела на Николая, — а вам, товарищ подполковник, супчика принести? — Спасибо, но я питаюсь дома — так безопаснее, — ответил тот. Дождался, когда Варвара отойдет на достаточное расстояние, и открыл блокнот. — Приступаю к докладу. Итак, в соцсетях никаких зацепок. Вчерашние контакты убитой Полуверовой установлены. Несмотря на каникулы, она вчера была в школе. Свидетели утверждают, что подавленного состояния у нее не было, Полуверова даже пыталась шутить: правда, насколько это смешно, судить не мне. — А что за шутка? — решил уточнить Пономарев. — Да в учительской зашел разговор о нелегком труде педагога. Дескать, пашут-пашут учителя, а памятник им все равно никто не поставит. И тогда Батон… простите, учительница Полуверова сказала, что видит, каким должен быть памятник школьным учительницам. На высоченных шпильках, в кожаном белье и в маске толстая баба с плеткой в руках. Шутку не оценили. Короче, вчера она посетила магазин «Пятерочка», потом некоторое время находилась дома… А вечером отправилась сюда, в этот самый ресторан, где говорила со своей теткой — вам уже знакомой гражданкой Красновой о том, что ей необходимы импланты… Выпила два бокала алкогольного коктейля. Потом тетка довезла ее до своего дома, а Полуверова пошла домой пешком до своего трагического конца. — Так мы и так знаем это, — удивился Пономарев, — зачем нам это все рассказывать? — Так это присказка. А теперь сказка будет. Я вторично осмотрел место преступления уже после работы следственной группы, не поленился покопаться в мусорных контейнерах и почти час назад обнаружил орудие убийства. — Показывай! — приказал начальник районного следствия. — Что ж ты с самого начала не сказал, про какие-то импланты с коктейлями разглагольствуешь! — Так я вашим и отдал: они досмотр квартиры убитой делали, я поднялся и отдал пакет с вещдоком. Там был нож, стилизованный под стилет, его завернули в грязную ветошь, а потом спрятали в мешок с бытовым мусором. Кто-то мешок вынес на помойку, выбросил в контейнер. А убийца не поленился достать его и спрятать там. В таком бытовом мусоре никто копаться бы не стал, — поморщился участковый, — такая вонь стояла, что я не рискнул этот стилет сюда нести, отдал следаку, пусть они нюхают. — Ничего, они привычные, — вступился за честь мундира Пономарев, — и не такое дерьмо приходилось разгребать. — Теперь про сам стилет, — продолжил Николай, — похож на самоделку, но очень хорошего качества — длина клинка двенадцать сантиметров. — Не такой большой, — признал Павел, — а рукоятка? — Согласен, — продолжил Францев, — лезвие коротковато, но рукоять вполне мужская под широкую ладонь. А двенадцати сантиметров вполне хватает, чтобы убить человека, а тут еще прямо в сердце. Мгновенная смерть или почти мгновенная. — Я думаю, что мои парни уже сфотографировали орудие убийства и отправили специалистам, чтобы те установили производителя, — произнес Пономарев и посмотрел на Павла, который молча кивнул. Кудеяров посмотрел на участкового — удивился, что тот не сообщил ему о находке, покачал головой и произнес: — Отпечатков пальцев там не найдут. Мне кажется, что убийца специально оставляет нож в сердце жертвы. Скорее всего, убийца и в этом случае не является владельцем стилета. И даже если мы установим владельца, в чем я сомневаюсь, тот скажет, что потерял его. Но мы будем вынуждены задержать его и искать иные доказательства причастности к убийству. Мерой пресечения будет содержание под стражей: сначала два месяца, потом следствие попросит еще время… В конце концов, за уши притянем что-нибудь и отправим дело в суд. А в суде обвиняемого или оправдают, что, скорее всего, или назначат наказание без убедительных доказательств вины. И то, и то очень плохо: в первом случае оправданный человек потребует компенсацию и подключит средства массовой информации, а во втором мы поломаем жизнь невиновному. Этого не должно случиться. А потому в связи с тем, что сейчас в другом районе другие сотрудники занимаются убийством Головкина, я свяжусь с областным управлением следкома и скажу о необходимости объединения трех дел в одно, которое беру под свой контроль. — И это правильно, — согласился Пономарев и посмотрел на коньяк. Тут появилась девушка-официантка, которая несла поднос с супницей и тарелки с закусками. Стала выставлять их на стол. Францев повел носом и усмехнулся: — А у меня дома запахи получше будут. Так что пойду-ка я домой обедать, а то… Он стал надевать свою куртку и решил уточнить: — Артема Головкина, насколько понимаю, тоже ножом прикололи? Официантка вздрогнула и выронила поварешку, которая упала бы на пол, если бы Павел не поймал ее на лету. — Как вы сказали? — дрогнувшим голосом спросила девушка. — Артем Головкин, — повторил Францев, — который у вас недавно работал. Глаза официантки наполнились слезами, она закрыла лицо ладонями и бросилась прочь. — Вот это поворот! — воскликнул участковый. — Коля, — попросил Кудеяров, — догони, успокой и побеседуй. Узнай, почему такая реакция. Вернулся Францев не скоро, как раз к тому времени, когда, закончив трапезу, Пономарев доливал в бокальчики остатки коньяка. Францев не стал подходить, на ходу бросил: — Я домой обедать, четыре часа уже, жена волнуется. — А с девушкой что? — крикнул начальник районного следствия. — Обычное дело, — ответил Николай, — любовь у них была. — Надо же! — удивился Пономарев. — Какой у вас любвеобильный город. Может, и мне сюда перевестись. Сказал и сам испугался своих слов — вдруг сбудется. Подошла Краснова и объявила: — Господа, платить не надо: сегодняшний обед в честь нашего юбилея за счет заведения, и коньяк тоже. Когда вышли на улицу, Пономарев восхитился: — Какая очаровательная женщина! — У нее за спиной три ходки, — просветил коллегу Кудеяров. — С кем не бывает, — отмахнулся начальник районного следкома. Остаток дня прошел впустую, за исключением того, что Францев дозвонился до таксиста Саши и тот пообещал подъехать на следующий день. А еще Кудеяров с согласия начальства официально взял расследование под свой контроль. Три дела объединили в одно: хватило одного звонка и недолгого разговора с областным руководством. Обещали даже усилить группу парочкой оперов. Пообещали, но в самом конце разговора руководитель областного Следственного комитета произнес с некоторым сомнением: — Надеюсь, вы знаете, что делаете, потому что у районных следователей уже есть достаточно убедительная версия: Головкина убили его подельники, которые когда-то проходили с ним вместе по делу о квартирных кражах. Четыре человек получили по шесть-семь лет лишения свободы, и как раз сейчас они начали выходить. Обычная история: пацаны взяли все на себя, а организатор, который остался в стороне, не хочет им компенсировать потерянные годы. — Тут другое, — возразил Павел, — но пусть отработают, конечно. А что, если вдруг, как говорится. С заплаканной официанткой Кудеяров решил побеседовать сам. Девушка лежала на диване в комнатке без окон, приспособленной в качестве гардероба. Лежала, укрытая одеялом, и смотрела в стену, окрашенную в ядовитый розовый цвет. Подполковник юстиции подошел и, подвинув к дивану пластиковый стул, сел рядом. Кашлянул негромко, чтобы проверить, готова ли девушка к общению, но она молчала и не пошевелилась даже.