Тяпа вырвался из ее рук и отбежал в сторону с рычанием. Глаза Зинаиды были закрыты, и в тусклом свете лампочки в лифте Надежде показалось, что Зинаида неестественно бледна. Она присела на корточки и попыталась поднять Зинину голову. Капюшон старой куртки тяжело плюхнулся на пол. Он был полон крови. — Господи, помилуй! — прошептала Мария Петровна, — Надя, пульс пощупай. — Да нет его совсем. Открылась дверь квартиры на первом этаже, осветила площадку. Рядом с лифтом валялась Зинаидина сумка, Надежда в темноте ее не заметила, а лампочка на площадке первого этажа была разбита. Дальше началась суматоха. Приехала «Скорая», потом полиция. Зинаиду отвезли прямо в морг, сделать уже ничего было нельзя. Тяпа очень лаял на полицейских, поэтому Марию Петровну с ним отпустили, а Надежду еще долго держали на площадке, пока она не взмолилась. Тогда их участковый, Павел Савельич, спросил разрешения, и Надежда пешком потащилась наверх, потому что в лифте работали криминалисты. Злая на весь мир, Надежда позвонила в дверь своей квартиры. — Кто там? — спросил муж за дверью. — Открывай скорее! — заорала Надежда, потеряв терпение. Дверь открылась, на пороге стоял муж с газетой в одной руке и с котом в другой. — Почему ты не звонишь своим звонком? — поинтересовался муж. — Если бы позвонила, как мы договаривались, два коротких звонка, я бы открыл, не спрашивая. Надежда молча прошла в коридор и плюхнула сумку на пол. Муж стоял на пороге комнаты очень аккуратный, в домашней куртке и тщательно отутюженных брюках, и хоть Бейсик явно предыдущие полчаса провел у мужа на коленях, следов рыжей шерсти на брюках почему-то не наблюдалось. Надежда заглянула в комнату. Там было прибрано, все так, как она оставила, когда уезжала вчера на дачу, горел только торшер у кресла, где муж читал газеты. На диване Надеждин муж Сан Саныч лежал днем, только когда болел. — Так что случилось, Надя? — Сан Саныч опустил наконец кота на пол, и Бейсик с живейшим интересом принялся обнюхивать дачную сумку. — Зинаиду с девятого этажа в лифте убили! — с маху брякнула Надежда. — А ты тут при чем? — Мы с Марией Петровной ее обнаружили. Какой-то парень по голове стукнул и убежал. — А за что? Насколько я понимаю, денег у нее никогда не водилось. — Вот именно, — подтвердила Надежда, и у нее где-то в области желудка шевельнулось неприятное чувство. — Ты устала, Надя, — спохватился муж, — я сейчас ужин разогрею, а ты пока душ прими. — Нельзя, — вздохнула Надежда, — сейчас менты придут, допрашивать меня будут. Сан Саныч поморщился при слове «менты», он никогда не употреблял жаргонных словечек и не любил, когда Надежда это делала. Надежда переоделась, причесала волосы, а потом пришел Павел Савельич и позвал ее в соседнюю квартиру к Марии Петровне на допрос. Надежда с радостью согласилась идти, так как не хотела, чтобы муж слышал, что она расскажет полиции. С допросом покончили довольно быстро. Надежда с соседкой рассказали все, как было, а на вопрос, почему они задержались на улице и не поехали вместе с Зинаидой, Мария Петровна ответила, что Тяпа, как всякая собака, не любит пьяных и стал бы лаять и рычать на Зинаиду, вот они и решили подождать. Описывая вышедшего из парадной парня, Мария Петровна и Надежда немного разошлись в показаниях. Соседка утверждала, что это совсем мальчишка, подросток, такой он был худенький и щуплый. А Надежде казалось, что парень постарше. Она толком не могла объяснить почему и надолго задумалась. — Понимаете, походка у него была не мальчишеская такая разболтанная, а вот… вышел человек из подъезда и пошел с целью, а не просто так, уверенно пошел, по-деловому. Подростки так не ходят. Опер с сомнением покачал головой, но ничего не сказал. Дома муж ждал объяснений. — Надежда! — строго начал он. — Почему ты опять возвращаешься с дачи затемно? Ведь я же просил тебя не ездить одной так поздно. — Где же поздно, Саша? Мария Петровна с Тяпой гуляет в десять утра, в три и в девять вечера. Значит, было минут двадцать десятого, совсем не поздно. Это меня потом полиция внизу задержала. — И потом, — продолжал он, — мы же договорились, что ты будешь звонить от метро, я тебя встречу. — Я звонила, тебя дома не было, — быстро соврала Надежда и попала в точку. Муж поверил, но все равно рассердился. — Ты понимаешь, что на месте Зинаиды могла быть ты! — закричал он. — Кругом такое хулиганство, разгул преступности, а ты ходишь одна в темноте. «Возможно, он гораздо ближе к истине, чем думает», — пронеслось в голове у Надежды, а вслух она сказала ласково: — Сашенька, не волнуйся, я же не пошла одна в парадную, а дождалась Марию Петровну, а Тяпа у нее хоть и маленький, но все же собака, гавкнуть может. И давай скорее ужинать, а то поздно уже. Надежда проснулась среди ночи. На сердце было тяжело. Сначала она подумала, что это от съеденного накануне слишком поздно плотного ужина, но все было гораздо хуже. «Это меня хотели убить! — металось в голове. — И убили бы, как Любу. Та же история — стукнули тяжелым по голове и затащили в лифт. Только у Любы в доме лифт старый, двери не автоматические, поэтому убийца должен был вместе с Любой в лифт сесть, а у нас двери лифта открываются автоматически, поэтому Зинаиду внизу стукнули, кнопку в лифте нажали, а сам он выскочил». «Не может быть!» — ответила она самой себе. «Все так и есть, — ответил невидимый оппонент в мозгу, — кто-то сидел между лестничными площадками у окна второго этажа и караулил, когда я пойду к парадной. Увидел меня и побежал вниз, к лифту, значит, в окно он в это время не смотрел и не заметил, как я свернула в кусты. А Зинаида шла прямо под домом, ее из окна второго этажа не было видно. Лампочка на площадке разбита, на мне была старая дачная куртка и капюшон надет, потому что дождик накрапывал. У Зинаиды тоже куртка с капюшоном…» Мысли Надежды приняли совершенно другой оборот. «Как же я одеваюсь, если меня можно перепутать с последней пьяницей?» «Что же мне, по грязным электричкам в хорошем пальто болтаться? — огрызнулась она самой себе. — Сейчас осень, дожди, в поезде одни садоводы. Такие же, как я. Но вообще-то неприятно». «Позвоню завтра Маше, Любиной дочке, узнаю, нет ли новостей о Любиной смерти, может, убийцу уже нашли? Хотя маловероятно, и того, кто Зинаиду убил, тоже не найдут». — Надя, что ты сегодня такая беспокойная? — сонно пробормотал муж. — Вертишься, Бейсику спать мешаешь. «Ему лишь бы Бейсику никто не мешал!» — в обиде подумала Надежда, но в глубине души она знала, что не права, что муж очень беспокоится за нее, потому что первая его жена умерла, он тогда очень переживал и знает, как это тяжело. А она, Надежда, вечно впутывается во всякие истории, как тогда на работе три с половиной года назад, когда в институте, где она проработала много лет, вдруг начали загадочно умирать люди. Конечно, Надежда со своим приятелем Валей Голубевым не могли остаться в стороне и сами взялись за расследование загадочных убийств. А в результате Надежда чуть не погибла у проходной собственного института. Тогда от страха она сделала огромную глупость — обо всем рассказала мужу. Муж ужасно за нее испугался и, как всякий мужчина в подобном случае, устроил грандиозный скандал. Поэтому Надежда дала себе слово никогда больше мужу ничего не рассказывать, а со своими неприятностями разбираться самой. А сейчас надо скорее заснуть, ведь завтра рано на работу. И уже перед глазами, как всегда перед наступлением сна, поплыли какие-то образы, дома, люди, но вдруг одна страшная мысль заставила Надежду сесть в кровати. Вера, Надежда, Любовь… Ведь это все взаимосвязано: сначала убили Любу, потом покушались на Веру, ведь именно для этого заложили в ее машину взрывное устройство. А потом наступила очередь Надежды. И кому же это интересно понадобилось убивать трех немолодых женщин? — Чушь какая! — сказала Надежда вполголоса. Муж проснулся и посмотрел на нее внимательно: — Не спится? Болит что-нибудь? — Так, мысли разные. Все Зинаида мертвая перед глазами стоит. Сан Саныч взбил ей подушку, обнял, укрыл одеялом и даже — неслыханно! — выгнал с дивана Бейсика. «Наконец-то сообразил», — успокоенно подумала Надежда и заснула, прижавшись к его теплому боку. Назавтра вечером, когда муж Сан Саныч ушел читать лекции на курсы пользователей персональных компьютеров, Надежда позвонила Маше, Любиной дочери. Вспомнив о матери, Маша заговорила сквозь слезы. Конечно, никого из этих хулиганов не нашли. — Голову ей разбили чем-то тяжелым. И ведь ничего не взяли, сволочи, — Маша замолчала, чувствовалось, что она борется с подступившими к горлу рыданиями. — Просто так, просто так ни за что убили человека… И откуда берутся такие подонки? Матерей у них не было, что ли? Господи, как жить! И таких случаев много, очень много. На работе у нас в роддоме так же бессмысленно женщину одну убили. Клавдию Васильевну, медсестру. Она уже на пенсии была, но подрабатывала. А тут не выходит на работу, ей звонят домой, дежурство у нее, если заболела — нужно предупреждать, чтобы подменили. А родственники сами волнуются, говорят, с дачи не вернулась. Искали-искали, только через неделю нашли в пожарном водоеме на полпути от дачи к станции… Сначала думали — плохо стало, упала, а вскрытие показало, что задушили ее, а потом мертвую в воду бросили. И тоже ничего не взяли, да и брать-то особо нечего было, но даже и кошелек с деньгами, уж какие там были, и то в кармане остался, не тронули. — Клавдия Васильевна? Полненькая такая, роста маленького, голосок тонкий? — Ну да, голос писклявый, маленькая, толстушка. А вы ее знали, тетя Надя? — Да вроде как знала. Когда мы с твоей мамой в роддоме лежали, она у нас детской сестрой была. Клава, фамилию не помню, конечно. А доктор Алексей Иванович как поживает? — Алексея-то Ивановича уже нету, лет пять назад как умер, мы с мамой и на похоронах были. Такой доктор хороший и человек редкостный… Инфаркт у него был. — Да что ты? Жалко как, золотой человек был. Ты скажи, Маша, у вас в роддоме старые дела, истории болезни или как они там называются, долго хранятся? — Хранятся-то они долго, да только и тут у нас ЧП было. Кто-то ночью в архив влез и часть документов украл. Понятия не имеем, зачем ему это понадобилось? Видно, шпана, хулиганье. Нянечка дежурная видела, как подросток оттуда убегал. — А много документов пропало? — Да все папки за один год. — За какой? — Голос Надежды задрожал от волнения. — За девяносто первый. А что? Ой, как раз год моего рождения… — Да, твоего и Алены моей. Год, когда мы все познакомились, — я, мама твоя, Вера, Софа… После разговора с Машей Надежда уже не сомневалась, что все трагические события последних дней взаимосвязаны. Любу убили, медсестру Клаву убили. Ее саму и Веру явно пытались убить, и по случайности, которую язык не поворачивается назвать счастливой, вместо них погибли два других человека. Правда, рассматривая все происшедшее с точки зрения «высшей справедливости», можно было бы сказать, что женщина, погибшая вместо Веры, наказана за собственную жадность и хищничество, а о пьянчужке Зинаиде никто особенно не горевал, но кто может взять на себя смелость решить, что один человек ценнее другого и более достоин жизни? Такая постановка вопроса может далеко завести, и от нее прямая дорожка ведет к печам концлагерей… Но, так или иначе, погибли, по крайней мере, четыре человека, пропали документы, связанные с годом и местом рождения ее дочери Алены, и неизвестный убийца наверняка не остановится на достигнутом. Он уже ошибся один, нет, два раза, но будет продолжать начатое и, судя по тому, как обильно собирает он свою кровавую жатву, постарается добраться до них с Верой и до остальных. Как бы то ни было, явно нужно было встретиться с Верой, вспомнить все события далекого девяносто первого года и подумать сообща, что же происходит, какие тучи над ними собираются и как им выпутаться из свалившихся на них неприятностей. Не откладывая дело в долгий ящик, Надежда набрала телефон Веры. — Вера, нужно встретиться, — сказала она не терпящим возражений тоном. — Ну, приезжай завтра ко мне, — со вздохом согласилась Вера. — Угол Суворовского и Таврической, наискосок от музея Суворова. Подъезд прямо с угла, скажешь, что в пятнадцатую квартиру. — Жди меня к пяти, я из института, тут рядом, пешком дойду.