— Ну, — так же шепотом ответил Николай, хотя не понимал, кто звонит. — Это Алена Сорокина, — продолжила женщина, — у меня есть информация. — Ну, — повторил Францев, которому показалось, что за дверью в квартире кто-то вышел в прихожую. А буфетчица из «Вертолета» продолжала: — Хозяйка сегодня вышла в зал, и ей кто-то позвонил, и она сказала, что не может сейчас говорить. — Это все? — удивился участковый. — Нет, она еще сказала, что ее менты трясут и чтобы он сам решил вопрос с Артемом. — Кто должен решить? — Сережа Холодец. Ведь это он звонил. — Откуда знаешь? Она назвала его по имени? — Нет. Ну это и так ясно. — А почему я должен тебе верить? Открылась дверь квартиры, и на площадку выглянула Лена. Францев улыбнулся ей и шепнул: — Я тебя люблю. — Ой, — сказал голос в трубке, — а я вроде как замужем… — Да я это не тебе. Все! Спасибо за информацию. Если еще что будет, то звони сразу. Закончил разговор и повернулся к жене. — Как же я люблю твой борщ! — Ну-ну, — ответила Лена и махнула рукой, — заходи. На столе уже стояла тарелка с борщом: очевидно, что жена все-таки углядела его в окошко и ждала, прислушиваясь. — Алена Сорокина звонила, — сообщил Николай перед тем, как приступить к еде. — И часто она тебе названивает? — поинтересовалась Лена. — Да как появляется у нее достойная информация, так и сообщает. И не она одна — работа у меня такая, чтобы порядок везде был… А люди у нас наблюдательные. — И болтливые, — добавила жена, — уже весь поселок говорит, что снова Кудеяров прибыл, чтобы расследовать убийство девушки из «Ингрии», потому что опять маньяк начал орудовать. — Да какой маньяк! — возмутился Францев. — Вот всякий дурак талдычит то, в чем сам не разбирается. Там налицо бытовое убийство, только непонятно, кто его совершил. Всех знакомых погибшей проверяем… — Долго будете проверять, знакомых у нее много было. Вообще она любила хвостом покрутить. Я сама видела, как она осенью в «Пятерочку» заскакивала с писателем. Она показывала, что купить, а он все в тележку складывал. — Много чего накупил? — Много — немного, а на хорошую цену. Она ему пальчиком на вино французское показала, он и взял бутылку, а там цена под тысячу, если не больше. — Он человек не бедный и может себе это позволить. — Я за ними в очереди на кассу стояла, когда он расплачивался. На одной карте у него не хватило средств, и он даже растерялся. Но потом достал другую. А эта стояла рядом — вся такая скромная из себя… И еще говорит ему: «Иван Иванович, купите мне еще шоколадку по акции, пожа-алуйста…» — Он Иван Андреевич… Погоди, у него было две карты? — А что в этом особенно: у меня тоже две, одна, правда, кредитная. — Ничего, конечно, в этом нет. Так купил он ей шоколадку? — Взял и шоколадку, и что-то еще по акции. Она сразу отошла к выходу. Так он еще купил эти… даже неловко говорить… Короче, купил еще презервативы. Быстро схватил так и спрятал потом в бумажник. Стыдно, наверное, ему было при всех это покупать. Зачем ему, ведь пожилой человек? Ему лет пятьдесят уже, наверное. — Шестьдесят один год, — уточнил Николай, — но ведь любви, как говорят, все возрасты покорны. — Да какая это любовь! — возмутилась Лена. — Я эту убитую не знала. Разве что видела с писателем тогда да до того еще пару раз — теперь и не упомню, но про нее всякое рассказывали. Официально она нигде не работала, а на что жила, спрашивается? Собаками торговала, но на это не проживешь особо — так, чтобы по кабакам разгуливать, а она ходила в «Вертолет» и в другие заведения. Там романы крутила. Мужики за нее платили, а уж как она потом… — Борщ обалденный! — восхитился Францев. — Как и всегда, но сегодня он какой-то особенный. — А я в него немного белых грибов добавила, — улыбнулась жена. — А с кем она по кабакам шастала? — вернулся к теме участковый. — Да я откуда знаю — мы ж туда не ходим. Но, по слухам, она крутила с Артемом Головкиным, который был любовником Варьки — хозяйки нынешнего «Вертолета». За что Варвара приказала Холодцу избить Артема. — Я слышал про это. Но обоих молодцов я не знаю — они не местные. — А ты у Марины на рынке спроси. — У какой? Их там две: одна носками и трусами торгует, а вторая рассадой, цветами, грибами и фруктами из сада. И обе на контакт со мной не идут. — Которая носками — это Марина Теплушка, а вторая Марина Гогольшвиндер. Первая переживает, что на нее мужчины не клюют, вторая говорит, что ей мужики не нужны вовсе, потому что в свое время она ими объелась. И теперь для Гогольшвиндер самое важное — это дочка и внучка. — Надо же какая правильная! Непонятно только, зачем она в неурочное время на площади самогонкой торгует. А почему вдруг Гогольшвиндер? — Так она сама так выражается, когда происходит что-то ей непонятное, так говорит: «Это просто Гогольшвиндер какой-то!» Они с Варварой-кабатчицей были подружками с детства. Но потом их пути разошлись: одна ушла в большой общепитовский бизнес, а вторая на рынке торгует чужим товаром. Да и самогонку она не сама гонит, ей дают под реализацию, как и рассаду. Ты-то сам чего ее не штрафуешь? — Чтобы меня весь городок ненавидел?! На этом разговор о служебных делах Николая был завершен, но, когда отобедав, Николай подошел к Лене и наклонился, чтобы поцеловать любимую жену, она вдруг отстранилась и произнесла с улыбкой, но достаточно серьезным тоном: — Вот что я скажу тебе, любимый: привлекай-ка меня к оперативной деятельности. У меня времени много: я в декретном отпуске. Детей накормила, спать уложила и буду все анализировать. Я дедуктивный метод применять умею. Я в детстве очень любила детективную литературу: Шерлока Холмса всего прочитала, а потом и Агату Кристи, и про Перри Мейсона, и про патера Брауна… Всех уж и не упомню. — Конечно, буду привлекать: я даже не предполагал, что ты специалист не только по борщам! Францев шел по рынку вдоль рядов: народу почти не было, да и продавцы особой любовью к работе не отличались — многие из них отсутствовали. Но Марина, о которой говорила жена, стояла на привычном месте. Николай подошел и начал рассматривать выставленный ею товар: банки с маринованными грибами, консервированные патиссоны, помидоры, компоты, салаты, соленые огурцы и антоновские яблоки. — Привет, Марина, или как тебе привычнее — Гогольшвиндер? — Гогольшвиндер — это я для самых близких. А так я Марина Незамерзайка. Есть тут у нас еще одна Марина… — Теплушка? — проявил осведомленность Францев. — Которая носками и трусами торгует? Что-то не видно ее сегодня. — Как снег пошел, так она домой поспешила: рынок ведь неотапливаемый, и она тоже заранее не утеплилась. Вы, Николай Степанович, по какому вопросу ко мне? — Да я побеседовать пришел. Начальство требует, чтобы я тебя привлек за незаконную продажу алкоголя. — Штраф хотите мне выписать? — Если бы хотел — давно выписал бы. Но кто-то на тебя кляузы клепает, вот меня и вызвали в РУВД, чтобы я тебя провел по первому пункту статьи сто семьдесят первой. — А это что за фигня такая? — Это тебе, Мариночка, не фигня, а федеральный закон. По этой статье наказание — триста тысяч рублей и ограничение свободы на полгода. Но и это еще ничего, а вдруг начальство потребует пришить тебе двести тридцать восьмую, а там до двух лет общего режима… — И что теперь делать? — Не обидишься, если я проведу с тобой профилактическую беседу и выпишу тебе квитанцию штрафа в пятьсот рублей? Доложу начальству, что гражданка Ветрова встала на путь исправления. Да, кстати, ты про убийство девушки ничего не слышала? А то сказал бы еще начальству, что ты оказывала помощь следствию, и тогда они с меня слезут, я даже штраф выписывать не будут. Марина пожала плечами: — А что я могла слышать? Что все слышали, то и я слышала… Зарезали девушку в собственном доме. — Но она же вроде гуляла с Артемом, у которого был роман с Варварой. — Этого я не знаю. С Варей давно не общаюсь — у нас с ней ничего общего. — Ну, вы же по одной статье проходили: тебе — три года условно, а она на реальный срок поехала… — Так это по малолетке было: тридцать лет назад. Мы тогда нашу школу окончили — она тогда еще восьмилеткой была — и рванули в город: здесь работы не было. Я в техникум общепита поступила, Варька — в швейное ПТУ. Виделись мы с ней часто. Приехала она ко мне как-то с бутылочкой портвейна. Выпили мы ее, ну и развезло нас. Вечером по темноте пристали к одной студентке. Варька ей ножик приставила к горлу и заставила дубленку снять и цацки из ушей достать: обещала личико на лоскутки порезать. Через два дня пришли в нашу общагу менты с пострадавшей и начали по всем комнатам шарить. Вот так и взяли меня. Я Варьку и сдала. И три года условно получила за то, что ножом не угрожала, ничего не требовала, а просто рядом стояла. — Краснова всегда с ножом ходила? Марина кивнула: