Часть 3 из 33 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— А еще и итальянский ресторан «Мама Рома», — продолжила Краснова, — а теперь эта именно точка — мой ресторан.
— Повезло тебе, — кивнул участковый, — хорошее заведение было. И дорогое для наших мест. А насколько я помню, ты, Варвара Григорьевна, откинулась шесть лет назад. Приехала сюда, встала на учет… Потом на пару лет пропала, вернулась еще беднее, чем была, и вдруг покупаешь «Вертолет»…
— А вы мои деньги считали? Я эти два года на нефтедобыче вкалывала — буфетчицей в далекой таежной глуши.
— Ну да, — согласился Францев, — как говорится, тайга — закон, медведь — хозяин. Короче, настрадалась ты выше крыши. Ну хоть деньги платили — и то хорошо. Вася-в-квадрате на тебя не выходил?
— Кто? — изобразила непонимание женщина.
— Василь Васильевич Кульков — он же Вася Кулек, он же Вася-в-квадрате, прозванный так за свои размеры, — спокойно объяснил Францев, — ты че мне дурочку включаешь?
— Я никого не включаю, — поморщилась Краснова, — я просто даю понять, что с прошлым завязала, у меня теперь другая жизнь. Кроме того, с гражданином Кульковым близко знакомой не была. Да и когда мне с ним… Когда на меня первый зоновский бушлат шили, на него еще, как говорится, только…
— Ты бы, Варя, помолчала лучше, — остановил ее Николай. — Кулек при мне с Романовым о продаже этого кабака договаривался, но тогда они не успели сделку закрыть, потому что срочно линять надо было обоим. Вот Вася и решил на тебя оформить… Знает, что ты не предашь и не кинешь. Кстати, как он там у себя в Портофине?
Женщина молча пожала плечами.
— А он знает, что у тебя тут наркотой торгуют?
— Клянусь мамой, гражданин начальник, не было такого…
— Мама твоя умерла три года назад; я сам в протоколе указал, что смерть некриминальная. Квартирка после ее смерти освободилась, и ты тут же прилетела из далекой таежной глуши, а точнее из города Пензы, где ударно вкалывала мамочкой в подпольном борделе.
Краснова выдвинула ящик стола, достала оттуда пачку сигарет и зажигалку.
— Ну да, был у меня сложный период в жизни, когда пришлось трудиться в сфере неофициальных услуг, но кому что плохого делала? Клиенты-мужики, местные и гости города, счастливыми уходили, девочки на учебу себе зарабатывали. Менты… простите, сотрудники правоохранительных органов тоже внакладе не оставались. И мы…
— И вы все вместе строили коммунизм в одном отдельно взятом городе, — продолжил Францев. — Ты мне лучше скажи, за что Холодец твой накидал твоему же Артему? Честно говори, чтобы потом тебя спецы не кололи с вопросами о том, что тут на твоей территории Артем наладил.
— Да ничего он не наладил, Николай Степанович! Они девушку не поделили. Да там такая девушка: сегодня с одним, завтра с другим.
Участковый кивнул, как будто не ожидал иного объяснения.
— Алевтина Черноудова? Так ведь?
Краснова достала из пачки сигарету, щелкнула зажигалкой и пожала плечами.
— А я знаю, как ее звали?
— Знаешь! — уверенно произнес Николай. — Ты даже знаешь, что ее убили сразу после того, как твой Сережа Холодец накостылял твоему же Артему.
Варвара выдохнула струю дыма, помахала ладошкой, разгоняя ее.
— А я-то здесь при чем? И мой ресторан? Мужики подрались из-за бабы… Только, насколько я помню, это было сразу после того, как ее замочили.
— А ты Артему, уже лежачему, с носка по челюсти въехала. За что такая жестокость? К той девушке приревновала? Или все-таки за наркоту?
— Ваша правда, Николай Степанович, — кивнула женщина, — за наркоту поганую. Попытался он… в смысле, Артем, через одного хмыря здесь сбыт наладить. Хододец его сразу взял, а тот и указал на моего водителя бывшего.
Францев посмотрел на часы:
— Как время летит! Уже обедать пора.
Он поднялся:
— Ну, будем считать, что профилактическая беседа проведена.
Он пошел к выходу, но у двери остановился и обернулся.
— А какой у тебя размер ноги? Дело в том, что Лене моей подарили сапоги итальянские — очень крутые, но с размером ошиблись. Можно было бы продать через магазин, но эти сапоги стоят столько, что у нас в городке вряд ли кто их подымет…
— С размером мне не повело, товарищ подполковник. У меня тридцать пятый. В магазинах если что стоящее появляется, то только больших размеров. У твоей Лены какой?
— Тоже маленький. А сапоги тридцать девятого ей привезли. Так что, если у тебя есть на примете такая подружка…
— У меня подружек нет.
— Разве? — удивился участковый. — А мне говорили, что тебя видели с «дунькой».
— Какой еще Дунькой? — не поняла рестораторша.
— У которой костяная ручка и гарда. Перо такое. У тебя его видели.
— А-а, ты про ножик. Врут твои осведомители. Так я с ножами не хожу. Во-первых, у меня масть другая, а во‐вторых, и это на самом деле главное, я завязала. И мой тебе совет, Николай Степанович, ты не очень щеголяй знанием фени. Не поймут тебя люди. Сейчас на ней никто не болтает. Будешь к нынешним уркам с таким базаром подъезжать — за клоуна тебя примут. А приблудины я не ношу и не храню. Так и передай следаку московскому. Ведь это он тебя ко мне отправил?
— Да он по своим делам к нам, а ко мне по старой дружбе завернул.
— Нет у него никаких личных дел: его Вика давно уже за другим замужем.
— Что ты вдруг про учительницу вспомнила? — удивился Николай. — Это было давно и неправда к тому же. Что ты всякие сплетни собираешь?
— Прости, Николай Степанович, само как-то вырвалось. Твоего дружка потом уже с другой под ручку видели.
— И про это тоже распространяться не надо, а то ведь Кудеяров и обидеться может — а он теперь большой человек: из его кабинета Колыму видно.
Францев вернулся в зал, подошел к стойке и посмотрел на буфетчицу.
— Что, твой муж продал свою «Газель»? Не вижу его фургончик.
— В аренду сдал, — ответила Алена, — так он сам с ней в аренду сдался. На каком-то складе товар берет и развозит по точкам. Зарплата неплохая, только приходится делиться с боссом, который его туда пристроил, на него договор со складом оформлен… — Женщина обернулась, чтобы удостовериться, что никто не подсушивает, и все равно перешла на шепот: — А Кудеяров-то по какому делу приехал?
— По личному, — так же шепотом ответил Николай.
— Так у его Вики с Уманским все хорошо, если он думает…
— Что вы все бабы такие дуры! — возмутился участковый. — Если личное, а не служебное, значит, речь о девушке. А он ко мне примчался, чтобы отдохнуть. Пока лед не встал, можно и на рыбалочку смотаться. На спиннинг, конечно, поздновато и холодно, но на донку ловить самое то.
Францев положил на стойку визитку:
— Позвони, если вспомнишь что.
Алена кивнула молча, потом оглянулась и быстро бросила:
— Если что-то узнаю, скажу, — и добавила негромко: — Не для вас это делаю — для вашего друга. Он моего Сашку от тюрьмы спас, когда все думали, что это мой дурачок Алика Ашимова [3] зарезал. Так что если уж не узнаю, то и никто вам больше помочь не сможет.
Он вышел за порог и прикрыл лицо ладонью: недолго пробыл в ресторане, но за это время поднялся ветер, который заметал мелкую белую крупу и остервенело бросал ее по сторонам. Николай поднял воротник куртки и огляделся — улица и площадь перед Домом культуры были пусты: для жителей городка очевидная такая перемена оказалась внезапной — теплый октябрь и ноябрь вдруг стали зимой. Хотя и эта крупа вряд ли задержится. Ничего не бывает надолго. Когда-то он, оттарабанив почти двадцать лет опером, чуть под суд не попал: слава богу, начальство статистику портить не захотело — отправило в область участковым, где он и собирался остаться и дождаться своей пенсии. Он сменил молодого и раннего, рвущегося на службу перспективного лейтенантика Пашу Кудеярова, который, как выяснилось, сам выследил и задержал двух убийц. Он тогда даже позавидовал парнишке, у которого было все впереди: и карьера, и вся жизнь. Тогда Францев и представить себе не мог, как изменится его жизнь, придет к нему то, о чем он и мечтать не мог, — любовь и счастье.
Теперь он спешил к жене, переполненный радостным ожиданием скорой встречи с любимой и с двумя маленькими людьми — дочкой и сыном.
Глава третья
Кудеяров позвонил Карсавину, и тот обрадовался.
— Ты здесь? Так давай прямо ко мне.
— Если только вечером: тут у меня дела.
— Ты случаем не по поводу убийства нашей Алечки?
— В том числе и по этому делу.
— Тогда тебе обязательно надо к нам заглянуть, потому что следствие проводилось абсолютно бездарно. Следователь какой-то странный — доверия не вызвал. Многие просто замкнулись, говорили потом, что он смотрел на них так, как будто они главные подозреваемые.
Шлагбаум был опущен, Павел вышел из салона и направился к будке охранника с тонированным стеклом, просунул в окошко руку с удостоверением и спросил:
— Разобрали, что там написано?