Тетя Варя вглядывалась в темноту. — Судя по голосу, это наш местный полицейский. Иду, Алеша, иду! Через открытую дверь в сени Вера видела, как вошел молодой парень в штатском и еще двое. — Здравствуйте, Варвара Михайловна! — смущаясь, сказал Алексей. — Мы вообще-то не к вам, нам ваша гостья нужна. У Веры глухо ухнуло сердце — что-то случилось. Она поднялась и на ватных ногах пошла в сени. — Вы Вересова Вера Константиновна? — спросил один из сопровождавших Алексея мужчин. — Предъявите, пожалуйста, паспорт. Дрожащими руками Вера показала им паспорт. — Вам придется проехать с нами. — Куда? — В город, мы из Санкт-Петербурга. — А как вы меня нашли? — тупо спросила Вера. — Ах да, через местную полицию. — Собирайтесь, Вера Константиновна, время дорого. — Но вы можете, по крайней мере, мне сказать, в чем меня обвиняют? — Вас пока ни в чем не обвиняют, а будут допрашивать, как свидетеля. — Но что случилось? Объясните же! — Хорошо. Это ваша машина, «Жигули»? — Он назвал номер. — Да моя, вернее, моего мужа, но я несколько лет ездила на ней по доверенности. Что-то с машиной? — А вам знакома такая Людмила Шитова? — Да, это… это любовница моего мужа, они собирались пожениться. Она попала в аварию, когда ехала на машине? — Поехать она, собственно, не успела. Когда она включила зажигание, раздался взрыв, взорвалась ваша машина и еще две рядом. Жертв, кроме Шитовой, больше не было. — Она умерла? — спросила Вера не своим голосом. — На месте. — Это несчастный случай? — Да нет, эксперты обнаружили в машине остатки взрывного устройства. А теперь поехали, гражданка Вересова, ночь на дворе. В машине Вера молчала, опера тоже не тревожили ее вопросами. Сначала Вера переживала, что машину все-таки могла взять дочь именно в этот день, потом, что рядом в сгоревших машинах могли быть люди, и только в конце пути на подъезде к городу до нее дошло, что полиция, да и муж тоже считают, что это она подсунула в машину бомбу, чтобы отомстить своей сопернице. Ведь она сама отдала мужу ключи от машины. Господи, что же теперь делать! Опера привезли Веру в полицию поздно ночью и там же допросили, чтобы два раза не ездить. Вера честно рассказала им, почему она уехала в Лугу и какие чувства она испытывала к покойной Людмиле Шитовой. Но опера больше расспрашивали про машину, когда она последний раз на ней ездила и не давала ли ключи посторонним. Вера припомнила, что на машине она ездила довольно давно, когда перед именинами тридцатого сентября покупала продукты к праздничному столу. — И послушайте, я понимаю, что вы мне не поверите, когда я скажу, что ничего не понимаю во взрывных устройствах, у меня нет никакого специального образования, полиграфический техникум — и все. Но до тридцатого сентября я и слыхом не слыхивала ни о какой Людмиле Шитовой, муж сказал мне про их отношения именно тридцатого сентября. А после тридцатого я к машине не подходила, сторож на стоянке может подтвердить. В конце концов, опера ее отпустили не потому, что поверили, а потому что у них в голове не укладывалось, как может немолодая домохозяйка извести соперницу посредством взрывного устройства в собственной машине. Не было в их практике такого случая — и все тут! Домой Вера добралась под утро. Она открыла дверь своим ключом, гавкнул Мак спросонья. На шум вышел муж, небритый, помятый, но одетый, видно, так и заснул на диване в гостиной. — Здравствуй, Виктор, я только что из полиции. — Тебя отпустили? — удивился он. — А почему меня должны были задержать? — в свою очередь, удивилась Вера. — Тебя отпустили, несмотря ни на что? — не слушая, повторил он. — Виктор, опомнись, ты что думаешь, что это я подложила бомбу в машину? Даже полиция не поверила, а ты меня знаешь столько лет! — Я не знаю, что я должен думать. Ты отдала мне ключи, она села в машину и взорвалась. Машина твоя, а ее ты ненавидела. — Значит, ты и правда так думаешь… — задумчиво проговорила Вера. — А знаешь, чего я тебе никогда не прощу? Не того, что ты меня бросил, и не того, что собирался привести в эту квартиру свою девку и спать с ней в моей постели. А вот этого, что ты поверил, что я могла ее убить. Я бы про тебя ни во что такое не поверила. И сказать еще? Я рада, что она умерла. Я в этом не виновата, но я рада. Не потому, что я ее ненавидела, много чести. А потому, что тебе теперь так же плохо, как мне. Надежда шла по улице, с любопытством оглядываясь по сторонам. Ее давняя приятельница с работы собралась покупать квартиру и попросила Надежду поехать с ней и посмотреть, потому что район, где находилась квартира, Надежда хорошо знала, когда-то жила там несколько лет. Квартира приятельнице не понравилась, и она умчалась по своим делам, а Надежда решила пройтись, не спеша, по улицам и посмотреть, как все изменилось, а то когда еще сюда попадешь. Была середина октября, бабье лето в этом году позднее, погода располагала к прогулке. Улица называлась Курляндская. А вот и дом, где они жили семь лет с первым мужем и маленькой Аленой. Как много прошло времени с тех пор, Алена уже взрослая, сама мама, у нее, Надежды, есть внучка Света пяти лет. Вот в этом скверике они гуляли с Аленой совсем маленькой, а через эту дыру в заборе они проходили в Аленин садик. А школа по другую сторону двора, но Алена в нее не ходила, потому что они переехали. С мужем Надежда развелась, и они разменяли квартиру. Перед ее мысленным взором промелькнули семь лет жизни здесь, в этом районе. Особенно вспоминать было нечего — в ее жизни тогда было мало хорошего — сначала легкое недоумение оттого, что они с мужем оказались такими разными, потом, после рождения ребенка, от усталости и бессонных ночей накопилось раздражение, потом пошли ссоры, а последний год они прожили рядом как посторонние люди, даже не ругались. Да, вспомнить-то оказалось нечего. Муж Надежды вскоре после развода женился, на этот раз удачно, а Надежда ждала пятнадцать лет, пока не встретила своего, настоящего. Шестой год она замужем и живет счастливо, о другом муже и не мечтает. Навстречу Надежде шла молодая женщина, рядом на трехколесном велосипеде ехал мальчик лет четырех. «Как похожа на Любу! — подумала Надежда. — Те же светлые волосы, нос курносый, веснушки, крупная, но не толстая. Это потом Люба располнела, а когда мы с ней вместе гуляли с девочками маленькими, она как раз такая была. Да ведь это, наверное, и есть ее дочка, по возрасту подходит». — Маша! — закричала Надежда. Женщина обернулась. — Машенька, ты меня не помнишь, я Аленина мама, вы в садик вместе ходили, когда мы здесь жили, хотя столько времени прошло… — Помню Алену, — слабо улыбнулась Маша, — здравствуйте, тетя Надя. — А вы так здесь и живете? Ты сама мамой стала, у Алены тоже дочка, а как мама, Люба-то как? У Маши по щекам покатились крупные слезы, она их не вытирала. — Мама умерла. — Да что ты! — ахнула Надежда. — Когда же? — Завтра будет две недели. — А как же все случилось? Она что, болела? — Нет… шла вечером, не поздно даже, кто-то в лифте ударил ее по голове, наверное, деньги отобрать хотели. Только не взяли сумку, видно, спугнул их кто-то. А потом сосед с шестого этажа подходит к лифту, а мама там… Пока «Скорую» вызвали, пока довезли, она в дороге умерла. Надежда, потрясенная, молчала. — Господи, кошмар какой, что на свете делается! Как же ты теперь? — Муж работает, я работаю в роддоме на Огородникова. — Там, где мы с мамой вас рожали. — Да, Гриша в садик ходит тот же самый. Приходите, тетя Надя, на сорок дней маминых. — Приду, позвоню накануне и приду. У вас телефон тот же? — Да, не менялся. Надежда поцеловала маленького Гришу и пошла на троллейбус. Гулять ей расхотелось. Она ехала в метро и вспоминала Любу. Простая милая женщина, всегда была веселой, не унывала. С образованием у нее, конечно, было не очень, приехала из деревни, здесь вышла замуж, мужу дали комнату. Познакомились они с Надеждой в роддоме, так получилось, что обеим пришлось там пролежать две недели. Потом оказалось, что живут они в соседних домах, так и встречались во дворе да в скверике. У Надежды с кормлением грудью было не очень, на всю жизнь запомнит она этот кошмар, а через три месяца молоко и вовсе пропало. А у Любы молока было на троих детей, поэтому она просто велела Надежде приносить Алену днем к ней домой. Так Надежда и таскала ребенка несколько месяцев, благо дома рядом. И выходит, что Маша с Аленой молочные сестры. Вера, Надежда, Любовь… Да, была еще Вера тоже там, в роддоме. Доктор Алексей Иванович не уставал удивляться такому совпадению. И у всех троих были девочки. С Верой Надежда дружила долго, только последние несколько лет перестали они перезваниваться. Муж у Веры разбогател, и как-то стали они вращаться в разных плоскостях. Пожалуй, Вера и не знает, что Надежда замужем. — Позвоню-ка я Вере, — решила Надежда, — расскажу про Любу, поболтаем, может, легче станет на душе. А то сердце не на месте. Какая ужасная смерть! Надежда открыла дверь своим ключом. Пока она возилась с дверью, из прихожей слышался какой-то шум и возня. Все ясно: кот опять устроил какую-то пакость! Так и есть: обои у дверного косяка были ободраны, и пол усеян маленькими клочками. — Ну какой негодяй! — простонала Надежда. — Ведь недавно коридор поклеили, несколько месяцев всего. Она проскочила в комнату, где огромный рыже-полосатый кот с белыми лапами лежал на диване и делал вид, что спит. — Не притворяйся, паршивец! Я все равно видела, что ты драл обои. Бейсик, я с тобой разговариваю!